Книга Терпеливый снайпер - Артуро Перес-Реверте

– Как он умудрился? – спросила я. – Разве здесь нет охраны?

– В доме дежурит охранник, но он ничего не видел. А ворота на улицу были заперты.

Вся Верона обсуждала это. И даже карабинеры, которые вели дознание, не понимали, каким образом Снайпер проник во дворик дома-музея, посвященного шекспировской легенде, – на этом балконе произошло свидание юной Джульетты Капулетти и ее возлюбленного Ромео Монтекки.

– Может быть, он спустился с крыши?

– Может быть… А может, прятался в доме, дожидаясь, когда разойдутся посетители.

Я оглянулась. Уже довольно давно и патио, и портал превратились в миниатюрный тематический парк, посвященный любви, – решетки унизаны замочками с инициалами, стены исписаны романтическими надписями, покрыты самозародившейся разноцветной мозаикой жевательной резинки, из которой составлены нежные фразы и признания. И сувенирная лавочка, как и несколько других на прилегающей к дому Виа Каппелло, являла собой кошмарное скопище брелочков, наперстков, пепельниц, чашек, тарелок, миниатюрных статуэток Ромео и Джульетты, подушечек, открыток и всей дряни, какую только может измыслить дурновкусие, причем главенствовали тысячи разнообразных сердечек, от изобилия которых вскоре начинало мутить. И со временем эта безбрежная муть вытеснила интерес к балкону и к бронзовой статуе Джульетты в глубине двора: большая часть туристов предпочитала теперь фотографироваться не там, а на фоне необозримого разноцветного пространства – много сотен замочков, прикрепленных к перилам, тысячи надписей и мозаика жевательной резинки на стенах. Извращенная мутация стрит-арта, так сказать. Интерактив, не побоюсь этого слова. Хотя можно, разумеется, найти и другие слова, попроще, не такие обидные.

– Что бы там ни было, – заметила Джованна, – Снайпер – просто гений.

Я взглянула на то, к чему относилось ее замечание, – на причину того, почему в промозглом месяце феврале в этом маленьком городке на севере Италии многократно увеличился приток посетителей к балкону Джульетты. Стоявшая в глубине внутреннего дворика, перед решетками, унизанными обетами и любовными клятвами, и сувенирной лавкой, густо усыпанной сердечками, бронзовая статуя веронской барышни в натуральную величину, обычно отполированная до блеска прикосновениями тысяч рук (туристы, фотографируясь, непременно хватались за нее и стерли всю патину), сегодня выглядела необычно – вся фигура Джульетты была обклеена купюрами в пять евро, покрытыми лаком, а лицо скрыто под маской мексиканского борца, представлявшей одну из тех калак, которые Снайпер всегда использовал в своем творчестве. Чтобы авторство композиции не вызывало ни у кого никаких сомнений, пьедестал украшали его подписи и фирменный знак оптического прицела.

– Не знают, что с этим делать, – засмеялась Джованна.

Да, это было видно. И очевидно. Департамент культуры впал в глубокую растерянность. Как только новость распространилась по СМИ, туристы и местные толпой ринулись взглянуть на интервенцию Снайпера. Первое побуждение – содрать коросту купюр и маску с лица Джульетты – угасло под напором неслыханного коммерческого успеха, и теперь многие тысячи посетителей рвались увидеть проведенную в Италии акцию художника-нелегала, скрывающего свою личность по причинам, о которых целыми днями гадали газеты, радио и телевидение. Дошло до того, что над изваянием в целях защиты его от непогоды установили нечто вроде навеса из алюминия и пластика. Художественные критики и университетские профессора-искусствоведы засветились перед камерами, комментируя оригинальную акцию испанского уличного живописца (были, впрочем, и такие, хоть и в явном меньшинстве, которые обзывали его вандалом), о чьем присутствие в Италии было до сей поры неизвестно. И потому муниципальные власти, принимая решение, руководствовались желанием погреть руки на этой новости, громовым эхом раскатившейся по всему культурно-туристическому пейзажу Вероны, и потому выдали нужду за добродетель. Как уверяла редакционная статья, напечатанная в то же утро в газете «Л’Арена», посреди студеного февраля, экономического кризиса и мертвого сезона по милости Снайпера и Джульетты – бедного Ромео оттеснили на обочину – божья благодать снизошла на Верону.

