Книга Прерванный полет "Эдельвейса". Люфтваффе в наступлении на Кавказ. 1942 г - Дмитрий Дегтев

Машины летят над железной дорогой. На расстоянии видны другие самолеты, понятно, что мы не одиноки. Я напряженно смотрю в воздушное пространство в поисках истребителей противника. Но нет, ничего не видно. Ничего не происходит. Это сильно нервирует меня. Вы знаете, что есть опасность, и ожидаете ее, но ничего не меняется. Глядя вниз, я вижу дымку и туман, затем появляются яркие мерцания – Донец. И теперь мы летим над городом, это, должно быть, Изюм.

Между тем мой взгляд постоянно блуждает по небу. Что это? В 1000 м неподалеку от нас вижу небольшую точку. Истребитель? Русский? Или, как несколько дней назад, просто пятнышко на окне из плексигласа? Я сообщаю товарищам о курсе машины. В то же время я слышу, как по радио с машины, летящей рядом с нами, говорят, что они также видят это. На самом деле это самолет, истребитель. Но на этом расстоянии он ничего не может сделать, будь то наш или русский. В любом случае все оружие нацелено на эту точку. Несколько минут самолет летит тем же курсом, что и мы.

В это время эскадрилья обнаруживает цели и сбрасывает бомбы. И что делает истребитель теперь? Он поворачивает на нас, становится больше, приближается. Каждый немецкий пилот знает, что неизбежно последуют выстрелы.

Машина приближается до примерно 600 м от нас. Я делаю сообщение экипажу: «Внимание! Истребитель с правого борта! Я буду стрелять!» В то же время я узнаю морду истребителя. Все остальные машины нашей эскадрильи также открыли огонь. Наши бортстрелки пускают длинные очереди вокруг него. Трассировка показывает, что мои выстрелы проходят позади машины. Русский подошел к нам на 300 м, огонь из всех стволов. Должны попасть! Да, с длинным шлейфом белого дыма он проходит через наш строй. С другой стороны он снова появляется в поле зрения. Красная звезда четко блестит в лучах утреннего солнца. Я вижу, как он переходит в крутую спираль к земле. Падение не наблюдается на земле из-за тумана.

Что с русским пилотом? Сможет ли он выпрыгнуть из машины? Он столкнулся с землей? Он ранен или мертв? Как можно нападать одному на 9 Не-111? Я могу только восхищаться мужеством этого человека. Как он выглядит? Я не знаю его. Вражеская машина не выдержала концентрированного оборонительного огня. Конечно, в нашей машине раздаются громкие крики радости, когда мы сбиваем кого-то. Но есть и те, кто помнит, что русский пилот является также человеческим существом, имеет отца и мать. А возможно, также жену и детей. Жизнь и смерть – так близко друг к другу. Но есть только одно: вы или я! Мы выполняем нашу работу. Как может выглядеть то место, где упали наши бомбы? Это чертова война! И конца этому не видно.

Мы ложимся на обратный курс. Только теперь я понимаю, что я мокрый. После посадки мы едим горячие бутерброды с кофе»[46].

Тем временем немецкие войска сами перешли в наступление и, проведя классическую операцию на окружение, вскоре отрезали ударную группировку от ее тылов. После этого авиация стала наносить удары по окруженным частям, а также предотвращала попытки прорыва.

Уставший от войны Эгон Хеллвег снова был вынужден участвовать в боях, некоторые из которых могли стать для него последними. «Хейнкели» 9-й эскадрильи KG27 каждый день наносили удары по скоплениям войск, автомобилей, танков и артиллерийским батареям. «В безоблачную погоду видимость была очень хорошей, – рассказывал Хеллвег об одном из таких вылетов. – Мы видим очаги пожаров и вспышки залпов тяжелых зенитных орудий задолго до цели. Товарищи из других эскадрилий тоже должны быть там.

