Книга Неупокоенные - Лорен Оливер

Знаете, за что мы расплачиваемся?

Как в старой песне: спросите у Элис.

Трентон

Трентон не думал, что будет так тихо. Как бы он не представлял себе последствия своего самоубийства – Минна рыдает, склонившись над его телом, полиция оцепляет дом и протягивает по комнатам желтые ленты, Кэролайн бухает с горя, все в школе ошарашены и потрясены, девушки плачут в коридорах, обнимая друг друга, – все это сопровождала какая-нибудь музыка или звуки.

И вот он стоял в подвале, пыхтя и пытаясь затянуть этот гребаный узел на веревке. Трентон жалел, что забыл наверху свой айпод – можно было бы посмотреть в Интернете, как это делается. Но, может, в тишине все как раз пройдет более естественно, более трагично и печально. Как говорится, конец Вселенной будет ознаменован вздохом, а не взрывом.

Тишина полностью окутала и окружила его. И Трентон мог слышать.

Шепот. Бормотание и кашель, и еще временами смех, как будто несколько людей курили где-то за стеной и переговаривались.

Иногда ему казалось, что он слышит свое имя. Трентон. Тихое, едва различимое, но это определенно было слово. А временами он слышал даже целые фразы, как будто кто-то подкручивал регулятор громкости на максимум. Например, он точно слышал: «Я уже пыталась с ней поговорить! Почему ты не пытаешься?» Голос внезапно пропал, как будто говоривший оказался вдруг где-то очень далеко.

Трентон всю прошлую ночь копался в Интернете с вечно отрубающимся вай-фаем. Он искал информацию о различных душевных расстройствах. Для шизофрении он по возрасту не подходил, но все было возможно. Ну, по крайней мере, он в школу не вернется. Его положат в психушку.

Он остановился на веревке. Пистолет, найденный в отцовском столе, был очень любопытной и заманчивой идеей, но Трентон даже не знал, заряжен ли он. И еще у него из головы не выходили слова Минны о мозгах на стене.

Была еще одна причина происходящему, если Трентон все-таки не шизофреник – в этом доме обитают привидения. Но призраков не бывает, это ему известно. Так что единственное доступное объяснение – он тронулся.

Это был четверг, прошло почти двадцать четыре часа с тех пор, как Трентон узнал, что папа оставил ему дом. И наконец-то ему удалось побыть одному с тех пор, как они приехали в Коралл-Ривер. Мать, которая до сих пор избегала смотреть на него, – в общем-то, она и до этого нечасто на него смотрела, – взяла с собой Минну и Эми, и они ушли улаживать вопрос с телом отца. Трентон не хотел об этом думать. Ему была противна мысль о кремации, но и быть похороненным – это тоже как-то не очень. Застрять навсегда в деревянном ящике под землей…

Может, его тело тоже сожгут. Интересно, мать попытается запихнуть его вместе с отцом, чтобы два раза не платить за процедуру? Папа хотел, чтобы его прах похоронили где-то на территории его владений. А Трентон даже не мог вспомнить место, где бы он сам желал бы быть похороненным – ни в Истчестере, ни на Лонг-Айленде.

Может, если только здесь, в Коралл-Ривер. Ему было всего шесть, когда родители развелись, и Кэролайн забрала их с собой в другую квартиру, но Трентон всегда думал об этом доме как о родном гнезде. Даже несмотря на то, что отец никогда не приглашал их в Коралл-Ривер, даже несмотря на то, что Трентон забыл, где в доме стоят чашки и которая дверь вела в ванную – первая или вторая справа по коридору, – и то, что стены кабинета были выкрашены в темно-зеленый цвет. Но все остальное он помнил очень четко и ясно.

Как он ковылял за Минной по глубокому снегу и как разбивал лед на ручье длинной заостренной палкой. Помнил, как летом бежал по полю, распугивая птиц своим криком. Как Минна учила его ловить лягушек, сложив ладони лодочкой. Помнил, что на кухне было жарко и приятно пахло розмарином, как на столе лежала любимая скатерть матери, забрызганная красным вином. Как он сидел ранней весной на крыльце, закутавшись в одеяло, и смотрел, как от порывов ветра танцует пламя свечи в маленьком подсвечнике.

Это было здесь. С отцом.

Завязать узел на веревке оказалось не так уж просто. Он посмотрел, как это делается, в Интернете, но все инструкции выглядели как пособие для каких-то моряков или солдат – в общем, для тех, кто уже имел дело с веревками и узлами. Руки дрожали от волнения, что совсем не ускоряло процесс.

И вот – получилось! Теперь оставалось привязать веревку к водопроводной трубе на потолке. Шея Трентона от напряжения вспотела. Он чувствовал, что на задней ее стороне растет очередной большой прыщ. Интересно, сколько у него осталось времени до того, как мать с Минной вернутся домой – они ушли час или полтора назад. Трентон слышал, как звонил стационарный телефон. Может, это они пытались связаться с ним по домашнему.

Он медлил. Может, хотел, чтобы что-то или кто-то ему помешал? Может, должен быть какой-то знак, что ему не следует этого делать?

Но все было тихо. Никто не пришел. И знака никакого не было.

Трентон нашел маленькую старую стремянку среди мусора и сломанной мебели. Он установил ее под трубами, которые выглядели наиболее прочными. Ему понадобилось некоторое время, чтобы взобраться на нее. У Трентона всегда было плохо со спортом, – его в пятом классе вышвырнули из Малой бейсбольной лиги – а после аварии еще и с равновесием проблемы появились. Какое-то повреждение внутреннего уха из-за попавших туда осколков стекла – врач сказал, что ему повезло, что он не остался глухим на всю жизнью

– Спорим, у него не получится?

Он снова услышал этот голос, как будто вдалеке.

Трентон вынул записку из кармана. Он писал ее, тщательно выводя каждую букву, и только потом подумал, что надо было ее напечатать – его почерк могли и не разобрать.

В его голове снова зазвучали голоса, на этот раз очень отчетливо:

– Он даже написал записку! Шекспир, тоже мне! Может, ему больше повезет, чем…

Голос снова затих.

А потом снова:

– Замолчи! – И еще громче: – Ради всего святого, замолчи!

Сердце Трентона бешено колотилось и трепетало как крылышки мотылька.

Это было так странно! Все эти шесть месяцев он не испытывал ничего, кроме сильной тошноты и раздражения от всего, что его окружало. А тут еще мать однажды зашла в подвал, где Трентон играл в «World of Warcraft III», и сказала, что отец умер. После аварии он даже дрочил с трудом – готовился к этому с мрачной решимостью, как солдат на передовой, чей отряд посылали в лобовую атаку на танки.

После двух неудачных попыток перебросить веревку через трубу Трентону удалось это сделать. Он понял, что сначала нужно привязать ее, прежде чем надевать на шею. Его это начинало бесить – такое простое дело, как самоубийство, на деле оказалось очень запарным. Можно было, конечно, сделать проще – прострелить себе голову или наглотаться таблеток. Но это выглядело бы скорее как попытка привлечь к себе внимание, чем реальная попытка суицида. Смерть от таблеток легко могли бы принять за банальный передоз лекарств после аварии. А Трентону было нужно, чтобы его смерть запомнили и чтобы она имела для людей какое-то значение. Чтобы сам Деррик Ричардс сел и сказал: «Блин, а я и не думал, что Дрочила на такое способен».