Книга Помощник китайца - Илья Кочергин

Сун представил меня, как всегда, немного торжественно и указал мне место за столом.

— Мои уважаемые соседи не говорят по-английски, поэтому я попрошу тебя переводить им. — Старички с уже румяными от водки лицами радостно кивали. Сун поднял рюмку. — Сегодня мой день рождения. Поэтому я пригласил тебя и их тоже. Я хотел, чтобы собрались те люди, которые мне помогали в то время, когда я был в чужой стране. Я почувствовал, что советско-китайская дружба — это не просто слова. Я хорошо, хорошо почувствовал это. И поэтому я хочу выпить за советско-китайскую дружбу и за твоего деда. И за моих уважаемых гостей.

Суна немного несло, и я вдруг понял, что он пьяный. Вид у него был грустно-сосредоточенный, волосы свешивались на лоб, рубаха на боку была немного выправлена. Он речитативом произносил тост, всё больше и больше повторяясь, а старички кивали. Потом старик, не дождавшись конца речи, выпил и растянул меха. Сун всем кивнул и тоже выпил.

И запел «Подмосковные вечера» на китайском языке. А дед хорошо аккомпанировал ему, только, по-моему, слишком медленно. Вообще всё это напоминало какой-то авангардный фильм или спектакль. Есть же такое кино не для всех. Я как-то видел фильм, там минут десять подряд камера едет по коридору с тусклыми лампочками, едет, поворачивает в какие-то своротки. Очень на нервы действует.

И тут то же самое. Сидит, поёт русскую песню, а сам, наверное, про свой Китай вспоминает. И ещё руками плавные движения делает, как будто взвешивает в руках шёлковые ткани или медленно раздвигает паутину. Я знаю, что в таких ситуациях надо делать. Если уж опоздал на праздник, то надо срочно догонять, а то тоскливо станет глядеть на окружающие тебя рожи. И я стал догонять, сам себе подливая, тем более, что Сун распутывал свои нити и не ухаживал за гостями.

Потом бабка уже не выдержала и подхватила «Вечера» с середины куплета довольно хорошим голосом. Почему он не пригласил хотя бы Ивана с Пань Пэном? Сидит с соседями.

Теперь Сун запел другую песню. Шань шан йоу гэ сяо шу. На горе стоит маленькое дерево, под горой стоит большое дерево, я не знаю, я не знаю, я не знаю, — какое выше, какое больше. Глаза ещё больше сузились и глядят в одну точку. Нет, настроение этого застолья мне как-то совсем не подходит сегодня. И я стал думать о своих миллионах.

Дэн вчера сказал, что они продали в Омске две квартиры. Не свои, правда, а чужие. Поэтому и при деньгах. Показал даже паспорт фальшивый — на вид совершенно настоящий паспорт, ни к чему не придерёшься. Фотка сяопиновская, только фамилия другая и прописка. Они, говорит, на каждую квартиру новые делали у одного мужика.

В общем, снимают хату, заключают даже договор об аренде. Дают в газету объявление о продаже, находят купца и берут у него залог, потом мотают. Но нужно, чтобы квартира знакомая была, чтобы у них документы на неё были на руках. А дальше вообще делать нечего — всё уже отработано, отлажено. Вот сейчас ищут как раз в Москве квартиру для такой операции. Кстати, не знаю ли я чего-нибудь подходящего? А чего тут знать? Вот она квартира, берите, продавайте, я полностью — за.

Лёха говорит — нет, с тобой нельзя. Ты и так нас выручил, мы тебя впутывать в это не будем. Ни за что. Давай лучше пиво дальше пить. А про то, что мы рассказали — забудь.

А я что, хуже других, что ли? Ничуть не хуже. Я тоже, может, хочу их ящиком «Старопрамена» угостить. Квартира моя — что хочу с ней, то и делаю. Захочу — вообще подарю её кому-нибудь.

— Но только, смотри, Серёга, мы тебя нисколько не заставляем. Ты сам предложил.

