Книга Исповедь гейши - Радика Джа

Она так вежливо говорила, что я просто не могла ей отказать, о чем потом не раз пожалела.

— Наш банк очень ценит вас как клиента, и некоторое время назад мы сообщили вам о небольшой проблеме, возникшей с вашим счетом. Вы получили наше письмо? Вам известно об этой проблеме?

Надо было соврать, но я не смогла. Когда с нами говорят так вежливо, мы, японцы, просто не в состоянии лгать.

— Да, я что-то такое получала, но не совсем поняла, о чем там речь, и отдала письмо мужу.

Это была полуправда, и, вероятно, женщина из банка это поняла.

— Вы знаете, что ваш кредит превышен на 489 327 иен? — монотонно продолжала она. — В понедельник кончается льготный период и вам придется платить 16 процентов по задолженности. Вы меня поняли?

Я промолчала. Все это просто не укладывалось у меня в голове. Не дождавшись ответа, женщина со вздохом повторила:

— Вы поняли, что я сказала? С понедельника банк будет начислять 16 процентов на вашу задолженность. В ваших интересах как можно быстрее ее погасить.

— Но как так получилось? Совсем недавно у меня на счету было три с половиной миллиона, — наконец промямлила я.

— Мне неизвестно, что у вас было раньше. Я просто сообщаю вам о состоянии вашего счета в настоящий момент. Если у вас есть вопросы, обратитесь в местное отделение банка. Благодарю за внимание.

На этом разговор закончился. Мне сообщили все, что полагалось. Я посмотрела на трубку, которую все еще держала в руке. Телефон у нас был старенький, с крутящимся диском. Мы купили его сразу после свадьбы и до сих пор не поменяли. Положила трубку на аппарат. Значит, то первое письмо не было ошибкой. Всего за год я ухитрилась потратить два миллиона иен. И теперь должна банку кучу денег.

Я машинально бросила взгляд в окно. Сакура уже отцвела, и на смену розовому облаку пришли нежные зеленые листочки. Я словно впервые увидела ее. Рю всегда говорил, что именно из-за сакуры он и купил этот дом. Поэтому я ее терпеть не могла. Но сейчас я с восхищением любовалась ее утонченной красотой. На конце одной из веточек сохранился светло-розовый цветочек. Я перевела взгляд на серую каменную изгородь, отделявшую нас от улицы, где тоже росла сакура. Мне всегда не нравилась эта стена в духе английских сельских пейзажей. В Токио она выглядела как-то неуместно. Теперь я посмотрела на нее другими глазами — она, как надежный бастион, скрывает нас от любопытных взглядов соседей.

Когда женщина видит преграду, она сразу же начинает искать пути ее преодоления. Такова уж женская натура. Я не заплакала и не впала в панику. Какой от этого толк? Приготовив обед, я стала неторопливо есть. Одно было ясно — я вся в долгах. И надо вернуть банку четыреста тысяч иен. Я вдруг вспомнила, как лежал ничком отец, умоляя сохранить ему жизнь, — и чуть не задохнулась от жалости. После его смерти мы никогда о нем не говорили, словно он просто уехал в долгосрочную командировку. Японцы не любят вспоминать о своем позоре. По правде говоря, я его почти забыла и вспомнила только сейчас. Волной нахлынуло прошлое, и его позор вдруг стал моим. Значит, я вся в отца. Как ни странно, меня это обрадовало. Я всегда боялась, что пойду в мать.

За обедом я перебрала и отвергла множество вариантов. История отца была мне хорошо известна. Я знала, как накапливаются проценты, превращая небольшой долг в гору Фудзияма. Неужели «фудзияма» моего отца тоже начиналась с банковской задолженности? Нет, вряд ли.

