Книга Кровавая месть - Иоанна Хмелевская

Боженка не возражала.

— Так вот, Зютек тоже не верит. Сама понимаешь, он не слепой, а она его бросает ради Доминика, но странно как-то бросает, вроде и бросила, а в то же время держит на коротком поводке…

— Чтобы совсем ветром не унесло…

— Я всегда знала, что ты догадливая. А он весь издёргался, потому как… тут я не очень в теме… будто бы у олуха жена была, и он её бросил из-за Вертижопки. Кажется, это я тебе тоже рассказывала. Развёлся он вроде легко, потому как детей не имели. Но сколько-то времени на это ушло.

— И почему на ней не женился?

— Да вроде не успел. Процедура эта разводная только-только кончилась… забавно — мост разводной, а процедура… так вот, а эта сука уже на Доминика нацелилась и начала носом крутить…

— Интересно, есть у неё хоть что-то, чем она не крутит?

— Чего не знаю, того не знаю, у меня с анатомией всегда было туго… А ещё Анюта… О господи! — Боженка резко затормозила, кашлянула, икнула и протянула Майке свою рюмку. — Дай мне ещё лекарства, я же не хотела тебе говорить… Вот, холера.

— Куда уж хуже, — поморщилась Майка, щедро плеснув медикамента подруге. — Валяй, буду знать, на чём стою.

— Он такой симпатичный, — жалобно проговорила Боженка. — И весёлый. И доброжелательный.

— Кто?

— Доминик. Не зацикливается на негативе, верит, что всё будет хорошо…

У Майки всё внутри так и оборвалось. Рассыпалось на мелкие кусочки. До сих пор она держалась просто отлично, но тут вдруг её железобетонная оборона дала трещину. Ведь это было главное и ценнейшее достоинство Доминика — его оптимизм, его жизнерадостность, его непоколебимая уверенность, что всё будет хорошо! Такое заразительное, оно поддерживало и помогало пережить самые тяжёлые минуты, преодолевать катастрофы. И что интересно: в конце концов, он оказывался прав. Незачем было посыпать голову пеплом — худо рано или поздно подыхало и превращалось в добро.

Нет! Взять себя в руки! Она тоже в состоянии внушить себе, что всё будет хорошо. Без всякой посторонней помощи, и пропади оно всё пропадом!

Майка схватила свою рюмку, которой до сей поры пренебрегала, ограничиваясь пивом, одним махом проглотила лекарство и гигантским усилием сгребла в кучку рассыпавшиеся обломки силы воли. Моментально их сцементировала, временное оно временное, но, как известно, нет ничего более постоянного… И нечего Боженке здесь заикаться!

Она снова подлила подруге подкрепляющей микстуры.

— На, не стесняйся. До Рождества и так не доживёт, куплю новую. И селёдочку сделаю. Выдавливай-ка из себя токсины, а то ещё отравишься.

— Ты видишь слёзы раскаяния на моих глазах?

— Вижу, вижу, но сейчас предпочла бы акустические впечатления. На визуальные в данный момент мне чихать.

— Ты великая и могучая, — заявила с уважением Боженка и приняла микстуру. А Майка поняла, что сейчас услышит то, о чём жёны, как правило, узнают последними, поскольку одни оливки никак нельзя назвать достаточной закуской. — Так-вот-что-я-тебе-скажу: когда они играли в бридж… Ты в курсе, что они играли в бридж?

— Конечно, в курсе. От всех четверых, четвёртым бывал Павлик. Иногда Славик. Или Эльжбета, разделывала их под орех. Но Доминик на деньги не играл, поэтому я и не волновалась. С удовольствием слушала о взлётах и падениях. Мне всё отлично известно, можешь не стесняться.

— И чудненько. Мне легче. Так вот, когда они играли, эта дурища строила из себя эдакую услужливую хостессу, кофеёк им заваривала, чаёк подавала, прелестные бутербродики в ротик засовывала, они на неё плевали с высокой колокольни, ты же сама играешь и знаешь, как это бывает — или играть, или всякие фигли-мигли… Им фигли-мигли по барабану, игра серьёзная. Юрек на мировую лигу по бриджу нацелился, уже отметился в Англии кое-какими успехами, для него это очень важно, Доминик тоже отставать не хочет, куда уж туг Анюте до них…

— Особенно до Эльжбеты, — буркнула Майка.

— Эльжбете она не мешает, та её считает талантливой идиоткой и в упор не видит. Талантливой в растительном смысле. Это я уточняю. И — что верно, то верно, — есть у неё талант, иначе бы я её давно выперла, а растения — они живые, им первая попавшаяся тупая дубина не годится…

Майка постаралась скорректировать подружку в нужном направлении:

— А Вертижопка?

— Что Вертижопка?

— Теперь тоже хостессу изображает?

Боженка даже обиделась:

— Да где ей! Она же законченная кретинка! Анюта её на два небоскрёба выше, Анюта даже думает иногда, а та? Вертит! Вот и всё.

— Положительный пример перед глазами, могла бы поучиться…

— У неё свои приёмы. А Доминика ей так ловко заловить удалось, он весь на нервах, а что до бриджа, им сейчас не до. развлечений, над расчётами головы дружно ломают, а услужливая ветряная мельница только мешается. Эльжбета её с треском вышвырнула, улучила момент, когда Доминик не видел. А больше я ничего не знаю, ты дальше сама решай, как быть.

Майка в принципе удовлетворилась полученной информацией, загвоздка была только в том, что пока она не представляла себе, что с этими знаниями делать. Правда, Боженка так и не сообщила ничего сверхъестественного, хотя замах-то был о-го-го, но Майке и без того откровений хватило выше крыши. Странное же увлечение Доминика Вертижопкой по-прежнему казалось ей непостижимым и категорически не укладывалось в голове.

Продолжая сидеть за обеденным столом, хотя Боженка уже ушла, она решила, прежде всего, привести в порядок свои чувства. Можно, конечно, и поплакать, но толку от этого мало, слёзы только старят и заставляют ещё больше себя жалеть, а это вредит рациональному мышлению. Увлечение вертлявой задницей не может длиться сколько-нибудь долго, это кратковременное помутнение, и разумнее всего просто подождать.

Да, хорошо, подождём. А что во время ожидания? Сосуществование с Вертижопкой?

При мысли об этом Майку так передёрнуло, что она схватила бутылку и выплеснула остатки лекарственной жидкости в свою рюмку. Оказалось ровно пятьдесят граммов — полная рюмка, которую она немедленно и опрокинула, не заморачиваясь закуской (впрочем, та тоже ушла вместе с Беженкой), а затем вскочила, решая, с чего начать. Первым побуждением было оставить следы предосудительного пиршества, как есть, — пусть подлец увидит, когда вернётся, но тут же сообразила, что сначала вернутся дети. А детей незачем в это свинство вмешивать.

Майка навела порядок и даже вымыла пепельницы.

И как только уселась за работу, почувствовала огромное облегчение. Высокохудожественный погребальный кошмар на экране и набросках отлично гармонировал с бушевавшим в ней стрессом. Чувства помогали работе, а работа помогала думать, наконец-то, одно другому соответствовало!

Занятая вращающимся гробом, позволявшим увидеть незабвенного покойника в последний раз перед тем, как он навсегда покинет сей бренный мир…