Книга Наслаждение - Флориан Зеллер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Но Жанна Моро еще не умерла, – говорит ей Полин.
– Правда? А ты уверена?
На диване Николя разговаривает с шефом Полин. Он объясняет ему, что в пригороде они нашли квартиру гораздо больше и удобнее, а шеф пожимает плечами, как бы вынужденно подтверждая, что это очевидно.
– Это очень симптоматично. Ваше поколение движется к нищете. На самом деле не просто ваше поколение. Так можно сказать вообще о Европе в целом. Но большинство людей не отдают себе в этом отчета. Однако стоит лишь немного попутешествовать, чтобы увидеть, что нас вскоре ожидает. Все будет довольно жестко. Веками этот континент всем заправлял. Теперь порядок изменился. Нужно уступить место другим, разве нет? Когда-то был черед Соединенных Штатов, а теперь очередь Азии. Вы увидите, мы будем свидетелями интересного феномена: Европа станет третьим миром. Через несколько десятков лет. А вы, вы будете деклассированными элементами. Очевидно, конечно, что не все. Для некоторых, тех, кто окажется хитрее или у кого родители очень богаты, все будет не так плохо. Но для большинства, поверьте мне, настанут тяжелые времена. Очень тяжелые…
– А твой шеф очень мрачный человек, – говорит Николя Полин немного позже, выйдя к ней на балкон.
– А мы тут гадаем, умерла Жанна Моро или еще нет?
– Думаю, да. А что?
– Мы вспоминаем любимых знаменитых покойников…
Кто-то из комнаты зовет Полин, и Николя остается на балконе наедине с Софи.
– Ну и?
– Ну и… Что?
– Ты счастлив, да? Ты станешь папой…
Николя кажется, что в ее улыбке есть что-то ироническое.
– Да, я старею…
Софи подходит ближе. В руке у нее шампанское. Она протягивает ему бокал, и он делает глоток, который кажется ему похожим на поцелуй.
– У тебя есть шанс. А вот я закончу свои дни в печальном одиночестве…
Глядя Софи в глаза, Николя с ужасом понимает, что хочет ее.
– Что такое? – спрашивает она.
– А?
– Что ты на меня так смотришь?
– Ничего, просто так.
Она улыбается ему, словно зная его мысли и говоря с садистским удовольствием:
– Что ты хочешь? Сначала нужно хорошенько подумать…
Все гости уже ушли, и Николя, куривший последнюю сигарету на балконе, возвращается в комнату.
– Не закрывай окно, – просит его Полин. В квартиру проникает свежий ночной воздух.
– Ну что, по-моему, все было отлично, да?
– Да…
– Все развлекались.
Николя вытряхивает содержимое пепельниц в мусорное ведро.
– Даже твой шеф?
– Что? А, нет, тут все иначе. Он вообще никогда не веселится.
– Бедняга…
– Я так устала, что даже боюсь встать.
– Хочешь, чтобы я тебя отнес, да?
– Пожалуй, – отвечает она со слабой улыбкой спящей красавицы.
Николя подходит и берет ее на руки.
– Все тяжелее и тяжелее…
– А тебя это удивляет?
Войдя в комнату, он осторожно кладет ее на кровать.
– Мне грустно уезжать из этой квартиры. Тебе нет?
– Это ты сейчас так говоришь. Но вот увидишь, там нам будет хорошо, – говорит он, вспомнив Леваллуа, и у него что-то щемит в сердце. – Тут как раз твой шеф рассуждал о том, что все будут жить в пригородах…
– Ах, так?
– Да. Он говорил, что это участь нашего поколения. Поскольку все мы будем жить в нищете…
– Вот видишь, он во всем оптимист…
– Да, у меня сложилось такое же ощущение, – отвечает Николя немного задумчиво.
– Кстати, я тебе говорила? Моя мать на следующей неделе приедет в Париж, чтобы помочь купить все что нужно. Кроватку, пеленальный столик, бутылочки…
– Супер!
– Тебя не потревожит, если она будет ночевать у нас?
Пеленальный столик, ну конечно.
Он вспоминает забавную историю, которую ему рассказал отец: после работы он сам сделал пеленальный столик, пока жена была в роддоме с первым ребенком. Это ли не доказательство того, что он тоже очень ждал этого ребенка, хотел его и надеялся? Как ни странно, эта картина совершенно не соответствовала тому, как он представлял себе отца.
Надо признать, они никогда особенно не ладили; излюбленной темой для споров, среди прочих, всегда был вопрос профессионального выбора Николя. Отец охотнее представил бы его адвокатом или, в худшем случае, дантистом. Но вот сценаристом?
Со временем все немного успокоилось, и они приняли негласное решение не касаться больше этой темы, чтобы не портить отношения, хоть и держались немного отстраненно. По сути, Николя в глубине души упрекал отца за то, что тот не очень ладил с матерью: он годами изменял ей самым откровенным образом, а потом неожиданно бросил ради Сильви. В его представлении отец вел себя как негодяй, и у Николя всегда было подспудное желание доказать матери, что сам он лучше. Но затем он обнаружил, что она ему тоже регулярно изменяла, и при этом не менее жестоко, и что они, в сущности, стоили друг друга. Николя рос среди всех этих измен – впрочем, как и большинство людей его поколения. И, без сомнения, именно по этой причине они все жили, слишком туго затянутые в нормы тревожной морали. Разве уже не стало привычным после каждой войны слышать лозунги «больше никогда»?
Через несколько недель после визита отца Николя заметил отца на улице: тот шел по площади Колетт с молодой женщиной, которой на вид было не больше тридцати лет. Сначала он хотел подойти, но в конце концов решил не делать этого. Что бы он ему сказал?
Вечером Николя рассказал об этом Полин.
– Так вот почему он бросил Сильви…
– Безусловно, да.
– Она выглядела так молодо…
– Ему просто было неудобно рассказывать тебе об этом, вот и все. Это и понятно.
– Да.
Николя долго сидел задумавшись. В голове мелькали болезненные образы: он видел отца в объятиях обнаженной девушки и не мог понять, осуждает его – и за что – или просто завидует.
«Где отец? Где отец?»
В больничных коридорах волнение. Николя, слегка смущенный тем, что до сих пор его никто не заметил, выступает вперед и робко поднимает палец. Ему протягивают запеленутого младенца. «Наши поздравления!» Он смотрит на крохотную девочку, его охватывает дрожь, и он старается намертво выгравировать в памяти то, что сейчас видит. Он хочет сосредоточиться, чтобы запомнить каждую деталь, каждую мелкую деталь, и внутренний голос говорит ему: «Ты сейчас переживаешь самую важную минуту в своей жизни, старик».