Будь я поумнее, то призналась бы во всем Рю и попросила его оплатить мой долг. Но во мне заговорила гордость. Ведь тогда придется сказать, что я утаила от него деньги, подаренные матерью, открыла свой собственный счет и просадила все на тряпки, в то время как он надрывался на работе, чтобы выплачивать ипотеку. Можно себе представить, как он посмотрит на меня. Я крепко зажмурилась, отгоняя от себя эту картину. Нет, он никогда ни о чем не узнает. Буду сама изворачиваться, как смогу.

Первый раз в жизни я задумалась о деньгах. На хозяйство у нас уходило 160 000 иен в месяц. Я держала их в стальном сейфе под нашим семейным ложем. Бросившись наверх, я вытащила сейф из-под кровати и пересчитала наличность — 90 000 иен. Если отчаянно экономить, можно протянуть до конца месяца на пятьдесят тысяч. Но по сравнению с моим долгом сэкономленная сумма была просто мизером. Когда настало время идти за детьми, я так и не придумала ничего путного. Можно заложить мои вещи в ломбард, но от одной мысли, что мне придется расстаться со своим сокровищем, сердце сжалось от боли. К тому же за поношенную одежду там давали сущие гроши. Даже если я продам все, выручить удастся тысяч двадцать-тридцать, не больше.

Будь у меня сила воли побольше, я бы немедленно продала все свои тряпки, добавила полученные деньги к сэкономленным на хозяйстве и отнесла все в банк, умоляя отсрочить задолженность. Введя режим строгой экономии и забыв про шопинг, я бы за год-другой выплатила долг даже с таким высоким процентом. Но я уже не представляла своей жизни без распродаж. Да я просто умру без этой струи свежего воздуха. Как все, кто слаб духом, я не находила в себе мужества покончить с собой.

Без пятнадцати три я, сев на велосипед, поехала за Харукой, которая играла в доме у подружки. У станции, рядом с игровым залом «Розовый пеликан» меня чуть не переехала черная «тойота-краун», на которой ездят только члены императорской семьи и якудза. Машина резко затормозила, и из нее выскочили два парня в дорогих костюмах.

— С вами все в порядке? — спросил один из них с сильным акцентом, характерным для жителей Кансая.

— Да-да, все хорошо.

Когда я падала, то оказалась под велосипедом. Из машины кто-то ледяным голосом скомандовал:

— Поднимите этот чертов велосипед и отведите ее на тротуар.

Я подняла глаза, но сидящего в машине скрывали темные стекла, и было непонятно, старый он или молодой. Парни подхватили мой велосипед и помогли дойти до тротуара. Из «Розового пеликана» выскочили две молодые женщины и, отогнав парней, стали хлопотать вокруг меня. Одна из них припарковала велосипед, другая проводила в туалет, чтобы я привела себя в порядок. Девушки были такие милые, внимательные, и я сразу поняла, что это не японки. Я читала, будто все залы для игры в пачинко принадлежат корейской мафии. Теперь понятно, почему они такие хорошенькие. Вероятно, здесь работали кореянки, а все они пользуются своей корейской косметикой на змеином яде, лягушачьей слюне и прочих подобных веществах. Когда я вышла из туалета, в офисе меня уже ждал чай. Хотя в игровом зале стоял жуткий шум, здесь было тихо. Через стекло виднелись игроки, сидящие за автоматами. Множество экранов закрыли одну из стен — камеры были установлены в мужском и женском туалете, в зоне игровых автоматов и у касс. Напротив висел китайский свиток и стоял большой аквариум с золотыми рыбками.

Я никогда не ходила в игровые залы — мне казалось, что их посещает только совсем пропащая публика. Но люди у автоматов выглядели вполне прилично. Там были представлены практически все слои населения: зеленая молодежь, студенты, мужчины в хороших костюмах, плохо одетые женщины, бабушки и дедушки в спортивных штанах, молодые парни в модных джинсах, офисные дамы в соответствующих нарядах и, конечно, домохозяйки в бежевых плащах. Эти плащи меня несколько удивили, дождь ожидался только вечером. Но потом я поняла — они собирались торчать здесь до ночи.