Книга Битва у Варяжских столпов - Михаил Серяков

Сопоставим построения норманистов с выводами других исследователей. А.В. Арциховский, признавая, что в Гнездове действительно встречены несколько раз скандинавские погребения, обратил внимание на славянский характер большинства курганов, в том числе некоторых крупных и богатых. Предпринятое им сопоставление Гнездова со шведской Биркой дало следующие результаты. Славянские ромбовидные стрелы в Гнездове составляют значительное большинство, хоть иногда встречаются скандинавские ланцетовидные стрелы. В Бирке почти все стрелы ланцетовидные. В Гнездове найден только один скандинавский боевой топор, в Бирке их двадцать. В Гнездове кольчуги (целиком или частично) найдены уже в девяти курганах, шлемы — в двух, а в Бирке эпохи викингов ни того ни другого образца защитного вооружения не найдено ни разу. Вся керамика в Гнездове типично славянская, что убедительно говорит о значительном преобладании там славян. Будь там шведская колония, обязательно встретилась бы во время раскопок скандинавская керамика, которая полностью отсутствует. Интересно отметить, что в Бирке примерно 90% сосудов изготовлено вручную и 10% на круге, а в Гнездове мы имеем прямо противоположную картину: примерно 90% сосудов изготовлено на круге и 10% вручную. В Гнездове полностью отсутствуют скандинавские рунические надписи, достаточно часто встречающиеся в Скандинавии эпохи викингов (только в Швеции обнаружено 2300 рунических надписей, большинство XI в., а многие еще старше), зато обнаружена там древняя славянская надпись, сделанная кириллицей. По этому поводу археолог отметил: «Исключительная редкость рун в России резко противоречит обилию их в Скандинавии. Огромные размеры советских раскопок особо подчеркивают эту редкость. Очевидно, проникновение скандинавов в Россию не было массовым». Таким образом, подчеркивает ученый, сопоставляя все эти факты, «гипотеза о массовой шведской колонизации не подтверждается ничем»{206}. Хоть сопоставление Гнездова с Биркой, как будет показано ниже, не совсем точно, однако на фоне рассмотренных выше безудержных фантазий норманистов оно безусловно является примером взвешенного подхода и научной объективности.

Что касается присутствия там западных славян, отметим, что в начале 70-х гг., когда Д.А. Авдусин еще совершал свой дрейф от антинорманизма к ультранорманизму, он наряду со скандинавами видел в Гнездове еще и западных славян: «Гончарные сосуды обнаруживают сходство с сосудами балтийских и западных славян как по профилю, так иногда и по специфичному орнаменту, на который обращал внимание еще В.И. Сизов. Полные аналогии некоторым гнездовским горшкам можно указать, например, в Чехии. Нет полной уверенности, что эти формы сосудов пережили полную эволюцию в Гнездове и продолжают линию развития лепной гнездовской керамики, а это, возможно, указывает на приток в Гнездово славянского населения, уже знавшего гончарный круг (и, следовательно, достигшего соответствующего социального развития), тем более что на Западе такая керамика возникла раньше, чем на Руси»{207}. В пользу этого наблюдение говорит и само название Гнездово, ближайшей параллелью которого является польское Gniezno{208}.

