Книга Не дай ему уйти - Анастасия Соловьева

– А что в этом плохого?

– Это же для тебя плохо в первую очередь!.. Нет! Ты притерпись к жизни без чудес, к самой обыкновенной будничной жизни.

Ольга задумалась на минутку.

– Знаешь, мам, по-моему, это практически невозможно.

– Но и жить с этой верой в чудо тоже невозможно. Измучишься ожиданием, наделаешь глупостей. Устанешь и будешь жалеть…

Саша вдруг смолкла, не договорив. Ей не хотелось бередить прошлое. О господи, она всю жизнь ждала этого проклятого чуда! Когда первый раз в жизни влюбилась в Вадима, Ольгиного отца; когда стала штатным обозревателем Bête noire и весь Губернский город зачитывался ее статьями… Она ждала, что чудо снизойдет на нее в виде счастливой семьи или громкой профессиональной известности. Но Вадик бросил их, когда Ольге не было еще и двух лет, а из журнала Bête noire, несмотря на востребованность ее материалов, Сашу выгнали. И что бы ей не вразумиться тогда? Но она все продолжала верить в чудо. Собиралась замуж за Дмитрия (человека из мечты), надеялась переехать в Москву… А потом – также отчаянно и самозабвенно – она верила, что новое замужество, высокое общественное положение и особенно будущий ребенок помогут ей навсегда вычеркнуть из памяти этого человека. Но чтобы забыть его до конца, нужно было настоящее чудо. Чуда в очередной раз не произошло – случилась катастрофа…

Во всем, даже самом плохом, можно найти хорошее. После катастрофы Саша больше не хотела чудес.

Однако никакие свои, даже самые важные, жизнью выстраданные мысли невозможно вложить в чужую голову… Ольга продолжала приплясывать вокруг наряженной в итальянские шмотки Саши, приговаривая:

– Собери волосы! Нет, распусти! Можно шпильками собрать, получится валик… А может, сходим в салон?..

Идти в салон Саша наотрез отказалась, но в остальном – послушно исполняла дочкины требования. Два дня не покладая рук дочь трудилась над ее обликом. Результатами трудов стали совершенно прямые, распущенные по плечам волосы и бледный, но стильный макияж. И вот теперь, нарядная и накрашенная, она шла через бульвары навстречу празднику.

У Покровских ворот играла музыка, толпился народ, было много детей с надувными игрушками и воздушными шариками. Пахло свежей выпечкой. «Вот он – настоящий дух праздника», – улыбнувшись, подумала Саша.

У нее дома никогда так не пахло. Разве в Губернском городе, в палатах мэра… Повар Таисия Николаева пекла потрясающие пирожки и булочки с корицей. Только Саша с Ольгой, опасаясь за фигуру, не часто пробовали их. Такая уж штука жизнь, не того боишься, так другого… Саша засмеялась. Так странно легко было у нее на душе, и праздник чувствовался в самом деле. Хотя что это за праздник – День города?

Так или иначе, но улыбка, временами рассеянная, а порой кокетливая и лучезарная, в тот день не покидала ее лица. Саша вспомнила даже, как улыбалась она в Губернском городе – это была летучая и чуть надменная улыбка королевы, специально отрепетированная перед зеркалом. Легкое движение мускулов лица превратит вас в королеву! Улыбка, в сущности, не стоит ничего. Но было время – некоторые дорого дали бы за одну ее улыбку.

Саша без грусти вспомнила об этом времени. Ее жизнь была, несомненно, насыщенной и яркой. Всем известно, что яркость часто достигается контрастностью. А ее жизнь – бесконечная смена очень хорошего и очень плохого, ее жизнь – это сплошной контраст. Саша почувствовала вдруг волну теплой благодарности к жизни…

На углу Сретенского бульвара и Сретенки ее ждал автобус с экскурсантами. Она пришла чуть позже назначенного, на две-три минуты – не больше, но неожиданно почувствовала себя слегка виноватой и улыбнулась своим подопечным приветливой, слегка извиняющийся улыбкой.

