Книга Копье судьбы. От Голгофы до падения Рейхстага - Тревор Равенскрофт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но сильнее всего фон Мольтке поразило сходство задач, которые решали папы IX века и современные генштабисты. Папы старались сохранить баланс сил между Востоком и Западом, чтобы тем самым обеспечить существование своего престола. Точно так же высшее командование Германии, поколение за поколением, заботилось о судьбах Центральной Европы, которая была ареной противостояния двух разных и потенциально враждебных цивилизаций Востока и Запада. А начальник Генерального штаба и его подчиненные отдавали все силы выполнению плана Шлиффена, предполагавшего войну на два фронта, а значит, титаническую борьбу, от которой зависело само существование фатерланда.
Такие, основанные на трансцендентных видениях, выводы фон Мольтке могут показаться малоправдоподобными. Но его знали как человека безукоризненной честности, не способного ни на какие пустые выдумки. Он утверждал, что его сознание в течение всего периода нового состояния его разума было яснее и восприятие острее, чем повседневное сознание чувственного мира, и говорил о самом сильном за всю его жизнь ощущении правдивости и реальности происходящего.
Узловым пунктом этого трансцендентного эксперимента Гельмута фон Мольтке было Копье Судьбы. Несколькими месяцами раньше, находясь в Вене, он пришел в Хофбург, чтобы посмотреть на него.
Фон Мольтке вошел в сокровищницу в сопровождении начальника австрийского Генштаба генерала Конрада фон Хотцендорфа, своего старого друга. Прогуливаясь по залам, они обсуждали взрывоопасную международную ситуацию, состояние вооружений и вероятность начала войны. Хотцендорф утверждал, что фактическая, организованная Британией, Францией и Россией блокада говорит об их стремлении подчинить себе немецкоговорящие народы и что война неизбежна.
Как раз в это время два генерала стояли перед Копьем Лонгина. Фон Мольтке сказал: «Если нам суждено воевать, любое промедление, к сожалению, сильно уменьшит наши шансы на успех».
Копье вызвало у Мольтке не только благоговение и трепет. Ему показалось, что оно пробудило странные воспоминания и дало ответы на какие-то находящиеся на грани сознания вопросы. Он поверил, будто штырь в наконечнике содержит решение старой проблемы воли и предопределения, с удивлением обнаружив, что средневекового понтифика, Николая I, мучил тот же вопрос о воле и предопределении.
Напряженно размышляя над тем, как сам человек видит Святую Троицу — Отца, Сына и Святого Духа, — Николай пришел к заключению, что судьбу человека определяет Бог Отец, в то время как свободу воли дарит жертвенническая любовь Сына. Человек погружается в пучину заблуждений и иллюзий, когда перестает понимать, как судьба и свобода воли объединяются в его предназначении. Он достигает истинного блаженства, только когда осознаёт, как данное Господом предопределение и свобода человека вместе формируют его предназначение.
В высшей точке своего трансцендентного видения генерал фон Мольтке вдруг открыл для себя истинное значение Копья Судьбы, которое теперь представлялось ему мощным апокалиптическим символом.
Он понял, почему лезвие олицетворяет предопределение, то есть действие вечных нравственных законов, которые трансформируют события давних времен в деяния и ситуации современности. Он осознал, что вставленный в наконечник штырь символизирует судьбу каждого человека, окутанную, как сетью, историческим процессом. Мера же свободы зависит от того, как человек реагирует на свое предопределение. Но любое предназначение, если ему сопутствует христианская любовь, несет в себе те же возможности, которыми вымощена дорога к самопознанию.
В трансцендентном видении генерала фон Мольтке развернулась широкая панорама тысячелетней европейской истории. Он понял, как человечество шаг за шагом оказалось заточенным в материальном мире измерений и чисел, а само существование человеческой души сделалось темой дебатов и было поставлено под сомнение. Он стал свидетелем глубокого сна, в который погрузилось человечество в эпоху материализма XVIII–XIX веков, когда все духовные начала были забыты, а однонаправленный ход истории понимался как слепое движение дарвиновской эволюции. Не в состоянии найти дорогу назад, к духовной жизни, люди поддались угару патриотизма, словно в нем был высший идеал. Но национальная гордость приобрела такие уродливые формы, что народы стали спешно вооружаться в стремлении уничтожить друг друга.
В тот день, когда он напугал сослуживцев своим «обмороком», Мольтке осознал, с какой сложной дилеммой он столкнулся.
Он командовал чуть ли не самой мощной и боеспособной армией в истории человечества. Два миллиона пребывающих в духовной спячке человек готовились выступить к границам Германии, чтобы там уничтожить два миллиона пребывающих в такой же спячке французов, русских и англичан. Ужаснее всего для этих людей разных национальностей было бы неожиданное пробуждение их индивидуального духа, потому что тогда им сразу открылась бы тщета и лицемерие всех патриотических лозунгов, которые являли собой лишь несущие смерть мечтания.
Но от судьбы не уйти. Кошмары окопной войны, увечья и смерть стали неизбежными. Фон Мольтке — инкарнация средневекового папы — подозревал, что вся эта многолетняя бойня затеяна лишь для того, чтобы человечество пробудилось от спячки и осознало всю тщету своих нынешних упований.
БЛИЦКРИГ ИЗ ЧУВСТВА ЖАЛОСТИ
Мой генеральный план надежен. Его грубая простота не оставляет нашим врагам никаких шансов. В твердых руках решительного и беспощадного командующего он непременно приведет к успеху.
Генерал фон Шлиффен
НЕОТВРАТИМАЯ РУКА СУДЬБЫ
Гельмут фон Мольтке осознал свое особое предназначение в историческом процессе, и потому гибель любого солдата — немецкого, русского или британского — стала бы его личной трагедией.
Однако покинуть пост главнокомандующего в столь ответственный момент он не мог. Два года отрабатывались стратегия, тактика и план мобилизации Германии, чтобы нанести, согласно плану Шлиффена, поражение врагу. Фон Мольтке внес в этот план свои поправки, с тем чтобы первый удар пришелся на Бельгию. Каждая деталь будущей наступательной операции была им тщательно продумана, и теперь он не мог уйти, отдав свое детище в чужие руки.
Согласно плану, Париж следовало взять через тридцать шесть дней после начала мобилизации, и тогда же должны были капитулировать французские армии.
Если бы фон Мольтке проявил надлежащую решительность, все задуманное удалось бы осуществить. Скорое окончание войны спасло бы миллионы человеческих жизней.
Он решился на блицкриг из чувства жалости.
Но когда это решение было принято, генерал с удивлением обнаружил, что духовное прозрение никак не повлияло на его собственную судьбу. Все шло своим чередом, только мотивы его действий слегка изменились. Подобно римскому центуриону Лонгину, он действовал теперь из чувства сострадания.
Простой и предельно ясный план Шлиффена претворялся в жизнь на удивление успешно. Немецкие войска, как нож сквозь масло, прошли через Бельгию и оказались в самом сердце Франции. При этом наступление русских на востоке сдерживалось сравнительно малыми силами. Немецкие армии смертоносной косой прошли по территориям вокруг Меца. На правом фланге войска генерала фон Клюка форсировали Марну и заняли позиции под Парижем. «Победа близка, — объявил генерал фон Мольтке. — Враг отступает по всему фронту и неспособен оказать серьезное сопротивление германским войскам».