Книга Леонид Быков. Аты-баты… - Наталья Тендора

– Приготовиться к съемке!

Леня скромно пристроился на лавочке среди деревьев в самом углу декорации. Сюда же, на скамейку, предусмотрительный реквизитор уже принес гармошку – наш Сашко по сценарию должен был на ней играть. Защелкали, зажглись осветительные приборы, и ассистент оператора Николай Максименко позвал актеров «в кадр» – на мостик. Там должен был происходить основной разговор.

У камеры, на тележке «Долли» пристроился наш оператор-постановщик Владимир Войтенко. Художник-постановщик Николай Юров что-то уточнил с ним и побежал через мостик к микрофону – принялся снова передвигать деревья, стоявшие за актером. По просьбе оператора Леня поправил фуражку так, чтобы тень от козырька не ложилась на глаза. Стоял он на мостике с каким-то отсутствующим выражением лица. Девушка, его партнерша, оживленно переговаривалась с гримерами. То и дело она просила зеркало и старательно прихорашивалась, поправляла упрямый локон.

Исаак Петрович сидел за своим режиссерским столиком и мрачно наблюдал за актерами. По выражению его лица не сложно было понять и настроение. Я решил не попадать сейчас ему в поле зрения.

Постепенно в павильоне утихла предсъемочная суета. Костюмеры убрали видные только им пылинки, гримеры напоследок промокнули актерам лица и отошли в сторонку. Режиссер-постановщик по-прежнему мрачно смотрел туда, где должен был сиять весельем колхозный ездовой Сашко. Веселья там пока не наблюдалось. Я подошел к режиссеру и доложил:

– У всех готово, Исаак Петрович. Можно снимать.

Он глянул на меня и только головою покачал.

– Это вы так думаете, Игорь. А я еще раз попытаюсь прорепетировать. Давайте тишину, и чтобы актеров уже никто не дергал.

Я подал команду:

– Приготовились к съемке! Полная тишина!

Всякое движение на съемочной площадке прекратилось. В павильоне все замерло. Слышны были чьи-то шаги в коридоре, потом прозвенел большой медный колокол и инспектор тишины, старичок Бондарец, высоким звонким голоском прокричал:

– Генеральная репетиция!

Я на всякий случай махнул рукой, и актеры двинулись к мостику. Синхронно их движению беззвучно ехала по рельсам камера на тележке, плыл над головами микрофон. «Диги» не трещали и не «пели». Все было отработано до мелочей. Я обратил внимание, что в павильон зашел Семен Леонтьевич, директор нашей картины. Он старался не пропускать ни одной пробы. Об актерах у него всегда было собственное мнение, часто не сходное с мнением режиссера, ножевое.

Сцена шла вяло. Правда; девушка по-студенчески добросовестно старалась воздействовать на своего меланхоличного партнера, но это ей пока не удавалось. Леня шел за ней, перебирая лады трехрядки; там, где требовалось по мизансцене, он останавливался, вполголоса отвечал ей и снова шел. И так до самого конца. Все было правильно, но скучно. Неужели без продолжительных «театральных» репетиций Быков ничего не может сделать?

Я глянул на директора картины. Семен Леонтьевич следил за действиями Лени внимательно, даже с улыбкой. Было похоже, что Быков ему нравился. Я даже удивился, что такой сухарь мог улыбаться. Оператора устраивало на репетиции то, что актер «чувствует камеру», точно выдерживает ритм движения и мизансцену. Ну а мне просто нравился Леня Быков с самого начала.

Послышалась команда:

– Стоп!

Недовольный режиссер уступил место у камеры оператору и пошел к актерам. Что он там говорил, я толком разобрать не мог. Подходить ближе не хотелось, чтобы не мешать режиссеру. Да и без этого было понятно, что Лене достаются основные замечания. Леня возражал. Он стоял, опустив понуро голову, молча кивал и соглашался с режиссером. В конце концов, Исаак Петрович дал все свои указаний и советы, махнул рукой актерам и пошел к камере.

– Все, на исходный! Снимаем!

Актеры отправились на свое место, за ними двинулась камера и все мы.

– Приготовились к съемке! – скомандовал я снова.

– Повторить тишину!

И снова в коридоре – колокол и звонкий голос Бондарца. А здесь все замерли у аппарата.

– Леня, как там ваш внутренний голос? – спросил в последнюю минуту режиссер. – Готовы к съемке?

– Вроде да…

– Мотор!

– Есть мотор! – ответил звуковик.

Громко щелкнула хлопушка, и помреж выкрикнула номер кадра:

– Проба тринадцать, дубль один!

– Есть! – сказал оператор.

Началась съемка. Актеры двинулись к мостику. Снова запиликала гармошка. Снова девушка шла впереди, Леня за ней, но в кадре что-то почти неуловимо изменилось. Центром внимания всех, кто был на площадке, стал теперь Леня. Казалось, те же движения, те же слова, а только все вдруг заискрилось, заиграло, согретое особенной, неповторимой Лениной улыбкой. Он словно заворожил всех в павильоне. Сцена кончилась, а режиссер-постановщик даже забыл подать команду «Стоп». Он стоял возле камеры, смотрел на Быкова и улыбался. Словно не веря в происходящее, посмотрел – на меня, на оператора. Войтенко молча поднял большой палец. Бабанов тоже был доволен. Я посмотрел на Леню, на его реакцию.

Невозмутимый, стоял он, опершись о перила мостика. Не подавая вида, словно ничего тут не произошло, меланхолично смотрел куда-то в павильонную темноту. Девушка отошла, и он стоял один.

Стоял Сашко с гармошкой. А может, Леня Быков стоял тогда наедине со своим Сашко, как бы примериваясь, вживаясь в этот первый образ в кино, с которого и начался потом яркий и трудный путь талантливого, самобытного, всеми любимого актера, режиссера, человека Леонида Федоровича Быкова».

«Укротительница тигров»

В 1953 году, после первого успеха картины «Судьба Марины», режиссеры «Ленфильма» Александр Ивановский и Надежда Кошеверова приглашают актера в свою комедию «Укротительница тигров» на вторую по значимости мужскую роль – Пети Мокина. Фильм выйдет на экраны через год.

Быков на седьмом небе от счастья, что оказался на одной площадке с прославленными артистами – Кадочниковым, Сорокиным… Свободное время молодой артист проводит в соседних съемочных павильонах – все ему интересно, все нравится. Хочется как можно больше увидеть, запомнить. Киношная жизнь ярка и так не похожа на ставшие привычными театральные будни.

В комедию о цирке, становлении характеров и развитии отношений Быков внес свою неповторимую лирически-трогательную ноту щемящей грусти. Она сделала фильм более объемным, насыщенным, расширила рамки его драматургии. И все же Пете Мокину ли тягаться с ослепительной улыбкой Павла Кадочникова? Моряк речного флота, беззаветно влюбленный в подругу детства, потомственную циркачку Леночку Воронцову, мечтающую стать укротительницей тигров, он еще не подозревает, какая драма ждет его впереди. Не разделяя девичье увлечение цирком, Петя, ревнуя Лену, мечтает сразу же после свадьбы настоять на своем и отправить ее подальше, в деревню, к тетке. Вот только несколько фраз, выразительно представляющих этот персонаж: «Паршивый тигр, хищник, дороже ей хорошего человека!»; «Пропади ты пропадом, людоед!»; «Я своего добьюсь. У меня любовь – дна не достанешь!». Все они, красноречиво иллюстрирующие страстность и искренность героя, остались в народе.