– Сегодня мы с вами поговорим о Сретенке и прилегающих к ней переулках. Квартал между Сретенкой и Трубной – место в Москве совершенно особое… В самом конце XIX века городские власти озаботились так называемой валоризацией нищего и грязного района красных фонарей. Центр все-таки, неудобно – стали застраивать переулки доходными домами средней руки, по ходу давая им новые, более благозвучные названия. Сумников стал Пушкаревым, Мясной – Последним. Однако район продолжал оставаться захолустным. Сретенка, как театральная кулиса, ловко скрывала облезлость своих окраин и избежала реконструкции даже в сталинские годы, а ведь была частью парадной дороги к ВСХВ. По какой-то странной логике полностью перестроили более далекие Мещанские улицы, а здесь появилось только несколько скромных домов (например, Печатников, 9), стиль которых можно назвать «севастопольским»: дома таких серий практически не встречаются в Москве, зато их полно на юге бывшего Советского Союза.

Новый период переустройства Сретенки пришелся на конец девяностых XX века. К сожалению, качество застройки было ниже среднего – не случайно именно здесь родился термин «дом пониженной элитности».

Но старая Сретенка не сдается – жива и по сей день. До сих пор над дверями подъездов можно различить закрашенные надписи: «Рабочее жилтоварищество – наша крепость» и «Отдай всего себя революции, как это сделал Ленин» или «Мы путь Земле укажем новый»…

А сейчас я хочу обратить ваше внимание на дом страхового общества «Россия», расположенный на правой стороне Сретенского бульвара. Дом этот, думаю, хорошо известен москвичам. Он построен во втором десятилетии прошлого века, его архитектурный стиль – эклектика. Но сегодня этот дом интересует нас не сам по себе. С ним связан фантастический эпизод из жизни одного замечательного обитателя Сретенки, художника Олега Бурьяна. И более того, скажу вам, что Олегова дружба со Сретенкой начиналась именно отсюда.

Зимой 1980-го Олег и его друзья решили протестовать против ввода советских войск в Афганистан. Они забрались на угловую башню дома, – видите, там висит старый часовой колокол, и устроили перезвон. В результате к дому прибыла пожарная машина, к протестовавшим по лестнице поднялся майор.

«Сынки, какая политика, вы ж из тюрьмы век не вылезаете!» – обратился майор к молодым людям.

В общем, Бурьяна и его товарищей обвинили всего лишь в мелком хулиганстве. И это было гораздо лучше, чем участие в акции политического протеста. Они отделались легким испугом – им пришлось две недели чистить снег у памятника Крупской.

Кстати сказать, в семидесятых годах XX века публика на Сретенке жила самая разная, по большей части богема, цвет творческой интеллигенции со всего Союза. Были здесь и киргизы-графики, и оперные певцы из Осетии, и другие очарованные Москвой некоренные романтики. В соседнем с Бурьяном доме проживал Владимир Орлов, автор знаменитой книги «Альтист Данилов». Жили в дворницких, потому что так – по лимиту – квартиру получить было проще…

Саша все еще продолжала приветливо улыбаться, хотя настроение у нее понемногу портилось. Вышла несостыковка – на фирме упустили один важнейший момент. На экскурсию «Сретенский андеграунд» собрались в основном молодые женщины с детишками да интеллигентные старушки. А между тем материал у нее подобран пикантный. Выходка Бурьяна – это еще цветочки, а дальше начнутся и ягодки. «Наиболее сочные придется, пожалуй, приберечь до следующего раза, – соображала Саша лихорадочно. – Или уж лучше повернуть рассказ в совсем традиционное русло? Ну не рассказывать же этим ангелочкам, что Сретенские переулки были частью Великого пивного пути, в который также входили «Яма» на Дмитровке, «Поильник» в Головине переулке, «Ловушка» на Цветном (в последнем не было туалета, и все бегали в соседний подъезд, где в засаде сидели дружинники). А вход в арку отмечал геральдический знак в виде сваренной из прутьев пивной кружки… И о чем только эти диспетчеры думают?»