Книга Сад Персефоны - Нэн Эскуит

Я сама не знаю, почему так долго болтала с ним. Что-то в темных глазах Пола вызывало мою тревогу.

— Как удобно. Ты и Майк сможете наслаждаться без помех обществом друг друга.

Он говорил, казалось, без сарказма, просто холодно и равнодушно. Но я почувствовала в его голосе недовольство и подумала: «Он, как Василис. У него манеры хозяина и деспота. Ему не нравится, когда люди договариваются о чем-то без его разрешения».

Он был одет неофициально — в кремовой хлопчатобумажной рубашке и таких же брюках. Он явно не собирался сегодня уезжать. Рубашка была расстегнута, и виднелась загорелая мускулистая шея. Я вновь подумала, со ставшей уже привычной внезапной острой болью, о том, как он похож на Алексиса. Такие же черные как смоль волосы, карие глаза, казавшиеся особенно ясными и яркими из-за светлых белков. Твердый подбородок, полная нижняя губа и прямой, типично греческий нос, без впадины на переносице. Все это создавало некий чарующий, мужественный и притягательный облик.

— Ты не едешь сегодня в Афины?

— Нет, у меня небольшие каникулы.

— Жаль, что я не знала. Я хочу сказать, что довольно невежливо уезжать в такой день. Я надеюсь, ты не возражаешь?

— Почему я должен возражать? Дорогая Стейси, ты вольна поступать так, как хочешь, пока ты здесь. Сейчас это твой дом, если не навсегда.

Что-то произошло между нами. Ощущение дружеских отношений, которые померещились мне накануне, исчезло. Я с удивлением подумала: «Как я могла почувствовать к нему доверие?»

Он взглянул искоса на Дидо, которая маячила где-то на заднем плане:

— Пошли ко мне Ангелоса!

Он снова посмотрел на меня и произнес со странной, новой, вежливой интонацией:

— Надеюсь, что вы проведете приятный день. Извините меня, пожалуйста! — И, повернувшись, направился назад в свой кабинет.

Может быть, он услышал звук открывающейся двери и голоса, потому что едва закрыл за собой дверь кабинета, как появился Стратос, ведя за собой Майка.

Вскоре мы отправились в путь, и я решила про себя, что изменившиеся манеры Пола не должны испортить мне день. Я с удовольствием болтала с Майком, пока мы пробирались по неровной дороге, которая то поднималась в гору, то опускалась вниз. Мы ехали по открытой, выжженной местности, на которой было мало деревьев, но отовсюду, куда ни посмотри, виднелось море, как широкая голубая шелковая лента. Кайки — турецкие шлюпки — скользили по его поверхности и казались яркими точками. По мере того как мы забирались все выше и выше, отдаленные острова начинали казаться сверкающими драгоценными камнями, плавающими на ажурной поверхности воды.

Мы миновали небольшую кучку людей. Пожилая женщина в длинной черной юбке с кувшином на голове, с замотанным платком морщинистым лицом, остановилась, чтобы посмотреть нам вслед. Она проводила нас печальным, глубоким взглядом, свойственным многим греческим крестьянам. Мы улыбнулись ей, но она не улыбнулась в ответ, только приветственно помахала рукой. Мальчик гнал стадо овец, и их колокольчики звенели в такт стуку копытцев по пыльной дороге.

Когда мы достигли перевала, Майк остановил автомобиль и сказал:

— Конец дороги. Отсюда нужно идти пешком. Тропа слишком узкая и неровная, чтобы по ней можно было ехать дальше.

Я вышла из машины и остановилась, оглядываясь. Горы вокруг были голыми, без единого дерева, но густо поросшие начинающими засыхать травами. Воздух благоухал шалфеем и майораном. Вокруг расстилались цветущие розовые кусты тимьяна и вереска. Маленькие золотые мушки, или, может быть, это были бабочки, вились повсюду. Царили благословенные покой и тишина.

Мы простояли там долго. Затем Майк взял меня за локоть и ласково сказал:

— Сюда, — и повел меня дальше, вверх по узкой козьей тропе.

Некоторое время мы шли по извилистой, но утоптанной тропке, а затем она оборвалась, и дорога углубилась в лес. Кругом стеной стояли деревья, главным образом сосны — одни высокие и прямые, а другие — искривленные и кустистые. Под ногами расстилался ковер из сосновых иголок, мягкий и упругий, приглушающий все звуки. Было прохладно и спокойно — ни шума ветра, ни криков птиц. Внезапно лес закончился, и мы оказались на открытой площадке над морем.

Это место было явно когда-то вымощено камнем, но теперь трава и сорняки пробивались в расщелинах между растрескавшимися плитами. Перед нами предстали расколотые временем белые колонны, расположенные треугольником. В центре возвышалась статуя обнаженного юноши.

— Это Гермес?

Майк отрицательно покачал головой:

— Нет, это коурос. Они всегда так выглядят. Это церемониальные статуи, вырезанные в VI веке до нашей эры и посвященные богам. Иногда они устанавливались как памятники атлетам, завоевавшим победу на каких-либо играх, а иногда просто как надгробные памятники.

Я подошла поближе, глядя на фигуру почти в рост человека. Юноша стоял, опустив руки вдоль тела и выставив вперед ногу. Черты лица были так разрушены временем и непогодой, что их почти нельзя было различить. На одной руке отсутствовали пальцы, другая была сломана в кисти, и все же в статуе было что-то поразительно живое и привлекательное.

— Он очень красив. Интересно, а что случилось со статуей Гермеса?

— Во-первых, возможно, его здесь никогда не было. Название, быть может, возникло из-за какой-нибудь легенды.

Я подошла к краю утеса и увидела далеко внизу нагромождение скал и валунов в море.

— Какое странное место для строительства храма! На расстоянии многих миль отовсюду!

Майк подошел ко мне и взял меня за руку.

— Смотри, чтобы не упасть в пучину! Да, все это довольно фантастично. Но на всем побережье Эгейского моря полно таких мест.

— Нет, нельзя сказать, что это место выбрано неправильно. Я думаю, что все здесь великолепно. Куда ни пойди, всюду такая красота и величие! Это настолько иная страна, чем Англия! — Я вздохнула. — Когда я уеду отсюда, думаю, что уже не вернусь никогда. Но мне будет этого недоставать, и каждый раз, когда я буду вспоминать об этом месте, мне захочется вернуться.

— А почему бы тебе и не вернуться? — сказал Майк. Он ухмылялся. — Думаю, Василис пригласил тебя провести здесь целый год.

Я покачала головой:

— Нет, это не так. Если я вернусь в Англию и заберу с собой Ники, он умоет руки. Он так сказал.

— Но почему, ради всего святого… — начал было Майк.

Я села на одну из больших опрокинутых колонн:

— Здесь есть определенная причина. Хочешь, я расскажу?

— Конечно. — Он распростер свое большое тело на куске мраморной колонны, лежащей на боку. — Расскажи.

Я рассказала ему кое-что о моей беседе с Василисом. Майк, нахмурясь, внимательно слушал. Когда я закончила, он тихонько присвистнул: