Книга Записки фельдшера - Олег Врайтов

Местечко удобное — угол двора подстанции, у стены гаража, где дремлют две машины главного врача (современный «Лексус» и крайне несовременная, но при сем — шикарная древняя «Волга», трепетно отреставрированная, вплоть до вскинувшего копыта в отчаянном прыжке оленя на капоте), сверху нависают лапы двух могучих кипарисов, защищая в ненастье от дождя, в жару — от палящих лучей солнца. И еще оно удачно скрыто от бдительных взглядов старшего врача и особо глазастых диспетчеров, по зову души контролирующих в окошко, сразу ли ты прыгнул в машину, получив карту на руки. Вот и сейчас, бегло полюбовавшись на повод «Выс. АД, сердцебиение», я торопливо щелкнул зажигалкой, пока водитель прогревал машину. Дымок от подпаленного кончика сигареты взвился вверх, растворившись в пушистых кипарисовых ветвях.

— Чего там, Леха? — поинтересовался водитель.

— Болеют, Артемович.

— Срочно, нет?

— Срочно, срочно, — я торопливо тянул в себя жгущий глотку дым.

Меня хлопнули по плечу. Ага, врач мой.

— Срочно?

— Ну… да. — Я почему-то всегда стеснялся, когда Егор находился рядом, чувствуя себя школьником, прихваченным за расписыванием стен хамскими надписями бдительным директором. — Давление, сердце молотит. Кто его знает, почему оно молотит…

Егор кивнул, как обычно. Он всегда кивал, слыша повод к вызову, каким бы он ни был, словно он давно это предвидел и сейчас, услышав подтверждение своих слов, лишь сухо констатирует подтверждение собственной проницательности. Проделывал он это всегда с такой завидной ленцой и спокойствием, что я просто скрипел зубами от зависти. Ведь молодой же парень, если и старше меня, то лишь на пару годков, но всегда настолько спокоен, что невольно задаешься мыслью — где он успел набраться этой вековой мудрости и спокойствия…

— БРИГАДА ЧЕТЫРНАДЦАТЬ, ОДИН-ЧЕТЫРЕ, ВАМ НА ВЫЗОВ! — разнеслось по пустому двору. Ну да, стоило ли сомневаться — Зоя Савельевна, как зоркий сокол, вручив мне заведомо подозрительный вызов, не преминула оторвать зад от кресла и проконтролировать, понесся ли я стрелой.

— Нырни под кочку, лягва, — буркнул Василий Артемович. Где-то у него в родне в свое время погуляли поляки, и он частенько вклеивал в устную речь эндемичные его далеким предкам словечки. «Лягва» — это, кажется, жаба… метко подмечено, если вспомнить некоторую приземистость фигуры нашего диспетчера.

Я открыл дверь «Газели», впуская Егора в салон и ставя оранжевый терапевтический ящик за вращающееся кресло, упирая его в печку. Что, если верить грозной надписи на его внутренней поверхности, было строжайше запрещено. Не знаю, может, опасались разработчики, что вскипит в ампулах так нежно любимая нашим основным контингентом магнезия — но это опасение было неактуально, ибо печка наша грела куда хуже, чем огонек моей зажигалки, поскольку наша «Газелька» отходила уже два срока эксплуатации и теперь, скрипя, старалась отходить третий.

Егор забрался в салон, уселся на крутящееся кресло, запахнул свою ветхую темно-синюю куртку с нашитым крестом из светоотражающей ткани — старая куртка, давно уж таких не выдают — и снова кивнул. Я захлопнул дверь и полез вперед. Еще один маленький плюс работы с этим врачом — он всегда ездил сзади, давая мне, молодому разгильдяю, шанс покататься впереди с приятными бонусами в виде возможности делать героическое лицо, так котируемое юными девами, когда летишь на вызов с мигалкой, а на шее болтается фонендоскоп (опять же — прерогатива врача, но его таскал я), а в нагрудном кармане топорщится карта вызова, еще девственно чистая, без помарок и исправлений, и передо мной на панели шипит рация, в которую так приятно после каждого пакостного вызова, солидно вздохнув, сказать любимое «Ромашка», четырнадцатая свободна».

