Книга Архон - Кэтрин Фишер

— Я хочу многое вам сказать, хоть и знаю, что это против правил. Но правила эти были установлены совсем недавно. И я помню времена, когда их не было вовсе, и Архон свободно разговаривал со своим народом. Я говорил с вами, и на мне даже не было маски.

По толпе пробежало волнение. Аргелин спешился и начал проталкиваться вперед. Его телохранители бесцеремонно распихивали людей.

Алексос заметил это и заговорил торопливее.

— Нас разделили — по-моему, это неправильно. Что толку от Архона, который помогает людям только своей смертью? Поэтому я принял решение. Я восстановлю исконный порядок вещей. Аргелин почти добрался до лестницы. «Скорее!» — взмолилась про себя Мирани.

— Я заявляю здесь и сейчас, перед вашим лицом, что намереваюсь совершить Великое Паломничество. Я отправлюсь в путешествие, которое испокон веков совершали все Архоны.

Девушка сделала шаг. Вышла навстречу генералу, огромными прыжками мчавшемуся вверх по лестнице, и преградила ему путь. Бронзовая чаша ударилась о его доспехи; скорпион вскарабкался на бортик. На долю секунды Аргелин замер от ужаса.

А Алексос воскликнул:

— Я совершу путешествие к Колодцу Песен, который скрыт по ту сторону смерти, по ту сторону пустыни. Изопью воды и принесу ее вам. Сделаю так, что реки снова потекут и поля дадут урожай. Я спасу вас, мой народ!

Наступила тишина. Потом толпа всколыхнулась, ахнула, и по площади прокатился громкий крик ликования, загремели щиты, нестройным хором залопотали трещотки, зазвенели цитры, ухнули барабаны.

Мирани ойкнула. Аргелин схватился за чашу руками в перчатках и поверх нее метнул на девушку яростный взгляд.

— Твоих рук дело, — прошептал он, и его голос потонул в общем гомоне.

Любое путешествие начинается с пошлины

Почему ты? — коротко спросил отец.

— Потому что Архон берет с собой самых близких друзей.

— А ты-то тут при чем?

Сетис пожал плечами.

— Я же помогал привести его сюда.

Телия выковыривала шелуху из ячменного хлеба.

— Не хочу, чтобы ты уходил, — нахмурилась она. — В пустыне водятся скорпионы и чудища.

— Скорпионы и чудища водятся повсюду. — Сетис сел на табуретку рядом с сестренкой. Видя, что она тревожится, тихо проговорил: — Не беспокойся. Пройдет всего несколько недель, и я вернусь.

Девочка отшвырнула хлеб и отвернулась от брата, уперлась локтями в белый подоконник.

— Тебя всё равно вечно дома не бывает, — сказала она.

Сетис сам не ожидал, что эти слова его так уязвят. Отец покачал головой и подошел к двери.

— Жаль, что твой приятель Архон не может ей помочь, — пробормотал он. — Ты небось даже не подумал попросить его.

Сетис вспыхнул и поглядел на Телию. Ее худенькая спинка напряглась. Ей всего пять лет, она такая маленькая, пугливое, болезненное дитя. В прошлом году, когда стояла страшная засуха, ее много недель трепала лихорадка. Теперь на нее временами что-то находило, и на несколько мгновений разум словно затуманивался, она ничего не видела и не слышала, забывала, что ей говорили.

— Прости, что меня так долго не было, — тихо проговорил он. — Быть вторым помощником архивариуса — работа трудная. Полным-полно дел. — На подоконнике цвела красная герань. Вдалеке ступенями уходили вниз крыши белоснежных домов, переплетенных извилистыми переулками и лестницами, спускающимися к шумной, суетливой гавани. Здесь, наверху, воздух был лучше и в доме было прохладнее, чем в их прежнем жилище. На миг Сетиса охватила гордость за то, что ему хватило денег переселить семью.

— Ты всё время ходишь к Архону, — обернулась Телия. — И к той девушке.

— Она не…

— А теперь ты уходишь далеко-предалеко.

— Так надо!

Волосы у нее были темные, спадающие на глаза густой челкой, как у матери. При воспоминании о ней Сетиса охватила печаль — такая сильная, что он сам испугался. Мама умерла, родив Телию, и с тех пор никто из них не заговаривал о ней. Юноша старался выбросить ее образ из головы и заполнял пустоту бесконечными свитками, планами, счетами, контрактами. Но сейчас он устал, проработал всю ночь под опустевшими сводами Города при свете единственного тусклого фонаря, кропотливо переводя текст на серебряной Сфере, и воспоминания о матери неожиданно подкрались и захлестнули его с головой.

Вдруг на подоконник вспрыгнула кошка. Телия погладила ее. Кошка выгнула спину и потерлась о ее руку.

— Тамми любит меня, — с укором сказала девочка.

Сетис больше не мог этого выносить. Он посадил сестренку себе на колени.

— Послушай. Я принесу тебе из Дворца подарков. Игрушек, красивых платьев. Вернусь очень скоро. Ты и не заметишь, что я уходил.

Ее темные глаза смотрели не мигая.

— Ты уходишь прямо сейчас?

— Да. — Это было неправдой. Согласно традиции, Архон отправится в путь лишь с наступлением ночи, когда взойдет луна, но Сетис знал, что до тех пор не успеет еще раз заглянуть домой. — Поцелуешь меня на прощание?

Она влажно чмокнула его в щеку и соскользнула с колен.

— Пока, Сетис.

За ней колыхнулась дверная занавеска. Сетис подавленно смотрел сестре вслед.

— До свидания, Телия, — прошептал он.

Подошел отец с холщовой сумкой в руках.

— Вот, возьми. Запасные туники. Сапоги. Кинжал. Притирания. Плащ — в пустыне ночами прохладно. И немного денег.

Небольшой кошель с монетами. Сетис покраснел.

— Деньги мне не нужны. Оставь себе.

— У тебя что, их и так куры не клюют?

— Хватает. А тебе пригодятся для Телии.

Отец угрюмо кивнул.

— Ей на приданое. Если доживет.

— Папа…

— Ты хотя бы попросил жрицу, чтобы девочку взяли на Остров? Или в своих важных заботах совсем забыл о нас?

Сетис вздохнул.

— Не успел.

Отец кивнул, как будто говоря: я так и знал. Сетис терпеть не мог эту его манеру. Потом старик взорвался:

— Ну что толку околачиваться вокруг Архона?! Он мальчишка, не имеющий реальной власти! Давным-давно надо было поступить на службу к Аргелину. Я тебе всегда это говорил. Сейчас жили бы припеваючи. Сетис, побелев, впился в него пылающим взглядом. Потом подхватил сумку и шагнул к двери. Думал, что не сумеет произнести ни слова на прощание, однако на пороге остановился и, не оглядываясь, бросил:

— Увидимся.

Заскрипело кресло.

— Надеюсь, — ядовито отозвался отец.

* * *

На углу улицы Кожевенников пела женщина Высокие переливы ее голоса звенели над домами, смешивались с резким запахом дубленой кожи. Кислотные пары, поднимавшиеся из чанов, разъедали Сетису горло, жгли глаза. На миг улица будто расплылась; он поспешно вытер лицо тыльной стороной ладони и зашагал дальше, чуть ли не бегом, ныряя под шкуры, развешанные на веревках.