Книга Счастливый билет - Маурин Ли

Еще несколько девушек, подобно Лиззи и Мэри, ждали своих постоянных кавалеров, тогда как остальные готовы были удовлетвориться любым янки, который пригласил бы их на свидание и дал возможность хорошо провести время.

У американцев были не только деньги и товары, достать которые в живущей на осадном положении Британии было практически невозможно. Они отличались потрясающей щедростью и неизменно веселым расположением духа. Большинство янки были молоды и привлекательны, но даже те, кто был постарше и не мог похвастаться красотой, выглядели очень эффектно в аккуратной, пошитой из дорогой ткани военной форме, а уж акцент кинозвезд придавал им обаяние, которым не отличались английские парни.

Хэнк, кавалер Лиззи, служил капралом в финансовом управлении. Он мог выбираться в Ливерпуль три-четыре раза в неделю, и тогда Лиззи становилась его «девчонкой», как он выражался. Его выбеленные солнцем волосы были почти белоснежными, а здоровый золотисто-коричневый загар после английской зимы уже начинал тускнеть. Они с Лиззи были почти одного роста, особенно когда та надевала туфли на высоких каблуках. Там, в Штатах, отец Хэнка был фермером, и с самого детства Хэнк привык скакать на лошади и перегонять отары овец, как настоящий ковбой. Однажды он показал Лиззи фотографию, на которой был снят в крапчатом шейном платке, настоящем «стетсоне»[14], верхом на своей любимой кобыле, Цыганке. Он выглядел точь-в-точь как Рой Роджерс[15], только моложе.

Лиззи, которая до сих пор видела только старых, изможденных кляч, запряженных в тележки угольщиков или старьевщиков, разъезжавших по Бутлю, была поражена — Цыганкой, Хэнком и американцами в целом.

Как-то вечером Хэнк предложил ей выйти за него замуж. Лиззи согласилась. Она сочла это грандиозным розыгрышем. Разумеется, сказал Хэнк, ему придется заручиться разрешением капитана. А тот, не исключено, пожелает побеседовать с Лиззи и ее родителями, учитывая то, что она такая молоденькая, раз ей еще нет семнадцати и все такое прочее.

Лиззи предложила немного подождать.

— Давай посмотрим, какие чувства мы будем испытывать друг к другу через шесть месяцев, — сказала она, гордясь таким взвешенным ответом. Во всяком случае, это было намного лучше, чем признаться в том, что ни о каком замужестве не может быть и речи, поскольку ей всего-то тринадцать лет!

Впрочем, предложения руки и сердца удостаивались многие девушки, а некоторые — даже по четыре-пять раз. По большей части они не получали никаких известий от своих будущих мужей, как только тех переводили на другое место службы или когда мужчины «добивались своего», как горько замечали девушки, прекрасно зная, что их прежние кавалеры отправлялись в Манчестер, чтобы кружить головы и предлагать руку и сердце другим невинным простушкам.

Лиззи не была настолько наивной, чтобы принять предложение Хэнка всерьез. Кроме того, она не собиралась хранить ему верность. В те вечера, когда он был занят, она по-прежнему приходила на Сентрал-стэйшн и крутила романы с другими солдатами. Лиззи пользовалась большой популярностью, и Мэри радовалась тому, что остается ее подругой, поскольку солдаты почти всегда приходили парами, а это означало, что ее с Лиззи неизменно выбирали первыми.

Иногда они отправлялись в дансинги — «Риалто» или «Рисиз», и Хэнк (или другой солдат или летчик, с которым Лиззи выпадало провести вечер) так тесно прижимался к ней, что между ними нельзя было бы просунуть и спичку.

«Как все это романтично», — думала Лиззи по утрам на уроках в школе, задумчиво глядя в окно и сводя учителей с ума, особенно когда те пытались поймать ее и внезапно спрашивали о чем-то. Но все заканчивалось одинаково: хоть Лиззи и выглядела так, словно унеслась мыслями куда-то далеко-далеко, и уж во всяком случае намного дальше школы, она все равно знала любой предмет гораздо лучше, чем большинство учеников.

Новое оранжевое платье явно пришлось Хэнку по вкусу. Он заявил, что Лиззи выглядит «просто клево», и они под ручку вышли с Сентрал-стэйшн, не обращая внимания на старую бедную Джорджи, которая неловко пристроилась у дверей мужского туалета, подмигивая каждому солдату, который входил в него.

Лиззи и Хэнк, Мэри и Клиффорд — у янки были такие смешные имена — направились в «Трокадеро», чтобы посмотреть «Унесенных ветром», кинокартину, которую они видели уже дважды. Она навевала на Хэнка тоску по дому, но Лиззи обожала каждую минуту этого фильма, особенно конец. Ей казалось невозможным, что плантаторский Юг и Чосер-стрит существуют на одной планете.

Лиззи установила строгое правило и неукоснительно придерживалась его: никаких объятий во время сеанса. Она не хотела пропустить ни одного эпизода, особенно когда речь шла об «Унесенных ветром».

Хэнк говорил о Гражданской войне так, словно она закончилась только вчера. Складывалось впечатление, что для него она была более реальной, чем та война, в которой он участвовал сам. Он сказал, что Лиззи — вылитая Вивьен Ли, разве что глаза другого цвета.

— Проклятые северяне! — ворчал Хэнк себе под нос. — Ниггеры — это отбросы общества. Можешь мне поверить, на ранчо моего отца с ними не обращаются, как с равными.

Лиззи уже заметила, что чернокожие янки предпочитали держаться вместе и никогда не смешивались со своими белыми «товарищами». О последних говорили, что они имеют привычку поколачивать черных парней, заприметив их в обществе белых женщин.

После кино они заглянули в кафе «У Лиона» на чашечку кофе. Несмотря на затемнение, центр Ливерпуля кишел людьми. В последнее время сирены воздушной тревоги звучали все реже.

Посетителями кафе были почти исключительно янки со своими подружками. Немногочисленные англичане поглядывали на них с завистью. Какой-то солдат в неряшливом полевом обмундировании, сидевший за соседним столиком, с восторгом ткнул пальцем, указывая на подогнанную по фигуре парадную форму Клиффорда.

— Ты, наверное, капитан, приятель? — полюбопытствовал он.

— Нет, дружище, я — такой же капрал, как и ты, — ответил ему Клиффорд.

Создавалось впечатление, что янки все до единого знакомы друг с другом. Нимало не смущаясь, они громко переговаривались через столики. Янки были самоуверенными, состоятельными и щедрыми.

Через полчаса Хэнк и Лиззи поднялись, чтобы уйти.

— Увидимся в половине двенадцатого на трамвайной остановке, — прошептала Мэри, когда они проходили мимо.

— Ладно, — отозвалась Лиззи.

Когда они зашагали вверх по Скелхорн-стрит, Хэнк обнял ее за плечи, и они свернули в какой-то темный, вымощенный брусчаткой переулок, где принялись искать пустое парадное. Те парадные, мимо которых они проходили, были уже заняты обнимающимися и вздыхающими парочками, слившимися в жарких поцелуях.