Мы делаем небольшие маневры, чтобы по возможности избежать зенитного огня. Но ничего не получается, русские разместили их по всему периметру котла. Таким образом, мы теперь получили свою порцию снарядов… Уже на подходе мы осматриваем воздушное пространство в поиске истребителей противника. Вражеские машины видны, но им не до нас. Наши истребители сопровождения держат их в страхе».

Каждый самолет нес 32 бомбы SC50 во внутреннем отсеке. «Хейнкели» сбрасывали их поочередно на 4–5 различных целей. В момент, когда экипаж бомбардировщика Хеллвега искал в дыму и огне очередную цель, в наушниках раздался голос командира: «Внимание всем, истребители противника в этом районе!» Он приказал побыстрее сбросить бомбы и уходить. Однако было уже поздно. «И уже я вижу опасность, – вспоминал Хеллвег. – «Господин радист, два русских истребителя сбоку заходят на нас, расстояние 500 м, 400 м, курс прямо на нас!» Я открываю огонь по первой машине… Истребитель висит в 100 м позади нас, видно пламя из его пулеметов и мигающий огонь из его пушки… Ясно я вижу пилота. Он испытывает проблемы из-за нашей медленной скорости, ему трудно держаться у нас на хвосте».

Бортрадист Хеллвег расстрелял весь барабан своего пулемета, после чего вставил новый и продолжил стрелять. В итоге экипажу удалось отразить атаку. «Это первое нападение истребителя длилось всего лишь несколько минут, но для меня это была целая вечность», – делился впечатлениями летчик. На обратном пути к его «Хейнкелю», отставшему от основной группы, присоединилась пара Ju-88A из KG51. Втроем бомбардировщики отражали последующие разрозненные атаки истребителей[47].

Между тем в разгар боев 23 мая III./KG27 потеряла сразу две машины вместе с экипажами. В районе Бунаково по неизвестной причине упал Не-111Н-6 «1G+KS» лейтенанта Юргена Густа из 8-й эскадрильи, а в 100 километрах к юго-востоку от Харькова зенитным огнем был сбит «1G+CR» оберфельдфебеля Хуберта Огазы из 7-й эскадрильи. Еще два «Хейнкеля» получили повреждения (20 и 50 процентов) от зенитного огня, но все же смогли вернуться на базу в Сталино. А 27 мая самолет из 3-й эскадрильи получил сильные повреждения (60 процентов) в результате атак истребителей и огня зениток. При этом были ранены бортстрелок и бортмеханик.

Случались и небоевые потери. К примеру, в Кировограде во время купания в речке Ингул утонул 22-летний бортстрелок Эрнст Шляйхер из 2-й эскадрильи…

28 мая битва за Харьков закончилась. Красная армия потерпела второе подряд сокрушительное поражение, потеряв 75 000 убитыми и еще 239 000 пленными, а также свыше 1200 танков, 2000 орудий и 542 самолета. Если прибавить сюда разгром Крымского фронта, то общее число захваченных в плен красноармейцев в конце мая 1942 года достигает свыше 400 000 человек. Что было сравнимо с масштабами катастроф прошлого года.

Авиация, подчиненная IV авиакорпусу, за три недели боев совершила 15 648 самолето-вылетов и сбросила 7700 тонн бомб всех калибров, а также свыше 8 миллионов листовок. Потери составили 49 самолетов и 110 летчиков (12 убитых и 98 пропавших без вести). Зенитная артиллерия люфтваффе тоже отличилась. I зенитный корпус заявил, что с 12 по 28 мая его части сбили 33 самолета и уничтожили 124 танка, включая тяжелые КВ-1. Только одна батарея под командованием лейтенанта Райхвальда претендовала на шесть самолетов, причем сбитых всего за несколько минут 18 мая. Этот зенитчик был одним из лучших и известных в люфтваффе, и вскоре, в августе, он получит Рыцарский крест[48].