— Конечно, сам. Никто меня не сможет заставить. Просто я сам решил.

— Тогда лады. Но ты ещё подумай до завтра, а то утром проснёшься, испугаешься и передумаешь.

И я, действительно, немного испугался утром, и хотел передумать, но тут вспомнил, что уже обещал Алёнке три лимона. Ну а тогда, раз так, значит так. Будем продавать. Немного страшно, конечно, но ведь моя задача совсем простая — официально сдать им хату, потерять документы на неё, а потом прийти, удивиться, что там живут другие люди, и вызвать милицию. Ни к чему не придерёшься — я вообще пострадавший получаюсь. А сделка незаконная, так что квартира моя остаётся в любом случае.

Мне и делать ничего особо опасного не придётся, просто помочь им немного. Короче, и сомневаться не надо, тем более, что я сегодня уже позвонил Дэну и подтвердил своё решение. Лучше надо думать, куда деньги можно потратить. Тут уже всё полностью от меня зависит, чтобы правильно распорядиться. И Алёнка не сможет сказать, что, если мужчина недоволен тем, как одевается жена, то он должен сменить ей гардероб. Сменим и не раз. В Китай можно будет съездить, посмотреть, что за страна такая.

Суна совсем развезло. Мне кажется, что он поёт свою Шань шан на мотив «Во поле берёза…».

Надо, наверное, идти. Обуваюсь в прихожей и замечаю, что половина кухни заставлена пустой посудой — шампанские и водочные бутылки. Мощно мужик закувыркался. Но мне сегодня сидеть с ним некогда, нужно бежать, и я прощаюсь. С трудом отрываю Суна от разговора со стариком — он ему втолковывает о дружбе Старшего брата и Младшего брата, двух великих братьев, которые в душе не разлей вода. Сосед слушает чужую речь и согласно кивает.

Заказали мне кучу икон в Троице-Лыково. Звоню Георгий Семёнычу и начинаю зачитывать ему список. Спаситель — сорок штук, Казанская — сорок, венчальные, Пантелеймон (хорошо берут жёны алкоголиков), Николай, Утоли моя печали, Сергий Радонежский — все по двадцать, остальные по десять штук и три тысячи маленьких складней.

— Это, Серёга, мне некогда. За складнями заезжай ко мне, бери. Иконы потом отвезём. Всё, я дома.

Голос странный. Шепелявит немного, неужели опять сорвался Георгий Семёныч? Да, так и есть. Я заезжаю к нему и отправляюсь сначала за пивом — две здоровые авоськи по десять в каждой, ручки режут пальцы. Некоторое время сидим, болтаем. Потом отправляюсь назад, надо ещё в Котельники заехать на всякий случай, может у них «Живый в помощи» закончились.

Никак не могу выехать из двора — руль выворачивается куда-то на сторону. Ставлю руль прямо и качусь с горочки. Сначала падает велосипед, а потом я на него, постиранными джинсами прямо по цепи проехался, все в чёрном масле теперь.

Я вот сейчас сяду и поеду, всё равно поеду. Мне нужно заехать в Котельники, значит, заеду. Приятное такое упрямство поднимается, азарт — доеду или не доеду? Ну, значит всё-таки нажрался. Ну и что, нажратому даже лучше — не замечаешь, как время летит. Оно, время, немного тормозится в те минуты, когда снова поднимаешь упавший велосипед, видишь близко лица прохожих, мусор на асфальте, свои руки, упавшую кепку, а потом опять всё сливается в мелькающие пятна, в смазанную, движущуюся картинку.

Мне-то что — крути педали, рули рулём. Меня-то это всё, про что твердил Георгий Семёныч, считай, и не затронет. У меня сбережений всё равно никаких нет. Как раз купил плитку в новую квартиру, остальные рубли проели. Поэтому мне если и напиться, так за компанию разве что. Ну ахнут деньги в очередной раз, ну и что, у меня от этого инфаркта не будет. А свои три миллиона я всё равно ещё не получил.