Книга Волшебный свет - Шарлотта Лэм

Вот оно что!

– Проходите, проходите в дом. Вам отогреться надо.

Руфь обхватила ее за плечи и повела в дом.

Фред было двинулся за ними, но Руфь ногой затворила дверь у него перед носом.

– Сиди тут. С тобой я после разберусь!

Он поглядел на нее с ненавистью и ударил в снег передними ногами, явно готовясь к штурму двери.

– Смотри у меня! – прикрикнула Руфь и повернулась к гостье.

Прежде всего надо ее переодеть: если усадить ее в мокром, она воспаление легких наживет.

– Давайте-ка снимем пальто и ботинки, а потом сядете поближе к огню. Камин у меня весь день топится. Эти старые камины – просто благословенье Господне – все жгут. Весь мусор там сжигаю. У меня электрический тоже есть – на всякий случай, если что срочно подсушить надо. Но перед ним не погреешься, и ноги на решетку не положишь. Вас как зовут? Меня – Руфь Николс.

Она проворно расстегнула на гостье обледеневшее пальто и стащила его с плеч. А мысль тем временем лихорадочно работала. Надо позвонить Генри и попросить его приехать.

– Дилан. Дилан Джефферсон.

– Какое странное имя – Дилан! – Руфь повесила пальто в прихожей: там пол выложен плиткой, пусть капает. – Вроде бы мужское. Валлийское, что ли?

– Да, валлийское. Означает: выходец из моря. Моя мать была родом из Уэльса.

Бедная девочка! Не хватало только ей здесь родить. Руфь подумала о том, что ей придется принимать роды, а она понятия не имеет, как это делается. От этой мысли по спине побежал холодок.

– Есть еще поэт…

– Дилан Томас. Да, мама в честь него меня и назвала. Она хотела мальчика, а когда появилась я, она уже привыкла называть меня Дилан.

Руфь усадила ее в кресло перед камином и принялась стаскивать с нее ботинки и носки. Надо же, такой мороз, а она в легких ботиночках!

– Ой! – вскрикнула женщина, стянув второй носок и увидев красную, распухшую лодыжку. – Больно-то как, наверное. Это что, во время аварии? А другие травмы есть?

– Ничего серьезного, – пробормотала Дилан, наклоняясь поближе к огню.

Руфь и сама заметила ссадины и царапины на лице, на шее. Да, все могло быть хуже, Дилан еще повезло.

– Я позвоню своему врачу, пускай приедет и осмотрит вас.

Генри, подумала она, найдет для нее место в родильном отделении. В такое время года там едва ли много рожениц.

Закипел чайник, наполнив кухню паром.

– Сейчас чаю вам налью. И не держите ноги слишком близко к огню, а то ознобыши будут.

Руфь заварила чай, накрыла чайник старой вязаной куклой, достала две большие ярко-желтые кружки и, прежде чем наливать, решила все-таки позвонить Генри. Но, сняв трубку, не услышала гудка.

Сердце у нее упало. Она повесила трубку, попробовала еще раз. Глухо!

Дилан с тревогой поглядела на нее.

– Что, отключился? Я еще утром подумала, что этого надо ожидать. У нас в снегопад тоже телефоны не работают.

Руфь выдавила из себя улыбку и постаралась, чтоб голос звучал как можно веселее.

– Да, и у нас такое сплошь и рядом. Ну ничего, скоро починят. Давайте выпьем чаю и я еще раз попробую.

Если она не дозвонится Генри, надо сажать Дилан в машину и везти в деревню. Ее коттедж стоит на отшибе Стоунли, ехать до дома Генри минут двадцать как минимум, но по пути крутой спуск и такой же крутой подъем к деревне. В любую погоду ехать не просто, а в снегопад по-настоящему опасно.

– Может, съедите что-нибудь?

– Спасибо, я не голодна.

Дилан обхватила обеими руками кружку и, прикрыв глаза, с наслаждением потягивала чай. Руфь положила ей три ложки сахару: может, сахар в крови – это и плохо, но только не для этой девчонки.

– Давайте я хотя бы тост сделаю, – уговаривала ее Руфь. – Где вам больнее всего?

Дилан усмехнулась.

– Да у меня уж девятый месяц каждый день то в одном, то в другом месте кольнет. Думаю, это аллергия на беременность. Когда я танцевала, у меня даже голова не болела ни разу.

Руфь вытаращила на нее глаза.

– Вы были танцовщицей? А где?

– В балете.

Руфь просияла.

– Я, когда жила в Лондоне, все время ходила на балет, а теперь уж забыла, когда была последний раз. После смерти отца маму инсульт разбил. Я бросила работу, квартиру, переехала сюда за ней ухаживать, да так и осела.

Руфь вдруг осеклась: зачем она все это рассказывает незнакомой женщине, очень ей надо знать ее биографию! Руфь редко с кем откровенничала и теперь сама себе удивлялась.

– Тоскуете, наверно, – живо подхватила Дилан. – Как я вас понимаю, сама всю жизнь в Лондоне прожила, а сюда только весной переселилась и никак не могу привыкнуть: тоскую по балету, по друзьям, по зрительному залу, а главное… по городской жизни. Там всегда есть чем заняться: театры, музеи, кафе, все время среди людей. Села в автобус или в метро – и езжай куда душе угодно.

– Да, в Лондоне жизнь кипит, – улыбнулась ей Руфь. – А вы теперь где-то неподалеку живете?

– Нет, мы у самой границы, за Адриановой стеной. Я ехала сестру навестить, она в нескольких милях от вас живет. – Дилан невольно глянула на телефон, висящий на стене. – Хорошо бы позвонить ей, а то волноваться будет. Может, уже заработал?

– Сейчас попробую.

Руфь снова подошла к телефону; Дилан прочла все по ее глазам и вздохнула.

– Все так же? А может, у соседей работает?

Руфь сокрушенно развела руками.

– Здесь на полмили окрест никто не живет. Ближайшие мои соседи – строитель с женой – сейчас в Канаде: поехали дочку с внуком навестить. У меня, правда, есть машина, но сейчас ехать в деревню небезопасно. Давайте выждем часок-другой: может, снег перестанет или восстановят линию. – Руфь помолчала и с тревогой уставилась на гостью. – А вы рожать не надумали? Схваток еще нет?

– Да вроде нет, слава богу. – Дилан улыбнулась, почувствовав ее беспокойство. – Я и так уж вас обременяю, не хватало вам только роженицы.

– Вы, наверно, хотите сообщить мужу, где вы.

– Нет! – отрезала Дилан, и лицо ее вмиг затуманилось.

Что-то там такое случилось, подумала Руфь, но расспрашивать не стала. Они встретились случайно и, скорей всего, больше не увидятся, так с какой стати ей рассказывать незнакомому человеку о своих бедах? Сама Руфь ни за что бы не стала.

– А чем ваш муж занимается?

– Он лесник. Наш дом стоит на опушке соснового леса. Его на вырубку выращивают. Рядом никакого жилья – одни деревья. Я их уже видеть не могу. – В голосе явственно послышалась горечь. – Но мужа сейчас дома нет, он уехал в Йорк на совещание. – Она помолчала, неотрывно глядя в огонь и вдруг воскликнула: – Мобильный! Совсем забыла!