Книга Вера - Александр Снегирев

Новое жилище Вера покидала редко. Как-то вечером, когда жала отбойников расковыривали потрескавшийся за зиму асфальт, когда накладывали и укатывали новый, дымящийся и пахучий, когда гул моторов и грохот глыб аккомпанировали соловью, Вера привычно сидела в сумерках перед погасшим тачскрином.

Соседи сверху бранились, иногда просыпался разбуженный загулявшим жильцом лифт. Вера откинулась на спинку кресла и неизвестно сколько бы находилась в таком положении, если бы вдруг не почувствовала на себе взгляд.

Девушка с ковра глядела прямо на нее.

Вера топнула по выключателю торшера – комната осветилась сотней золотистых ватт. Люстра добавила еще триста. В ярких, едва не слепящих лучах стало ясно, никто на нее с ковра не смотрит, зато отовсюду лезут изъяны: на стенах пятна, на потолке трещины, по углам паутина.

Она поймала свое отражение в окне, приблизилась.

Блеклые губы – подкрасила, светлые ресницы – подвела.

Она стала скоблить плинтусы, выцарапывать грязь из щелей, отколупывать капли засохшей краски, прижившиеся на стеклах со времен давнего ремонта.

Сколько ни терла, чище не становилось. Напротив, квартирка юродствовала, делаясь как будто грязнее и обшарпаннее, выворачивая наружу все новые недостатки.

Стало трудно дышать. Будто она разгребает песок небытия, а он все прибывает. В окна, через вентиляционную решетку, сыплется из кранов, поднимается из сливов, наметается под дверь. И так его много, что она не справляется, и песок засоряет глаза, забивает дыхательные пути, и она прекращает быть, сама сделавшись песком.

Подобные приступы начали случаться с ней после того, как отец отстриг ей косички. Она стала нуждаться в чем-нибудь грубом, даже смертельном, но чтобы пульс, хоть на мгновения, затикал в вене. Девочкой, томимая неподвижной окружающей атмосферой, она воображала ядерную войну, потом рассчитывала на инопланетян, потом на солнечное затмение – думала, наступит тьма, подует ветер, и люди станут крючиться, как в кино. Подростком ждала комету, позже миллениум, а после нескольких лет затишья стала возлагать большие надежды на швейцарский адронный коллайдер. Тогда многие у нас считали дни до пуска этого технического чуда. Вот врубят, и начнется. Коллайдер включили да и выключили, что-то в нем недоработали. Потом, кажется, снова включили, может, этот коллайдер и по сей день вертится, но повлиять ни на что не может.

Теперь жажда катаклизма в одночасье вернулась. Чем нежнее становился ветер, чем отчетливее слышалось мурлыканье парочек, чем острее был запах свежей краски, которой замазывали скамейки и ограды, тем сильнее хотелось, чтобы все вожделенные катастрофы немедленно произошли. Отшвырнув тряпку, не поправив волос, не переодевшись, Вера выскочила за дверь.

* * *

С отъездом банкира обнаружилось, что она совершенно, в самом натуральном смысле одинока. Товарки повыскакивали замуж, а семейные пары не любят поддерживать отношения с незамужней и привлекательной. Муж боится, что такая подтолкнет его половину к гулянкам, жена – что муж оступится.

Друзей-мужчин не было, банкир-собственник ее огораживал, а редкие прорвавшиеся сквозь его ревность интересовались ею только как предметом реализации незамысловатых эротических фантазий и теряли всякий пыл, даже делались недругами, едва поняв, что поживиться не выйдет.

Вера была все еще очень хороша, но повсюду сновали представительницы новых поколений, находящиеся в разных фазах цветения молодости. Она чувствовала, что пространство вокруг нее, всегда искрящее от мужских взглядов и неприличных предложений, обращается в штиль и скоро будет напоминать вакуумную пустоту. Привыкнув, что поблизости всегда кто-то вьется, Вера теперь напоминала корабль-долгострой, который решили на воду семейной жизни не спускать, а разобрать стапели. Последнюю подпорку вот-вот уберут, он завалится набок и будет медленно ржаветь, служа печальным примером.

Того и гляди придется переходить, как многие ровесницы, на вахтовую любовь – полгода томишься на родине, полгода рыщешь по азиатским пляжам, чтобы хоть по-быстрому пригреться возле одного из тамошних торговцев бусами.

Она зафиксировала свое отражение и разместила на сетевой страничке. Никто не похвалил даже из жалости, лишь какой-то хмырь похабщину написал в личку.

Как-то раз она шла по тротуарам без всякой цели и не сразу услышала, что ее окликают.

– Оглохла, подруга?! – в самое лицо крикнула ей Наташа, смутно опознанная институтская знакомая.

Наташа складывала в блестящий автомобиль картонные пакеты с гербом роскошного магазина напротив. Рядом толкались два мальчика, лет семи и десяти, из той породы сытых царственных отпрысков, портреты которых регулярно размещали в родительской рубрике Вериного журнала.

Нельзя было сказать, чтобы Вера встрече обрадовалась. Она просто не стала противиться Наташе, а той и объяснять ничего не требовалось.

У одного из мальчишек, Вера не поняла у которого, скоро день рождения. Соберутся знакомые, мелких изолируют в детской, а взрослым – выпивка, веселье и неожиданные встречи.

Последние слова Наташа произнесла выразительно.

Перспектива оказаться в доме замужней, явно при деньгах, не привлекала, но от Наташи было не отцепиться. И Вере вдруг захотелось покорно пойти, куда зовут, прикорнуть и отдаться.

* * *

Владения Наташи встретили стриженой травой, дрожащими языками факелов и гроздьями надувных шаров. Веранда кипела киловаттами в клетке оконных рам.

Помешкав на ступенях, ловя запахи майского газона, Вера ступила в пекло, и ее сразу захлестнуло детскими голосами, заволокло запахами обеспеченных, устроенных и борющихся с лишним весом.

Вдоль стен громоздился ансамбль модной мебели. Электричество сверкало в хрустале сосудов, перламутре губного блеска и полированных поверхностях. Смуглые плечи дам и блестящие лбы кавалеров густели множеством оттенков благополучия. Обстановка была точно, как в Верином журнале о дорогих интерьерах, какой и должна быть обстановка у достойных людей с развитым, уравновешенным вкусом.

Хозяин дома, супруг Наташи, напоминал борца, идущего на противника. Про таких говорят, что по внешности не судят. Если он и не убивал своими руками, то вполне мог бы. Впрочем, человеком был явно не злым.

Гости подпитывались от столов с напитками и закусками, из-за которых улыбались юные лакеи. Вера забилась в угол, неподалеку от сидящей в кресле мамаши с южной внешностью, чья дочь, младшеклассница, то и дело подбегала за вкусненьким. Угощения в детской девочку не удовлетворяли.

Мамаша задарма не баловала, требовала стишок или название столицы далекого государства. По традиции колхидско-каспийского высокого происхождения она говорила с дочерью по-английски или, в крайнем случае, пересыпала свою речь английскими словами. За правильный ответ девочка получала лакомство, а неправильный ее оного лишал и обязывал сделать запись в специальной тетрадке – Книге Ошибок Жизни, подлежащих исправлению.