Книга Интимная жизнь моей тетушки - Мейвис Чик

Мы сменили одежду на халаты, сели у окна, маленькими глотками потягивали шампанское и смотрели на залитый золотым, солнечным светом монастырь. Мне очень хотелось, чтобы его увидел и Мэттью.

– Красиво. – Френсис поглаживал мое колено.

Я скрипнула зубами, плотно их сжала, Господи, чего я только с ними не делала, и чуть не отпрянула назад, но тут же подумала: «Не дергайся, сосредоточься на том, что скоро станешь матерью…»

Мы начали заниматься любовью. По правде говоря, отвращения у меня это не вызывало: действительно, Френсис такой близкий, такой счастливый, да и опыта ему хватало. И тут зазвонил телефон. В семейной жизни на телефонные звонки принято отвечать, даже занимаясь любовью. Я взяла трубку, потому что лежала ближе. Голос с легким иностранным акцентом сообщил, что на мое имя прибыли цветы и можно ли их занести в номер.

– Нет, – ответила я. – Попозже.

– Что попозже? – спросил Френсис, лежавший рядом со мной, словно мир, в котором мы пребывали мужем и женой, ни на йоту не изменился, оставался таким же тихим и покойным.

– Что-то насчет обеда. Вообще-то…

Если цветы – его идея, полчаса роли не играли. Но если нет…

И мы продолжили. Шампанское, полумрак, белые простыни, шелковое покрывало. Все как надо, только не тот мужчина.

А потом – стук в дверь.

– Не открывай, – попросила я, надеясь, что в голос не проникла тревога. Если цветы, я пропала.

Постучали громче.

Еще громче.

Френсис вылез из кровати, надел халат, вышел в маленькую гостиную, открыл дверь. Тот же голос с иностранным акцентом объявил, что принес цветы, присланные миссис Холмс. Френсис что-то ответил, его отнесло в сторону, цветы пронесли через гостиную в спальню, где ждала я, прикрывшись шелковым покрывалом, в чем мать родила и лишившись дара речи. Потому что принес цветы Мэттью.

Мэттью…

Одному Богу известно, где он взял этот костюм, столь уместный для роли, которую играл. Даже с галстуком в сине-белую полоску.

– Мадам. – Он низко поклонился и поставил корзину (Боже, кто мог составить такой жуткий букет?) рядом с кроватью. Его закаменевшее лицо не выдавало никаких эмоций, глаза превратились в две синие ледышки. Я сделала вид, что дремлю. Все равно ничего не могла сказать, потому что в дверях возник изумленный Френсис. Приоткрыла глаза, чтобы посмотреть на Мэттью. Никогда не видела, чтобы у него так блестели глаза. В них читалась угроза, и я даже испугалась, что сейчас он врежет Френсису в челюсть и сделает что-то ужасное. Он лишь вновь поклонился.

– Премного сожалею, мадам, – услышала я. – Если вам и в дальнейшем потребуется содействие. – И он протянул мне визитную карточку.

Здорово он все сделал. Совершенно естественно. Да только ни один сотрудник отеля никогда не вошел бы в спальню без приглашения, даже с цветами. Полагаю, не зря гласит народная мудрость: держись уверенно, и тебе, возможно, все сойдет с рук. Френсис, конечно, начал наливаться гневом. Но едва он успел сказать «Если это все…», как Мэттью повернулся и тем же твердым шагом вышел из спальни и из номера. Я сунула визитную карточку под подушку.

Френсис двинулся за Мэттью, чтобы убедиться в его уходе.

– Черт знает что, – пробормотал он, как только хлопнула дверь. Но если у Френсиса возникли какие-то подозрения, он решил не раздумывать над ними. Сразу вернулся к кровати. – Что ж. – Он коснулся оранжевой гвоздики, приткнувшейся рядом с зеленью. – Кто-то приехал в город. От кого цветы?

Он взял маленький конверт, достал белый прямоугольник с нарисованными на нем цветами и надписью «В гармонии любви» над ними.

– От всех из номера 12а, – прочитал он. Посмотрел на меня, пожал плечами.

– Моя тетушка Лайза. – У меня нашелся дежурный ответ. – Благослови ее, Господи.

– А кто эти все? – спросил он.

– Кошки.

Меня следовало взять на работу в МИ-5.[25]Френсис простил вульгарность букета.

– Жаль, что она не может встретиться со мной. Похоже, очень милая старушка. Наверное, чувствует, что ее дни сочтены… отсюда и такая привязанность к тебе. – Он щелкнул пальцем по розовому бутону. Посмотрел на-белый прямоугольник и улыбнулся. – Тут она, правда, что-то напутала. – И постучал пальцем по словам «В гармонии любви».

Несмотря на злость и страх разоблачения, я любила Мэттью за эту выходку. Его стараниями почувствовала себя молодой и бесстрашной. Точно так же ведет себя ребенок, когда знает, что задумал что-то опасное, но все равно доводит дело до конца.

– Так на чем мы остановились? – спросил мой муж.

И рассмеялся. Я попыталась поддержать его. Получилось, как у старушки Марии, увидевшей, что палач порезал палец, проверяя остроту лезвия. Мэттью не просто был в отеле, он в любой момент мог снова ворваться в наш люкс. И порушить мою семейную жизнь. Но злость на него ушла, осталась одна любовь. Как он все спланировал, как мастерски исполнил, загнал «Волшебную флейту» в тень. Но тут злость перешла в контрнаступление, оттеснила любовь, и мне уже хотелось выскочить из люкса вслед за ним, найти и спросить, а какое, собственно, он имел право рушить мою семью? На что он, конечно же, ответил бы очевидным вопросом: «Какую семью?»

Я пошла единственно возможным путем: выпила еще бокал шампанского и довела наши любовные игры до логического завершения. Нисколько не волнуясь. Должно быть, потому, что сбросила трубку с рычага. С тем чтобы следующие полчаса нам никто не мешал своими дурацкими звонками.

Мы жили в люксе номер 505. На визитной карточке, которую дал мне Мэттью, стояло число 215. По крайней мере, он поселился не по соседству. И даже не в нашем коридоре. Господи, ну почему Кэрол решила умереть? И теперь я не могу даже посоветоваться с ней. А она так мне нужна! И не только потому, что без нее мне некому рассказать об этой безумной сцене из театра абсурда, которую разыграл мой любовник в этом самом отеле, на глазах моего мужа, а нужна вообще, часто, ибо мне хотелось рассказать близкому человеку о том, каково это – находиться в состоянии влюбленности. Хотелось поделиться шутками, нюансами, всякой мелочевкой, которые женщины рассказывают друг другу. Не о размере инструмента мужчины, не о том, сколько раз за ночь, а что является интересным, пусть и не составляет главного. Ни одна женщина не может назвать другую верной подругой, если они не просидели вместе как минимум месяц, обсуждая привычки нового мужчины, его слова, сказанные по тому или иному поводу, ямочку, появлявшуюся на его щеке, когда он глубоко задумывался, его умение носить желтое – редкое качество, доложу я вам, – мой ответ вчера вечером, когда он сказал мне, что мы… И так далее, и так далее, и так далее, а у меня не было ни единого человека, которому я могла бы доверять. И прежде всего не могла доверять сестре, с горечью подумала я, хотя этим самым человеком следовало быть именно ей. Ни одного. Изоляция плодит собственных демонов. И ни один из них не мог предложить независимое мнение, взгляд со стороны. Демоны сводили меня с ума, но не обещали каких-то решений. Во всяком случае, достойных рассмотрения.