Книга Девичьи грезы - Наталия Вронская

«Он оставил меня! Оставил! Я никогда больше не буду счастлива… Только он мог сделать меня счастливой, и вот его нет… Я никогда не буду счастлива!..»

Через некоторое время рыдания прекратились, и она одна молча сидела на лесной тропинке.

Когда через час Саша не вернулась домой, Сонцовы заволновались.

— Ее и вовсе не следовало отпускать одну! — восклицала Прасковья Антоновна. — Надо пойти искать ее!

Искать… Но не посылать же за ней прислугу? Сам Викентий Дмитриевич рад был отправиться на поиски племянницы, но рыдающие жена и невестка не давали ему этой возможности. И тут, как никогда своевременно, появился Владимир Алексеевич.

— Князь! — кинулся к нему Сонцов. — Такая радость, что вы пришли!

Ельской насторожился:

— Что произошло?

— В двух словах не расскажешь… Этот негодяй… Впрочем, вот что: племянница, Сашенька, ушла с час назад и ее все нет! Я волнуюсь за нее. Она так сильно огорчена…

— Но что произошло, Викентий Дмитриевич?

— Багряницкий сегодня прислал письмо, в котором соизволил сообщить о своем отъезде и о разрыве помолвки с Сашенькой. Письмо!

— Как это? — изумился Владимир. — Просто прислал письмо, и все?

— Да, — потерянно ответил Викентий Дмитриевич. — Я прошу вас: я не могу послать прислугу на ее поиски, не могу пойти сам — вы видите, мне не дают этого сделать. Вы мой давний друг, я полагаюсь на ваш разум и скромность — найдите ее, Владимир Алексеевич! Как бы не случилось беды…

— Конечно, Викентий Дмитриевич, вы можете ничего мне не объяснять… — при этих словах князь тут же, не медля ни секунды, вышел вон.

Он решил направиться в лес, зная, что Саша любила гулять там одна и с Багряницким, и не ошибся. Он нашел девушку, сидящей на тропинке. Когда он увидел ее, то остановился, не решаясь подойти. Но подойти все-таки следовало.

Ельской подошел к Саше и опустился рядом с ней на колени:

— Александра Егоровна… — тихо позвал он.

Саша посмотрела на него. У Ельского захватило дух — такая она была несчастная. Она молча протянула ему письмо. Когда Владимир прочел его, то растерялся. Упрекать сейчас Багряницкого глупо, легче от этого никому не станет. Проявить свои чувства — еще хуже. Владимир посмотрел на нее: девушка доверилась ему. Этими слезами, этим письмом она все рассказала ему о себе. Такое доверие постороннему человеку может дорого стоить, но Саша, видимо, посторонним его вовсе не считала. И от этого было еще тяжелее.

— Если бы я только мог помочь вам… — сказал он.

— Мое сердце разрывается от боли… Я, кажется, сейчас умру, — пробормотала она. — Мне так плохо, я так несчастна… Я никогда больше не буду счастлива…

Слезы опять навернулись ей на глаза, и Саша, не в силах сдерживаться, заплакала, спрятав лицо в ладонях. Ельской скомкал письмо. Любимое им существо было раздавлено, уничтожено, было совершенно беспомощно в своих страданиях… Он понимал, каково это — так обмануться, испытать такое разочарование… Кажется, легче умереть…

— Легче умереть… — пробормотала Саша.

Глаза у нее были покрасневшие от слез и совершенно безумные.

— Я раньше смерти боялась, а теперь не боюсь… Я думала, что умереть — страшнее всего, а ведь это, оказывается, самое простое… Я умру, умру! — крикнула она.

Ею овладел приступ отчаяния — такой силы, что Ельской испугался. Страстная натура сбросила с себя все покровы и рыдала, не имея возможности сдерживаться. Владимир схватил Сашу и прижал к себе с силой, не давая ей двигаться. Она обхватила его руками, лицом уткнулась ему в грудь и все плакала и плакала, не в силах унять слезы. Он что-то говорил, пытаясь ее успокоить, убеждал ее в чем-то… Говорил, что жизнь еще вовсе не кончена, что все пройдет, гладил по голове, целовал в волосы, в мокрые щеки, прижимая к себе, пока, наконец, плач не перешел в судорожные вздохи.

Стемнело. Они все еще сидели на земле. Саша обессилела от плача и теперь тихо прижималась к Владимиру. Он тоже ничего не говорил, прижимая ее к себе и тихонько покачивая. Оба потеряли последние силы и были не в состоянии говорить.

— Надо идти домой, — наконец тихо пробормотал Ельской. — Там все с ума сходят…

Саша покачала головой и прижалась к нему:

— Я не могу… — Ее шепот был еле слышен. — Не могу встать…

Ее руки уже давно отпустили его и безвольно упали. Владимир, в голове у которого тоже все смешалось от усталости, поднялся с земли и помог встать Саше. Когда он понял, что она действительно не может сделать ни шагу, то взял ее на руки и понес по тропинке к дому. Саша уткнулась лицом ему в грудь и не проронила ни единого слова, не сделала ни одного движения за все то время, что он нес ее.

Их заметили из окна, когда они уже близко подошли к дому. Все окна были освещены, на порог выбежали заплаканные Прасковья и Лукерья Антоновны, взволнованный и бледный Викентий Дмитриевич, Ксения и Лиза. Тут же суетилась и причитала прислуга. Ельской внес Сашу в дом и, взглянул на Сонцова. Тот понял безмолвный вопрос и быстро двинулся вперед, показывая дверь Сашиной комнаты. Владимир вошел, уложил Сашу на кровать и последним, что он запомнил в этот вечер, были ее бледное запрокинутое лицо, закрытые глаза и рука, свесившаяся с кровати.

Комнату Саши заполонили мать, тетка и сестры. Начались шум, плач, беготня… Ельской медленно прошел в гостиную и тяжело опустился в кресло. Его охватила усталость, которой у него не бывало никогда, даже во время тяжелых военных походов. Но сегодня испытанию подверглось не его тело, а его душа… А душевная боль всегда сильнее любой другой, они изматывают человека до конца, до самой последней капли, лишают его огня, воли, желаний…

Следом за ним в комнату вошел Сонцов. Уставшая, безвольная фигура князя произвела на него сильное впечатление. Он едва решился спросить:

— Что произошло?..

Ельской опустил голову на руки.

— Я нашел Александру Егоровну в лесу, — тихо начал он. — Она сидела на земле и плакала. Совершенно невозможно было сразу вести ее домой, она была не в состоянии идти… Она так плакала! — как бы внезапно поразившись своим словом, произнес Ельской. — Она, видимо, очень любила его… — тихо добавил он.

— Ничего, ничего. — Викентий Дмитриевич сел рядом с Владимиром Алексеевичем. — Это пройдет… Все проходит…

— Да, пройдет… Но как? — спросил князь.

— Что значит — «как»?

— Что с нею станет? Как она будет жить с такой душевной раной? Когда утешится? И утешится ли?.. Александра Егоровна — девушка с характером пылким, — все так же тихо, не повышая голоса, говорил Ельской. — Для таких натур все проходит не так бесследно, как для прочих… Если бы вы видели, что с ней творилось, когда я нашел ее… Слышали бы, что она говорила… Кстати, вот это письмо. — И князь протянул бумагу Сонцову.