Книга Бриллиант - Шарон Сэйл

— Черт побери, что ты тут делаешь? — громко спросил Джесс. Он так стремительно вошел в музыкальную комнату и так резко распахнул дверь, что она ударилась о стену.

Даймонд испуганно обернулась, и ноты выпали у нее из рук.

Голос у Джесса был строгий, выражение лица почти злое. Она подумала, что опять допустила ошибку, чем-то рассердила его.

— Ты сам сказал, чтобы я…

— Я скоро уезжаю, — заявил Джесс. — Я вовсе не против того, что ты остаешься здесь, но требую, чтобы ты после работы все положила на свои места.

Гнев Джесса оказался настолько неожиданным, что Даймонд даже не сумела сразу взять себя в руки. Слезы навернулись ей на глаза, и девушка быстро утерла их. С некоторых пор она хорошо научилась скрывать свои чувства.

— Так и сделаю, — пообещала она. — Ты, кажется, забыл, Джесс, что я всего лишь следую твоему совету. Вообще, если хочешь знать, с тех пор, как я здесь поселилась, я занимаюсь только тем, что выполняю твои указания. — В ее тоне чувствовалось осуждение.

Джесс сжал руки в кулаки и прикрыл глаза. Ему хотелось вернуться в прошлое и прожить заново последние несколько минут. Однако в жизни так не бывает, Джесс отлично понимал это. Что сделано — то сделано.

— Извини меня за резкость, — уже мягче сказал он. — У меня всегда так: нервничаю перед поездкой на концерт. Но это скоро проходит.

— Если я правильно поняла, это — извинение? — поинтересовалась Даймонд.

— Что ты сказала?

— Да так, ничего особенного… — с обидой в голосе ответила девушка. — Желаю тебе удачной поездки.

Даймонд наклонилась, подняла с пола упавшие ноты, сложила их аккуратной стопкой на столе и, не говоря больше ни слова, вышла из комнаты.

Джесс попытался остановить Даймонд, ухватив за локоть, однако она оказалась проворнее. Он также хотел извиниться, но слова почему-то застряли у него в горле. Джесс стоял, растерянный и огорченный, вдыхал аромат ее духов и слушал звук стремительно удаляющихся шагов.

— Вам пора ехать, — напомнил вошедший в комнату Хенли.

— Вот дьявольщина! — воскликнул Джесс. Все чувства в его душе сейчас перемешались, и он сам не знал, чего больше хочет.

— Джесс! Джесс!! Джесс!!!

Повторяемое огромной толпой зрителей, его имя раскачивало, казалось, стены зрительного зала. Фэны неистовствовали, стараясь вызвать его из-за кулис хотя бы еще на несколько минут. Но Джесс давно взял себе за правило: выходить и раскланиваться не больше трех раз. Три раза он уже выходил.

— Ну что, начинаем собираться, ребята? — спросил он, уходя за кулисы; некоторые музыканты сразу последовали за ним.

Как обычно, уход со сцены за кулисы напоминал прохождение сквозь строй. Тут требовались определенные навыки и проворство. В концертах Джессу, пожалуй, больше всего не нравились такие переходы. Как оперативно ни работала охрана, как близко ни находились уборные артистов от сцены, некоторые особенно активные поклонники ухитрялись просочиться через кордоны. Джесс всегда опасался, что среди фанатов однажды может оказаться какой-нибудь вооруженный псих.

— Оуу-у-оу! — прокричал Мак, все еще чувствуя, как в крови его бурлит адреналин. Чем больше неистовствовала публика, тем больше она нравилась Маку. — Отличный получился концерт, Джесс. И в первом ряду я приметил такую бабенку, просто пальчики оближешь. Эл, ты обратил внимание на ту рыженькую? В красных «рокиз» и какой-то рубашечке, которую она все пыталась с себя сорвать? Вот это девочка! С такой бы уединиться на ночку-другую, и чтобы никто не мешал…

Раньше Джесс с удовольствием поддержал бы шутку приятеля и даже сам добавил бы что-нибудь от себя. Тем более, что они часто говорили о группиз, тех поклонницах, которые чего только не придумывали, лишь бы привлечь к себе внимание певцов и музыкантов на сцене. Каждая из группиз надеялась, что однажды кумир наконец-то обратит на нее свое внимание, а может, даже влюбится…

Однако такого никогда не случалось. Если какой-нибудь девушке и удавалось приблизиться к своему кумиру, то разве что на одну ночь. И то в качестве минутного развлечения. Для музыкантов это было бесплатное и безымянное удовольствие. Впрочем, многие девушки довольствовались хотя бы этим и даже с самого начала не слишком рассчитывали на, что-то более серьезное.

Во время концерта Джесс был всецело во власти музыки; о последней размолвке с Даймонд он совсем позабыл. Но как только стихли последние крики фанатов и музыканты принялись обсуждать свои дальнейшие планы, Джесс решил немедленно заняться улаживанием своих личных дел.

Пробравшись между поклонниками, сумевшими каким-то образом проникнуть даже в его артистическую уборную, он решил, что не будет сегодня участвовать в обычной послеконцертной вечеринке. Пусть его ребята отдохнут, развлекутся с поклонницами. Ему же сейчас нужен был телефон. Немедленно. Прежде чем лечь спать, Джессу непременно надо было услышать голос Даймонд. Ему было необходимо сказать ей, что он сожалеет об их ссоре. Пусть она знает.

— Джесc, тут рядом со мной стоит кое-кто, и я хочу, чтобы ты с ней познакомился, — сказал ему Томми. — Это — Бобби Ли. Скажи, она тебе нравится?

Джесс повернул голову. Рядом с менеджером, улыбаясь, стояла женщина. Таких улыбок он немало повидал на своем веку. Такая улыбка отвечала «да» на любое возможное предложение Джесса. Длинные черные волосы обрамляли круглое симпатичное лицо. Глаза у женщины были большие, искрящиеся, ресницы густо накрашены. Под блузкой, заправленной в тесно облегающие фигуру джинсы, угадывались пышные формы.

— Мэм, — Джесс улыбнулся, приподнял шляпу и… направился к телефону, находящемуся в дальнем конце гримерной.

Женщина сделала недовольную гримаску, затем улыбнулась Томми. Видимо, она поняла, что на сегодняшний вечер он — единственный кандидат. Она вообще благоразумно полагала, что не стоит вешаться на шею мужчинам, — надо идти с тем, кто этого хочет.

Томми нахмурился, затем обнял рукой женщину за талию. Он понимал: Джесс думает о Даймонд, которая осталась дома, и его никак не удастся отвлечь от этих мыслей, что ж…

Взяв телефон, Джесс отнес его в единственное место, где можно было хоть как-то уединиться, — в ванную.

Закрыв дверь изнутри на задвижку, он набрал номер и уселся на крышку унитаза. В ожидании ответа Джесс принялся стягивать с себя намокшую одежду.

Избавившись наконец от рубашки, Джесс отбросил шляпу; он начинал волноваться — прозвучало уже целых тринадцать гудков, но никто не поднимал трубку. И тут Джесс вспомнил о том, сколько сейчас времени. Проверил по своим часам. В Нэшвилле было два часа ночи. Какой же он все-таки болван! И вдруг она подняла трубку.

— Алло?

— Доброе утро, дорогая, — мягко произнес он в трубку.

— Утро? Разве уже утро? — У Даймонд был такой милый сонный голос, что Джесс невольно улыбнулся.

— Конечно, уже утро. Чуть-чуть рановато, может быть, но утро.