Рассмотрим еще одну норманистскую «ягодку». А.Н. Кирпичников, И.В. Дубов и Г.С. Лебедев в 1986 г. утверждали: «“Гнездовский” Смоленск существовал до середины XI в. Во второй половине X в. здесь появляется новый погребальный обряд — погребение в камерах. По происхождению скандинавский, он представлен в различных городских центрах Балтийского региона и Древней Руси — Бирке, Хедебю, Ладоге, Пскове, в Шестовицах под Черниговом, одно погребение известно в Киеве. Всюду этот ритуал связан прежде всего с феодализирующейся королевской, а на Руси — княжеской дружиной»{209}. Однако в самой Швеции камерные могилы имеются только в Бирке, где они составляют примерно 10% захоронений. Поскольку подобные же могилы были найдены и в континентальной Европе, особенно там, куда экспансия викингов не распространялась, шведская исследовательница А.-С. Греслунд считает, что в Бирке они принадлежали купцам, ведшим международную торговлю. Однако это не помешало туземным норманистам объявить все камерные могилы, обнаруженные на территории Древней Руси, скандинавскими, за что они неоднократно подвергались обоснованной критике. П.П. Толочко отметил: «Теперь об этнической атрибуции камерных могил. Вывод Г.С. Лебедева, Д.А. Мачинского и других исследователей о том, что они принадлежали шведам, на поверку оказался несостоятельным»{210}. Об этом же пятнадцать лет спустя писал и В.В. Фомин: «Теперь о погребениях в камерах (середина и вторая половина X в.), обнаруженных в Ладоге, Пскове, Гнездове, Тимереве, Шестовицах под Черниговом, Киеве и объявленных как захоронения скандинавов, входивших в высший слой Руси. Об этой “истине” в последней трети ушедшего столетия настолько много говорили археологи (особенно В.Я. Петрухин, в “норманско-хазарской” концепции Киевской Руси которого этой “аксиоме” отведена одна из главных ролей), что она стала общим местом для всех рассуждений о скандинавской природе варяжской руси, рождала (как и те же фибулы) новые тому “доказательства”, а те, в свою очередь, другие. Западноевропейские ученые также связывают камерные погребения Восточной Европы со скандинавами. Но сейчас уже точно установлено (хотя это было ясно давно), что камерные гробницы Бирки IX в., на основании которых заключили о якобы норманнском характере сходных погребений на Руси, не являются шведскими (показательно, что установление данного факта нисколько не изменило их скандинавской характеристики и не стало предметом разговора в науке, необходимость в котором более чем очевидна). Одновременные и подобные им захоронения открыты в Вестфалии, Чехии, Польше, т.е. там, где скандинавов не было»{211}. Несмотря на это, в изданной в 2009 г. книге со своими новейшими примечаниями Л.С. Клейн, полностью игнорируя приведенные выше данные, по-прежнему утверждает: «Во многих местах восточнославянской земли найдены археологические следы пребывания норманнов. Это прежде всего поселения и могильники со специфическими чертами культуры, сближающими эти центры с раскопанными в Скандинавии и доказывающими их норманнскую принадлежность. В Бирке (Швеция) раскопаны могилы знатных норманнов, покойники лежали там внутри срубов, и вот богатые срубные погребения той эпохи обнаружены также в Киеве и Чернигове»{212}. Хоть подобное упрямое следование ранее высказанной ошибочной точке зрения вопреки приведенным фактам едва ли нуждается в особом комментарии, укажем на данные о наличии аналогичных захоронений у западных славян.

Камерное захоронение было найдено в расположенном на достаточном удалении от моря Южном Мекленбурге, причем исследовавший его Ф. Шмидт сомневается в его связи со скандинавской традицией и подчеркивает, что «в западнославянских регионах в XII веке большие камерные захоронения развились самостоятельно». Другой археолог обнаружил камерное захоронение в Вустерхаузене на реке Доззе, где присутствие скандинавов ожидать ещё сложнее. Еще одно такое захоронение было найдено в могильнике Гросс-Штрёмкендорфа, отождествляемого с упоминавшимся в письменных источниках портом ободритов Ререком. Камерное захоронение из княжеской резиденции Старгарда в Вагрии показывает, что данный способ погребения был свойствен и западнославянской знати. Производивший там раскопки немецкий археолог И. Габриель утверждает: «Величина и техника постройки сооружения, как и свободное место внутри камеры, без сомнения, имеют княжеский характер»{213}. Все эти факты, сознательно игнорируемые норманистами, показывают, что камерные захоронения на Руси гораздо логичнее связывать с западнославянским миром, где они встречаются в различных местах, нежели со скандинавами, у которых они зафиксированы только в Бирке, где они к тому же не являлись собственно шведским погребальным обрядом.