Книга Талант марионетки - Надя Дрейк

Гонерилья, старшая из дочерей короля Лира, подхватила реплику своей сестры. Она прошла мимо Корделии, презрительно взглянула на нее из-под длинных ресниц и отвернулась, утратив всякий интерес. Она не проклинала сестру и не желала ей зла, но надменно смеялась над ее глупостью и резким нравом. Адресованные Корделии насмешливые слова алыми змейками слетали с ее губ.

– Мадлен, посмотри на меня. Вот так, еще жестче, еще холоднее, – приказал режиссер. – А теперь подари этот взгляд Корделии и последнюю фразу произнеси с легкой издевкой.

За спор с отцом судьба тебя с годами

Б замужестве накажет неладами.

– Как люди ни хитры, пора приходит —

И все на воду свежую выводит,

Прощайте, —

парировала Корделия, а уже Марианна продолжила:

– Может, теперь у меня тоже перерыв?

– Прекрасная идея, – подхватил Дежарден с энтузиазмом и помахал ей вслед. – А я бы тем временем хотел посмотреть, кто подойдет на роль Корделии второго состава.

– Второй состав? – Марианна удивленно воззрилась на него и часто заморгала. – Но ведь ни у кого больше нет второго состава – только замены… Ни у Марка, ни у Мадлен…

– А у тебя будет, – отрезал он и обернулся к заднему ряду: – Жюли, на сцену!

– Что? – вопросили обе девушки одновременно: одна – недоверчиво и испуганно, Другая – негодующе.

– Жюли Дигэ, выйди на сцену и прочти отрывок, – повторил режиссер раздраженно. – Я надеюсь, ты знаешь роль?

– Да, – закивала она, – я читала…

– Хорошо-хорошо, – поторопил режиссер, поглядывая на часы.

Марианна схватила брошенную на стул сумочку и направилась к выходу.

– Значит, я вам больше не нужна! – вспылила она и исчезла за дверью.

Дежарден, казалось, не заметил ее исчезновения.

– Жюли, самое начало сцены: «Вы дали жизнь мне, добрый государь…» – кивнул он, не поднимая головы. – Только, ради бога, не задерживай, нам еще много репетировать. Скоро вернется Марк, и пойдут сцены поважнее этой.

Девушка огляделась. Стоять на одной сцене с Мадлен Ланжерар, играть важную роль в премьере… Хорошо, пусть даже вторым составом, но ведь играть! В лучшем театре Парижа! Она глубоко вздохнула и повернулась к Дежардену, как будто это он был ее отцом, королем Лиром:

Вы дали жизнь мне, добрый государь…

* * *

Предчувствие, что ее жизнь вот-вот изменится, окрыляло Жюли. В тот понедельник она летела в театр, оскальзываясь на мокрой после ночного дождя булыжной мостовой.

Луч солнца впервые за утро выглянул из-за туч и заиграл на шпиле церкви Святого Северина, высившегося поодаль, и девушка радостно улыбнулась. Перемены сказались не только на ее настроении, но и на внешности: на выходных она решительно и без колебаний избавилась от привычной длинной косы. Теперь ее аккуратную головку украшала короткая модная стрижка, подобная тем, что носили все парижанки. В густых каштановых волосах играло солнце, заставляя их блестеть. Карие глаза Жюли тоже сияли, а зеленый шарф, который она сегодня обмотала вокруг шеи, ярким пятном выделялся на фоне нового серого плаща.

На углу площади Сан-Мишель она на пару мгновений задержалась возле маленького кафе, чтобы полюбоваться собственным отражением в стеклянной витрине. Ее хорошенькое личико отчетливо проступило между свежими круассанами и булочками с корицей. Девушка еще раз с удовольствием пропустила пальцы сквозь непривычно короткие волосы и помчалась в театр.

На репетиции Жюли чувствовала себя куда увереннее, чем в тот день, когда цепкий взгляд режиссера упал на нее, чтобы выбрать на роль Корделии второго состава. За выходные она неоднократно прочла роль вдоль и поперек. Хотя слова ей уже были хорошо известны, девушка старалась рассмотреть в тексте то, чем была наполнена репетиция, – современные нравы, надменные и холодные лица Мадлен и Аделин, чувства Корделии к отцу и сестрам… Она проговаривала текст перед зеркалом, то хмурясь и кусая губы, то безмятежно глядя на воображаемых собеседников. Она то шептала, то говорила громче – когда Женевьев отправилась за покупками. Не то чтобы девушку беспокоило мнение тетки о ее профессии, просто во время импровизированной домашней репетиции Жюли все же остро недоставало театра с простором его репетиционного зала. Но сам факт того, что она поработала над ролью, придал ей сил.

– Ого! – с восхищением воскликнула Николь, едва Жюли вошла в гримерную, и тут же сообщила, что из-за стрижки узнала подругу исключительно по туфлям. Сияющая Сесиль восторженно пискнула, что новенькая стала похожа на диву из модного журнала, а когда в репетиционном зале Жюли встретилась с Себастьеном Деруссо, он воскликнул, что она самая красивая девушка среди присутствующих. Трудно было сказать, слышала ли эти слова Марианна, – в этот миг она увлеченно беседовала с Филиппом на противоположной стороне сцены и не смотрела в их сторону.

На этот раз режиссер решил начать прямо с монолога короля Лира, и Жюли пришлось довольно долго ждать, когда настанет ее черед выйти на сцену. К этому мгновению она так погрузилась в ход действия, что почти забыла о том, кто она такая, став на пару часов Корделией, и с жадностью следила за каждым словом и движением своего короля-отца. Все остальное не имело значения: незанятые актеры на зрительских местах растворились в тумане, а голые стены зала расступились. Она ясно видела лишь своих партнеров по сцене, да откуда-то из полутьмы долетали хлесткие слова Дежардена, проникая в ее сознание острыми сверкающими булавками.

Зловещие отзвуки голосов сестер все еще звенели в ушах Жюли, когда она вернулась в гримерную. Ей казалось, что репетиция пролетела незаметно, хотя Сесиль, изображавшая придворную даму Гонерильи, пожаловалась, что режиссер нарочно мучил их, снова и снова заставляя проходить один и тот же эпизод. В ответ Жюли только пожала плечами – она не ощущала усталости, только лихорадочное возбуждение. Она еще не вышла из образа Корделии, чужие мысли и чувства бродили у нее внутри, а сердце билось в груди едва ли не в два раза чаще, чем обычно.

Переодевшись, она вышла в коридор. Голова кружилась, губы сами собой шевелились, повторяя строки снова и снова. Уже давно миновало время завтрака и обеда – Жюли осознала это, только когда ей пришлось схватиться за стену, чтобы не упасть от охватившей ее слабости.

– Слабость – всего лишь еще один шаг, – раздался совсем рядом негромкий надтреснутый голос. – Сила приходит не сразу.

Жюли подняла взгляд. Напротив нее, в двух шагах, стояла невысокая худощавая старушка. Она смотрела перед собой невидящим взглядом, хотя и обращалась к девушке. Ее белоснежные волосы были уложены в высокую прическу, которую венчала миниатюрная черная шляпка с кружевной вуалеткой. Тонкие старушечьи губы были покрыты ярко-вишневой помадой, составляющей комичный и чудовищный контраст бледной напудренной коже, испещренной сеткой морщин. Вокруг нее витал запах бессмертника, роз и еще чего-то пряного, похожего на воспоминание. Изумленно моргнув, девушка увидела, что на старухе старомодное черное бархатное платье с глубоким декольте, как будто она застряла где-то в прошлом веке.