Книга Дело о старом антикваре - Александр Ралот

Укутавшись по самые глаза, женщина побрела в свою бывшую контору. Каверин был на выезде, Ивашев буркнул под нос «Здрасьте» и быстренько засеменил в сторону своего кабинета. Раздосадованная Маргарита покинула здание и увидела в конце улицы вывеску местного детского театра. Время было как раз детское, и она купила билет на ближайший спектакль.

Бармалей был более чем убедительный, он по всем статьям переигрывал неповоротливого, огромного деда мороза, и если бы не расторопная снегурочка в колготках с люрексом, зло однозначно одержало бы победу над добром.

После представления настроение несколько улучшилось.

«Ну не мог плохой человек Тихонов иметь в друзьях такого хорошего Бармалея», – подумала Крулевская и, пересилив себя, отправила СМСку дочке. Через минуту-другую телефон зазвонил. Но мелодия была другая, не залихватская современная, которую установила ей Лилия, а несколько тревожная, классическая. Так телефон отзывался на входящий сигнал Силуянова.

– Королева, слушай сюда, – раздалось в трубке. – До меня тут дошли слухи, что там твоего протеже решили успокоить навсегда. Высокие люди, портреты которых рисовал твой Тихонов, очень не хотят, чтобы их фамилии хоть как-то звучали на судебном процессе. А братве кокнуть бывшего фашистского прихвостня, так это благое дело. Ты плохо себе представляешь, чего мне стоило перевести его в одиночную камеру.

– Интересно, – ответила Марго. – А я подумала, что это Ивашев так решил.

– Ивашеву наплевать, ему от этого дела избавиться, как подарок к празднику. Но сейчас не это главное. Давай, форсируй события, иначе – сама понимаешь.

Маргарита услышала в телефоне посторонние голоса, вероятно к Силе кто-то зашёл, и он, не попрощавшись, отключился.

Трубка пискнула пришедшей СМСкой. Дочка писала: «Мама, скоро будем, инфы море, ты обалдеешь. Обещаю».

Лучшее время скоротать ожидание – это стирка, уборка, глажка, готовка.

За всем этим остаток дня пролетел незаметно. А на следующий день прямо с утра прорвало.

Приехали Лилия с адвокатом Красиным и заветной серой папкой. Следом приехал Максим. Он, ещё не раздевшись, заявил, что ночью у подследственного был сердечный приступ и его срочно перевели в тюремную больницу. Включённый планшетник мигал поступившей почтой.

Все собрались в гостиной и сосредоточились на рассказе Андрея Андреевича.

– В подвале дома оборудована художественная мастерская. Там старинные кисти из барсучьего меха, сейчас такие нигде в мире не производят. Смывы с холстов старых картин. В общем, полный набор заядлого копииста. В серой папке огромное количество набросков с картин Монро. Больше всего их на тему «Дождь в Тосканской долине». Наброски, по всему, делались не один месяц, а, может быть, и год. Художник в деталях изучал манеру мастера. Мы нашли в подвале целую библиотеку о творчестве Монро. Но самое главное, мы нашли дневник. Вернее не дневник, а листки с записями и пометками. Но все они без указания дат. Однако, читаются как приключенческий роман. Да, что я вам рассказываю, сами смотрите, – адвокат раскрыл папку и выложил на стол несколько пожелтевших листов вырванных из старых ученических тетрадей.

«Завмаг в благодарность за мою работу подарил мне несколько картин неизвестных мастеров конца 19-го века. Написаны отвратительно, у нас в художественной школе сопливые пацаны лучше рисуют. Но рамы, гвозди и холсты мне вполне сгодятся».

«Какая же сволочь этот Нилов, из-за таких как он у творческих людей опускаются руки. Ну да ничего, я ему ещё покажу, где раки зимуют. Мне очень импонирует манера Монро, вот пусть он этим Монро и любуется».

«Работаю реставратором, работа увлекательная и достаточно денежная. Показал старикам-реставраторам наброски под Монро, они смеялись до упаду, но не злобно, а по дружески. Сказали, что даже у нас в Советском Союзе эксперты прекрасно знают, что такое „Синяя акварель“. Рецепт её изготовления был утерян в начале 20-го века, и если она отсутствует в картинах того времени, значит это однозначно подделка».

«Ура! Сегодня узнал, что в Москве, в Академии художеств на складе лежит немного „Синей акварели“. Досталась по наследству ещё с царских времён. Её используют исключительно в реставрационных целях. Ну, а мы чем тут занимаемся. Выписал командировку, еду туда, за красками и кистями и проч. Кстати, у них там ещё со времён царя Гороха сохранились кисти из барсучьего меха!!»

«Второй месяц пытаюсь подделать подпись Монро, оказалось, что это нелегче, чем нарисовать самого Монро. Странное дело, никто толком не знает, сколько картин нарисовал этот художник. Его картины когда-то почти никто не покупал. Он рисовал или в стол, или не рисовал совсем. В Москве видел его картину в музее, уговорил, разрешили мне посмотреть обратную сторону. Гвозди почти такие же, как на той мазне, что подарил мне завмаг, да и рама похожая. Монро жил бедно и дорогих рам для своих картин не заказывал».

«Интересно, Монро был католиком, а картин на библейские сюжеты у него нет. Или они есть, но мы о них ничего не знаем. Если бы я верил в Бога, я обязательно нарисовал картину о жизни Иисуса. Но я в Бога не верю или верю, но боюсь признаться даже себе».

«У меня сегодня триумф, показал „Дождь“ Нилову. „Великий знаток и эксперт“ в диком восторге. Битый час рассказывал мне, чем отличается работа великого мастера от моей мазни. И что мне ещё много надо учиться, чтобы хотя бы отдалённо приблизиться к мастерам прошлого. Деваться некуда, пришлось слушать».

«Руки чешутся написать ещё что-то из Монро. Холсты есть, немного „Синий акварели“ тоже. Гвозди и рамы – присутствуют. Но в СССР их практически не продать. Разве, что передать в музей. Ну и что, что вместо подписи Тихонов будет написано Монро. Писал-то их я, и все будут восхищаться моей работой».

«Надо спасать Любаню, ей срочно нужны лекарства. Конечно, лучше всего её переправить к нашим, но она не выдержит, да и фронт далеко. Эх, подпольщица ты моя, как же тебя угораздило».

«Эта гадина, Нилов работает на фрицев, рассказал им о моём Монро. Они затевают какую-то пакость. Надо бы срочно уехать, но ведь здесь Любаня, а ещё её малая сестрёнка. Они же без меня точно пропадут».

«Сегодня подписывал купчую на картину. Фрицев полный дом, все крутятся, снуют, фотографируют. Сволочь Нилов заподозрил неладное, мои буквы на подписи чем-то похожи на Монро. Когда тысячу раз тренируешься, обязательно заразишься почерком великого мастера. Думал, расстреляют прямо здесь у дома. Но Нилов промолчал, я так думаю, что узнай немцы правду, его тоже бы шлёпнули рядом со мной или повесили, чтобы на эту гадину пулю не тратить».

«Сегодня Любаня моя умерла, хотел убить пару фашистов, чтобы и меня расстреляли. Зачем жить без неё».

«Пришла бабка Фрося, малая Ленка у неё была. Говорит, кормить нечем, помрёт дитё, жалко. А ты богатый, тебя немцы не тронут, вот и спасай божью душу, тебе на том свете зачтётся. Буду спасать. У Ленки глазёнки точь-в-точь, как у Любани. Пусть растёт, и мне память будет».