Книга Счастливые воспоминания - Кара Колтер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она заметила, что на сгибах оно почти порвалось. Тори бережно развернула его и пробежала быстро, не позволяя сердцу колотиться, те строки, где было написано, что она больше любила Адама.
Она аккуратно сложила письмо и отдала Адаму.
— Почему бы нам не закончить все это? — предложила она, удивленная и обрадованная холодком в собственном тоне. — Мы поедем в домик моих родителей неподалеку от озера Сильван. Посмотрим на звезды и вернемся домой. А потом можешь уезжать. Может, даже сегодня получится.
И тогда ты будешь свободен. И я тоже.
— Мне придется заплатить пени за коляску, если я не верну ее в три.
— Ну давай тогда сначала отвезем ее.
Он вздохнул.
— Хорошо. А я получу свой хот-дог!
Все, о чем он беспокоился, — это чертовы хот-доги и переплата за кресло. Может, он будет думать об этом и тогда, когда навсегда полетит от нее домой?
Его лицо было абсолютно равнодушно. Но ведь адвокаты очень хорошо умеют скрывать то, что они думают и чувствуют?
Она была поражена. Почему, собственно, он должен чувствовать что-то особенное? Ему не привыкать оставлять людей, которые больше всего в нем нуждаются.
А ведь сегодня утром, когда он заставил ее смеяться, она стала одной из тех, кто в нем больше всего нуждался.
Но об этом он никогда не узнает.
«Это было ошибкой, — решил он, — думать о том, как можно было бы гоняться за ней по спальне и щекотать до тех пор, пока она почти не задохнется от смеха».
Черт, было так просто представить, как она падает на кровать, и ее кудряшки на подушке, и этот смех, серебристый и призывный, который заставил бы волноваться любого мужчину.
Гораздо, гораздо безопаснее перевести разговор на хот-доги. Хотя, кажется, ей не слишком пришлась по душе его искусная уловка, которая предохранила их от захода туда, куда они не должны были проникать.
«Почему не должны?» — спросил его внутренний голос. Громко.
Он покосился на нее.
Причина есть. Она вышла замуж за его лучшего друга. Еще. Он должен строить свою жизнь без нее.
И еще. Рана никогда до конца не затянется. Зачем снова бередить ее?
Тори абсолютно права. Закончить все это как можно быстрее.
Когда кресло было снова в багажнике и повисла тяжелая тишина, а ее глаза стали такими же злыми, как тогда, в первый день, он почувствовал, что они вернулись туда, откуда начали.
Хот-доги не были слишком популярны в Калгари, что заставило его с непонятным упорством хотеть именно хот-дог. Он наконец-то нашел то, что искал, но это были хот-доги в их худшем воплощении — бледно-розовая сосиска, рыхлый суховатый хлеб, несвежие приправы.
Он все-таки набросился на них и съел три, лишь бы показать ей, что он даже не заметил, как изменились ее тон и выражение лица.
Он завидовал маленькому стаканчику йогурта, который она заказала, и пытался воскресить в памяти момент, когда все изменилось.
Надо вспомнить все — начиная с ее радостного оживления, с которым она следила за змеем, улетающим в небо, и до этой минуты.
Виноват его собственный невоздержанный язык.
Он сказал эти ужасные слова о каком-то парне, который гоняется за ней по спальне, — в его мыслях это, конечно, был он сам. А потом попытался замять все это, сменив тему и заговорив про хот-доги, и она стала холоднее льда. Что же нужно было тогда сделать, о чем говорить?
Он изучал ее черты. Нос, поднятый к потолку, яркие от солнца веснушки, волосы, к которым его пальцы так хотели бы прикоснуться.
Глаза. Холодные. Смотрящие на все что угодно, только не на него. Читающие что-то на стене за его плечами. Он оглянулся и посмотрел на то, на что смотрела она.
На картинке было показано, как правильно разделать поросенка. Каждая часть была изображена отдельно — как пазл.
Как теперь он может собрать все, устранить этот ужасный беспорядок?
Она была права. Закончи все это и поезжай домой. Избавь обоих от печали.
Картинка с поросенком убила его желание съесть этот проклятый хот-дог.
Ее мама работала в саду, когда они заехали, чтобы взять ключ от домика. Ему хотелось бы остаться в машине, но правила хорошего тона диктовали сделать обратное.
Мама была в прелестной шляпке, украшенной свежими цветами, в садовых перчатках, с тяпкой в руках. Его еще раз поразила мысль, как в таком возрасте будет похожа на нее Тори — обретет мягкую благородную красоту. Которая только приумножается с каждым седым волоском и каждой морщинкой вокруг глаз.
Он напомнил себе, что ему не придется все это наблюдать.
Даже несмотря на то, что он видел надежду в глазах миссис Брэдбери, когда Тори попросила у нее ключи от домика.
— Домик! Ну конечно, хотя там никого не было с прошлого года. Ох, если бы я только знала, я бы поехала туда и приготовила его для вас.
Как будто они собираются туда на медовый месяц! Краска прилила к щекам Тори.
— Мама, просто скажи, где там складные кресла. Мы собираемся посмотреть, как зажигаются звезды, а потом приедем обратно.
— Тори, ты взрослая женщина. Тебе не нужно отчитываться мне в том, что ты делаешь. Твой папа и я всегда только рады, когда этот домик может кому-то пригодиться и доставить удовольствие.
— Речь не идет ни о каком удовольствии! Ну так где кресла?
Мама кинула на нее удивленный взгляд. И пожала плечами.
— Посмотри во дворе. Ой, вот ключ.
Адам взял у нее ключ.
— Скоро я уезжаю. Может быть, мы больше не увидимся.
В ее глазах появились слезы, и это заставило его еще больше пожалеть о том, что он вообще здесь появился.
Зачем он приехал? Чтобы принести боль всем этим людям? Мама Тори хотела, чтобы он остался и помог Тори. Которая, кажется, его ненавидит.
Мама Тори перестала плакать, сняла перчатки и крепко обняла Адама.
— Ты можешь приезжать в любое время, Адам. Когда захочешь.
— Спасибо.
От дома ее матери они поехали к дому Дэниела. Краешком глаза Адам косился на Тори, ждал ее реакцию, когда она увидит полуразвалившийся дом.
Равнодушное выражение исчезло из ее глаз, и она нахмурила брови, когда перед ними возникла эта лачуга.
— Он, наверное, в школе. Я просто оставлю…
— Вон он, — сказала она мягко.
Дэниел появился на пороге, взлохмаченный, в рваной футболке.
Адам покачал головой и вышел из машины. Он открыл багажник и вытащил кресло.
— Я думал, ты хотел отправиться в школу, — сказал он, когда Дэниел подошел поближе.