— Куда? — дежурно поинтересовался Артемович. Поинтересовался праздно, карта лежала на «торпеде», и он профессиональным взглядом уже не только успел увидеть адрес, но и проложить к нему маршрут.

— Абовяна, двадцать три, — поддерживая традицию, огласил я, взяв карту в руки. — Частный дом, встречать будут у ларька.

— Хрен кто там встречать будет, — фыркнул в желтые от табака усы водитель. — Сколько катаюсь, вечно блаженные вокруг — хоть в глаза им сс…

Я оглянулся назад, не слушая его дежурные же ругательства — Егор снова мне кивнул. Готов, значит. Поехали. Вся наша работа — бесконечная череда маленьких традиций и обрядов, смешных, нелепых порой, но свято соблюдаемых. Обматери вызывающих — и получишь действительно обоснованный вызов. Громогласно пообещай себе и бригаде, что встречать не будут — встретят, проводят и даже нести помогут. Покури перед вызовом, забей себе легкие горькой дрянью — и вдруг найдется вена, вдруг на прекардиальный удар заглохшее сердце отзовется внезапно возникшим рваным, слабым, но — ритмом, а пациент вместо пьяной, злобной и капризной твари окажется милым, добрым и крайне приятным человеком… Впрочем, последнее — крайне рискованно. Потому что не спасти такого человека — это очень больно.

Проезжая мимо окон диспетчерской, Артемович несколько раз издевательски «крякнул» сиреной силуэту Зои Савельевны, с предсказуемой бдительностью провожающей нас глазами.

— Ляяягва! — с удовольствием повторил он. И добавил еще несколько слов, не совсем понятных по звучанию, но вполне угадываемых по сути. Я, чтя и эту традицию, вежливо хохотнул. Оглянулся. Егор, растянув губы в улыбке, потряс головой — дескать, ага, смешно. И это — традиция. Ругающийся водитель — хороший водитель. Быстрый, знающий адреса, подъезжающий прямо к месту вызова, и помогающий — вне зависимости от того, насколько тяжел пациент.

Машина выскочила из ворот подстанции на пустую ночную улицу.

* * *

Луна скромно пряталась в тучи. В рваные, некрасивые тучи, которые ветер трепал, как дворняга — старую покрышку, и которые неслись по ледяному небу, подгоняемые тоже далеко не теплым ветром, забиравшимся в рукава, за ворот форменной куртки, и даже под брючины, выхолаживая кожу. Ветер выл, шипел, раскачивал деревья, которые, словно только этого и ждали, трясли бережно задержанные капли с еще не опавшей с лета листвы прямо мне за шиворот. Ночной вызов, чтоб его! Все они одинаковы по сути, хоть и разнятся в нюансах — место «черт-его-знает-где, там деревянный камень рядом, что за арбузной мастерской», холод, отсутствие встречающих, наименования улицы и уж тем более — номера дома, висящего на видном и освещенном месте, дорога, оставшаяся неприкосновенной со славных времен Соловья-разбойника, со всеми, трепетно сохраненными выбоинами и ухабами, оборванными обочинами и неожиданными поворотами, заканчивающимися тупиками или чьей-то припаркованной, запертой и не реагирующей на тычки и пинки по колесу машиной. Видимо, некий бог, который отвечает за ночные вызовы каждой бригады «Скорой помощи», в свое время затаил на нее определенную обиду, выработал шаблон гадостей, выдаваемых каждому работающему сутками медику, и с тех самых пор проявляет достойную другого применения добросовестность, подсовывая очередной, чреватый сюрпризами вызов молодому специалисту, и так уже взмокшему спиной, получив в руки карту вызова.