Книга Холод - Андрей Геласимов

– Ну, не знаю, не знаю, – пожала плечами Зинаида. – По-моему, художнику лучше быть прежде всего живым. А вы такими темпами угробите себя очень скоро.

– Насчет живым – это не факт, – возразил Филиппов, указывая бармену пальцем на свою пустую рюмку. – Ты в курсе, как хорошо покойники продаются? Майкл Джексон вот если сейчас вдруг помрет – знаешь, сколько бабла нашерстит. А живой он уже давно никому не нужен.

– Майкл Джексон – это понятно. У него пластинки, песни. А вам-то после смерти что продавать? Сценографию ваших спектаклей?

– У-у, какие слова знаем… Сценография… – Филиппов кивнул замешкавшемуся бармену. – Давай-давай, наливай, не стесняйся.

– Можете издеваться сколько хотите, только проблема налицо. В обморок в машине упали. А до этого – сами сказали, что в самолете. Два обморока за один день.

– В машине? Я?

– А кто – я, что ли?

Филиппов оторвал взгляд от заново наполненной рюмки и недоверчиво посмотрел на Зинаиду.

– Не ври.

– Я же еще «не ври». Двадцать минут в полном отрубе на заднем сиденье лежали, а теперь отпираетесь.

– Когда это я лежал?

– Да почти всю дорогу после переправы.

– Не ври.

– Хватит уже, надоело.

– Зина, ты мне не хами. Кто тебя воспитывал?

– А вас кто?

– Подожди секундочку.

Филиппов повернулся к бармену:

– Ты про «маннергеймовку» слышал?

– Да, финская водка такая.

– Дело не в том, что финская, а в том, как ее пить. Маршал Маннергейм требовал наполнения рюмки до самых краев. Можешь налить полную? Так, чтобы «с горкой» чуть-чуть. Правда, финны для этого и рюмку, и водку специально подмораживали. Поверхностное натяжение тогда сильней. Почти как у масла.

– Зачем подмораживать? У нас и так холодно, – пожал плечами бармен и осторожно долил в рюмку.

Филиппов склонился над ней, оценил, а затем кивнул.

– Нормально. Обязательно надо, чтобы водка над краями слегка… Таким бугорком… А теперь смотри, тетя Зина.

Он аккуратно взял рюмку со стойки и плавно понес ее к своему раскрытому уже рту. В какой-то момент водка над рюмочными краями угрожающе заколыхалась. Филиппов замер, пережидая это волнение. Потом решительно двинулся на рюмку подбородком и в один глоток проглотил ее содержимое.

– Поняла? А ты меня тут немощным выставляешь. Ни одной капли не пролил. Маршал Маннергейм, между прочим, офицеров себе так подбирал. У мужа спроси – он наверняка знает… Точно не хочешь? Замерзла ведь. Накати. А то у тебя вот здесь на шее уже гусиная кожа.

Он протянул руку, чтобы прикоснуться к ней, и Зинаида не успела отстраниться. То есть она отстранилась, но с опозданием. От этого возникла неловкость.

– Нет, я пойду. Меня дома ждут.

– Кто? Подруга твоего сына?

Зинаида от этих слов замерла как хомячок в клетке, если неожиданно постучать сверху по решетке пальцем.

– Ты так на меня смотришь, как будто это я убил Кенни.

– Кого?

– Если не знаешь, объяснять бесполезно. Я пошутить пытался. Кстати, если бы знала, легче бы нашла общий язык со своим сыном.

– Вам-то какое дело?

– Мне? – Филиппов пожал плечами, скроил гримасу волка из детского утренника и покачал головой. – Никакого. Просто к слову пришлось. Ты, правда, не знаешь, кто такой Кенни?

– Сказала же.

– Ладно, не сердись… Ты меня, между прочим, тоже обидела своим враньем про обморок. Я просто виду не подал. Железная выдержка. Долгие годы тренировок.

– Да не врала я вам.

– Слушай, не начинай. Скучно уже. Я всю дорогу помню от аэропорта до самой гостиницы.

– Помните? Хорошо. Тогда расскажите, что случилось на трассе.

– А ты хрюкнешь для меня?

Зинаида снова опешила.

– В каком смысле?

– В прямом. Как в самолете хрюкала, когда смеялась. Мне ужасно понравилось. Хрюкни, пожалуйста. Мне надо запомнить. Я своей актрисе потом покажу. Пусть она тоже так смеется. У нее в одном хорошем спектакле смех в начале второго акта не получается. А если будет хрюкать, как ты, то получится. Я на репетициях ей говорил – представь, что я сижу на уличном фонаре с голым задом. Так хорошо пару спектаклей смеялась… А потом перестала. Моя голая задница ее больше не веселит… Хрюкни, пожалуйста. Ну что тебе, трудно? У меня важная сцена провисает.

Зинаида секунду смотрела на Филиппова, потом отважно сморщила нос и хрюкнула.

– Не-ет, ну так нечестно, – разочарованно протянул он. – Ты всю органику потеряла. Так любой дурак сможет. В самолете у тебя совсем по-другому было. Обаятельно получалось. Такая добрая мультяшная свинка.

– Хотите, я могу хрюкнуть? – предложил бармен.

– Нет, спасибо. Мне женский звук нужен.

– А я могу и как женщина.

– Вот этого точно не надо. И вообще… Уже неинтересно.

Филиппов действительно поскучнел и снова указал бармену пальцем на пустую рюмку.

– «Маннергеймовку»? – спросил тот.

– Не надо. Налей как обычно.

– Я жду, – сказала Зинаида. – Я свою часть договора выполнила.

– А у нас тут бизнес, что ли? – покосился на нее Филиппов.

– Слово надо держать.

– Ну, хорошо, – вздохнул он. – Дай только выпью.

Проглотив третью рюмку, он поморщился, понюхал кулак и поморгал.

– Короче, слушай… После переправы на портовской трассе нам навстречу выехал какой-то дебил. Мы слетели с дороги. Я ударился головой. Потом этот придурок выскочил из своей машины… А нет, погоди… Он не выскочил. Там была вторая машина… И в ней сидело несколько человек. Они вытащили этого придурка из джипа и начали его… Да… А Павлик твой пытался их остановить… – Филиппов сделал паузу. – Потому что это была девушка…

– Ну? – сказала Зинаида, подождав несколько секунд. – И что было дальше?

– Дальше… А я почему-то не помню… И, кстати, куда делся Павлик? Почему ты одна меня в гостиницу привезла?

– Вот видите. Вы даже про Павлика ничего не помните. А в обморок упали гораздо позже.

– Да отцепись ты со своим обмороком. Что это за девушка была? И почему за ней гнались?… Нет, подожди, я сам вспомню… Просто надо повторить мизансцену. Иди сюда.

Он соскочил с табурета у стойки и потащил Зинаиду к одному из столов.

– Сядь.

Филиппов усадил ее на помпезный стул с полированной спинкой, а сам, скрежетнув тяжелыми ножками другого стула по кафелю, уселся позади нее.