Книга Темные воды Тибра - Михаил Попов

– Взять меч, коня и следовать за мной?

– Да.

– И что ты сделал?

– Я продал тут же полученного коня, меч и пошел в портовый лупанарий вышибалой.

– Почему ты не пошел в бой со мной?

– Там я мог погибнуть, как и ты. Но даже не это самое важное. Самое важное, что в той экспедиции не было никакого смысла. Для тебя, для Луция Корнелия Суллы. Одерживая победу, ты ничего не выигрывал для себя. Вся польза доставалась римскому народу и Гаю Марию.

– Ты говоришь так, как будто ты…

– Нет, не спеши, я не предатель, не враг, я очарован идеей твоей великой судьбы, твоего ослепительного восхождения, и когда ты начинаешь делать ходы неправильные, ненужные, я теряю интерес к тебе.

Взяв в руки кувшин, принесенный Метробием, Сулла поискал глазами чашу, она стояла на дальнем конце стола. Гость понял желание своего нового господина и, мгновенно сорвавшись с места, бросился за чашей. Он поднес чашу Сулле, взял из его рук кувшин и сам бережно и аккуратно налил вино.

Сулла рассеянно отхлебнул.

– В твоих словах мелькают отдельные, как бы не связанные между собой мысли. Иногда они банальны, иногда они служат доказательством того, что последние годы ты провел в компаниях, далеких от сливок общества…

– Просто ты не слишком долго беседуешь со мной, ты еще не привык. Стоит тебе пообщаться со мною подольше, и ты признаешь, что я мыслю не менее последовательно, чем сам Аристотель.

– Ты хам.

– Хам, хам, – охотно признался собеседник Суллы, – как всякий раб. От меня глупо было бы ждать чего-то другого – только угодливость перед сильными мира сего, надменность и даже лютую жестокость по отношению к тем, кого судьба бросила – пусть на миг – к моим ногам.

Квестор допил вино.

– Да, в философском направлении твоего грязного ума тебе не откажешь. – Сулла встал в позу, в которой обычно принимал решение.

Угодливый гость пал на одно колено и снизу одним глазом впился в подбородок патриция, что-то обезьянье появилось в его облике.

– Ты забавен, хотя и подл. Возможно, умен. Пожалуй, действительно не слишком опасен; правда, откуда мне может быть это известно сейчас? Неизвестно, до какой степени ты мне верен…

– Всецело и всецелейше, лучезарный и непобедимый! Рассуди сам, что я без места при тебе?! Свободный оборванец. Свободный для того, чтобы всякий, кто сильнее и богаче, пнул меня или даже растоптал. Потерять тебя – для меня трагедия. Нищета и гибель! Я полностью, со всею страстью и силою моей изворотливости на стороне твоего успеха.

– Только успеха?!

– О, не торопись с саркастической усмешкой. Я на стороне успеха в том смысле, что я на стороне Суллы, который пойдет от победы к победе. Если ты тот Сулла, о котором я мечтал, то я – твой, то есть более чем раб. И я нужен тебе такой, какой я есть, ибо я ценней телохранителя, умней советчика, богаче банка, больше партии. То, что я при тебе, свидетельство, что ты – Сулла! «Счастливый», как о тебе твердят повсюду, – и в казармах, и на рынках.

– Ты похож на пифию, впадающую в экстаз, остановись!

– Мне хочется закончить разговор, находясь в здравом уме и твердой памяти.

Гость вскочил с колен и попятился к стене. Все же слегка кланяясь.

– Повторяю, ты меня немного позабавил своим жарким и не совсем внятным лепетом, но у всякого старинного знакомства есть свои обязательства. Я дам тебе возможность попробовать остаться при мне.

Покрытое белыми полосками шрамов лицо искривилось.

– Ты собираешься меня проверять, о Сулла?!

– Ты это себе позволил в отношении меня, почему я должен быть лишен такой возможности?

Гость склонил голову, ожидая своей участи.

– Завтра, по всей видимости, мне предстоит одно дело. Очень опасное дело, – Сулла вдруг осекся и погладил щеку, – хотя, может статься, будет разрешено оно легко. Сейчас неизвестно. Так вот, хочу я у тебя спросить…

– Соглашусь ли я сопутствовать тебе в этом испытании? Конечно, соглашусь. Легко! Не задумываясь, ибо мне теперь нет нужды задумываться, я все, что касается наших с тобою отношений, обдумал наперед. Если ты идешь в жерло вулкана – я следом. Да, тогда, два года назад, несмотря на спектакль в твоем бальнеуме, несмотря на то, как ты управился со своими жрецами, я не решился стать твоим кавалеристом. Теперь я решился, командуй, что нужно делать?

Сулла с силой швырнул чашу в голову говорившего, она чудом не попала ему в лицо, кривая широкая струя залила стену. Квестор спокойно сказал:

– Ты весьма осведомленный человек. Может быть, ты мне скажешь, что я подразумеваю, говоря о завтрашнем деле?

Шрамы на лице говоруна побелели. Он помотал головой.

– Это скрыто от меня. Да мне этого и не нужно знать. Я же говорил только что про вулкан…

– Какой еще вулкан? – поморщился Сулла.

– Жерло коего полыхает. Если я готов идти в жерло, что мне до…

– Я понял. Ты согласен со мною отправиться завтра. Тогда иди и ложись спать. Мне еще нужно закончить кое-какие дела.

– Прости, но я не могу уйти прямо сейчас.

– Что еще? Ты начинаешь меня всерьез раздражать!

– Одно дело, касается оно меня. Очень важное.

– Что ты, каналья, имеешь в виду?

– Имя.

– Какое имя, чье?

– Мое, надо дать мне имя. Не могу же я называться своим настоящим, согласись, господин.

Сулла нервно дернул щекой.

– И своим прежним, под которым меня знают местные шлюхи, не могу. У него слишком неприятная и разнообразная слава.

– Насколько я успел тебя узнать, ты уже что-то придумал на этот счет, выкладывай.

– Давай я буду называться Марк Карма. Я заменю его во всех отношениях. Как секретарь, как письмоводитель, как молчаливая статуя в присутствии посторонних; как соглядатай, как лжесвидетель, как отравитель, как наложник, коли у тебя возникнет такая фантазия, хотя, скорее всего, не возникнет. – Квестор пожалел, что у него нет под рукой ничего более тяжелого, чем чаша. Нет, кажется, есть – кувшин, только до него надо дойти, он на другом конце стола. – Посуди сам, должно же у меня быть какое-то естественное место в твоей свите. Частью обязанностей я неизбежно пересекусь с этим персом. Начнутся интриги, доносы, тебе придется выбирать между им и мной. Зачем захламлять и без того запутанную жизнь?

– Ты что, предлагаешь мне удалить Марка?

– Не надо, это опасно, он настолько предан тебе, что, будучи несправедливо обижен, он возненавидит тебя и станет опасен. Ведь ему известно о столь многом.

Сулла повертел в руках кувшин.

– Тогда остается одно – убить верного друга и преданного слугу. – Квестор представил эту мысль как очевиднейшую, вопиющую бессмыслицу. Усмехнулся сам и ожидал появления неловкой усмешки на устах гостя, как человека, попавшего в явный логический тупик.