Книга Лавина любви - Ноэль Бейтс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Джинджер опустила голову и вздохнула. Какая она дура! Вообразила, что в таком наряде сумеет понравиться потенциальному работодателю!
— Да, понимаю, — продолжил Мэтт. — Когда две параллельные прямые встречаются, это всегда вызывает некоторое недоумение.
— Откуда ты узнал, где меня искать?
— Я позвонил твоему отцу.
— И как же тебе удалось получить приглашение в гости? Что ты ему наплел?
— Я сказал ему, что у меня есть для тебя работа.
Джинджер поперхнулась от возмущения.
— Так или иначе, скоро я ему все о тебе расскажу! — Видеть Мэтта здесь, на расстоянии вытянутой руки… Она еле сдерживалась, чтобы не удариться в истерику. Она вдруг вспомнила, как он фактически отказал ей. Ей с трудом удалось не завизжать и не запустить в него чем-нибудь тяжелым.
Она заметила, что Мэтт держится на удивление непринужденно. Казалось, его ничуть не волнуют ее слова.
— А как по-твоему, зачем я сюда пришел?
— Может, решил, что удастся вытянуть из отца денег, — с вызовом проговорила Джинджер. — Не знаю. Ты лучше сам мне скажи.
— Посмотри, что тут у меня! — Он протянул ей бумаги, которые держал в руках. Джинджер не взяла их, просто посмотрела на верхний лист.
— Это же мои наброски интерьера дома твоего босса! — Она подозрительно посмотрела на него. — Зачем ты их взял? Я думала, ты давно все выкинул. Что происходит? — Враждебность уступила место замешательству. — Твой босс хоть в курсе того, что ты затеял?
— Да. — Мэтт положил бумаги на столик и выпрямился в кресле. — Кажется, нам с тобой надо кое о чем поговорить.
Джинджер отпила глоток вина — кажется, это входит у нее в привычку — и сбросила с ног туфли. Крайне важно взять инициативу в свои руки, чтобы Мэтт Грегори не смел манипулировать ею у нее же в доме. Ставя бокал на столик, она с удивлением обнаружила, что рука у нее дрожит. Она поспешно скрестила руки на груди и холодно посмотрела на незваного гостя.
— Так почему ты явился сюда? Зачем тебе понадобились мои эскизы? И что ты сказал отцу?
— На какой вопрос отвечать вначале?
— Мне все равно. Ты ответишь на все мои вопросы, а потом уберешься из моего дома и из моей жизни.
Однако вместо ответа Мэтт откинулся на спинку кресла и уставился на нее в упор. Потом небрежно отпил глоток вина и осторожно поставил бокал на столик.
В наступившей тишине Джинджер внимательно оглядела его и заметила, что одет он совсем не в старое поношенное тряпье, как в хижине. По правде говоря, он прекрасно выглядит. Одежда дорогая и модная. И идет ему. Брюки, очевидно, сшиты у хорошего портного, накрахмаленная бело-синяя рубашка и темно-коричневые туфли тоже из дорогого магазина. Немудрено, подумала она. Он нарочно постарался одеться как можно лучше, если собрался вытянуть у отца деньги.
Или специально хочет показаться респектабельным, если задумал что-то недоброе.
— Я ничего не сказал о нас твоему отцу, — сообщил он.
— А разве есть что рассказывать?
— Ладно, я не так выразился. Я не сказал твоему отцу, что зеница его ока пустилась в страстный двухдневный безоглядный загул с бедным поденщиком. Не думаю, что такая история ему понравится.
Джинджер нервно оглянулась через плечо. Вдруг отец вернулся и все слышит?
— Я не…
— Да нет, ты именно пустилась в загул. Но не волнуйся. Это останется нашим маленьким секретом.
Неужели он пытается ее шантажировать? Если она не выполнит какие-то его требования, он все расскажет? Джинджер вспыхнула.
— Если ты явился сюда шантажировать меня… — яростно прошептала она, наклоняясь вперед и резким движением отбрасывая прядь волос со лба.
— Что тогда?
Да он просто издевается над ней!
— Твое слово против моего!
— Да ладно, успокойся. У меня этого и в мыслях не было. На всякий случай добавлю: я очень уважаю твоего отца.
— Ты никогда в жизни его не видел! — выпалила Джинджер. Она поспешно схватила бокал и одним глотком осушила его. Может, вино успокоит нервы?
— Это не совсем так.
Прошло несколько секунд, прежде чем до нее дошел смысл его слов. Джинджер изумленно уставилась на человека, сидящего напротив. Наверное, ей все снится! Вот сейчас она проснется и обнаружит, что сидит в переполненном вагоне подземки. Она быстро закрыла глаза.
— Что ты имеешь в виду?
— Я хочу сказать… — Он встал и принялся расхаживать по комнате, разглядывая различные безделушки и картины, висевшие на стенах.
У Джинджер возникло впечатление, что он никак не может собраться с мыслями.
Наконец он снова сел, на этот раз не в кресло, а на ручку дивана.
— Джинджер, дело в том, что я прекрасно знаком с твоим отцом.
— Ты врешь!
— Знаю, тебе трудно поверить, но тем не менее…
— Ты лжешь. Но почему? Почему ты меня обманываешь и что пытаешься доказать?
— Ничего! — взорвался он. — Дослушай до конца и не прерывай. Оставь свои замечания на потом. — Он посмотрел на нее в упор.
При обычных обстоятельствах Джинджер доставило бы удовольствие наблюдать, как этот сильный, уверенный в себе человек не может найти нужных слов, но сейчас ее мысли были слишком поглощены вопросом: что за игру он затеял?
— Когда ты объявилась в моей хижине…
— Значит, все-таки в твоей?
— Да. В моей. — Мэтт бросил на нее нетерпеливый взгляд.
— Но ты же говорил…
— Кажется, ты не умеешь слушать не перебивая. Да, да, я помню, что говорил. — Он снова вскочил и принялся беспокойно расхаживать по комнате.
— Сядь! Ты действуешь мне на нервы! — выпалила она. — Я хочу, чтобы ты сел и сказал мне все, что собирался сказать!
Он пожал плечами и послушно опустился на диван рядом с ней.
Джинджер поспешно отодвинулась на самый краешек.
— Ведь я же не говорил тебе, что я поденщик, — медленно начал он. — Я просто согласился с твоим предположением.
— Но зачем? Это просто бессмысленно! — Джинджер покачала головой. Она посмотрела на него, ожидая встретить взгляд, полный раскаяния и вины. Что же происходит? Словно она пытается выбраться из лабиринта, где все пути заводят в тупик.
— Да, зачем… — пробормотал он, опустив голову. — Собственно говоря, хижина принадлежит мне. Это мое убежище. Каждый год на три недели я прячусь там, спасаясь от стрессов повседневной жизни. Я беру отпуск. Я живу один, поскольку никого к себе не приглашаю. Можешь представить себе мое раздражение, когда ты нарушила мое уединение со своей растянутой лодыжкой и такой милой, благородной и театральной беспомощностью?