Оставив позади длинный хвост очереди и бесчисленные вспышки фотокамер и мобильников, мы двинулись на площадь Эрбе. Было по-прежнему очень холодно. На влажной земле уже похрустывали превратившиеся в льдинки капли дождя, и площадь постепенно заволакивалась редкой белой завесой мельчайших хлопьев. Мы решили укрыться в кафе «Филиппини» и выпить чего-нибудь согревающего.

– И результат налицо, – сказала Джованна, стряхивая капли с шерстяной шали, прежде чем повесить ее на спинку стула.

Джованна Сант’Амброджо была элегантная, привлекательная женщина с темными большими глазами и длинноватым носом, а раскованные манеры ее, не будь она итальянкой, могли бы показаться даже вульгарными. Скрывая первую седину, свои иссиня-черные волосы она теперь красила. Мы познакомились лет десять назад, когда изучали историю искусства во Флоренции, где у нас во время летнего курса, посвященного капелле Бранкаччи, случился и краткий романчик: приятные прогулки по берегу Арно перемежались жаркими ночами на моей узкой кровати в пансионе на улице Бурелла. Спустя несколько месяцев Джованна собиралась выйти замуж, и потому мы расстались мирно, сохранив сердечную привязанность. Сейчас она была разведена и жила в Вероне, работала в Фонде Сальгари и на деньги крупной винодельческой компании в Вальполичелле издавала журнал «Вилла делла Торре».

– Вопрос в том, здесь ли Снайпер, – сказала я. – Упивается ли успехом.

Джованна помешивала ложечкой свое молоко с капелькой кофе. Macchiato, сказала она, когда мы уселись за столик. И еще один для синьоры. И добавьте чуть-чуть коньяку.

– Попробую выяснить, – сказала она после недолгого раздумья. – Я знакома с людьми, имеющими отношение к стрит-арту, и среди них есть райтеры… Поспрашиваю… За спрос денег, как известно, не берут.

Она еще немного подумала, прежде чем поднести чашу к губам.

– Есть у меня один друг. Поставил местный рекорд по штрафам за вандализм. Подписывается Дзомо. По этому тэгу на железнодорожных станциях и автовокзалах можно проследить его путь по всему северу Италии… Агрессивный, жесткий – вполне в стиле того человека, который тебе нужен.

Мне понравилось, как звучит этот итальянский тэг. Дзомо…

– Молодой?

– Да уже не очень. Под тридцать. В Вероне он не работает, потому что полиция глаз с него не спускает и последствия могут быть нешуточные, но иногда становится невтерпеж, и тогда он выходит на улицу, точнее – отправляется в карательные экспедиции по другим городам.

– Кажется, я видела что-то его в Интернете… Композиции с полицейскими – его ведь рук дело?

– Его, – засмеялась Джованна. – Он уже несколько лет как подсел на эту тему.

– Но это очень недурно.

Я вспомнила окончательно. В самом деле – на сайтах, посвященных граффити, попадались и его работы. Помимо обычных и привычных композиций, его конек – изображать итальянских полицейских и карабинеров в самом неприглядном виде: они у него то целовались взасос, то мастурбировали, то дрючили друг друга. Работал он с предварительно сделанными трафаретами, что позволяло быстро нанести рисунок и смыться: приложил шаблон к стене, залил краску, и ищи-свищи. Такая стремительная техника, естественно, уменьшала шансы на арест. Не один полицейский мечтал повстречать художника – и не за тем, чтобы попросить автограф. Многие хотели бы потолковать с ним по душам и без свидетелей.