Книга Клуб избранных - Александр Овчаренко

С некоторых пор стали поговаривать, что Васька Карась стал скупать у старателей золотишко. Золото в этих местах давно искали, да всё попусту. Не давалось золото в руки старателям. Про золото много сказок было: и про Золотую Речку, где золота больше, чем песку речного, и про жилу золотоносную, что залегает не глубоко, а через всю тайгу тянется до самого студёного моря, и про самородки размером с дикое яблочко, что в тайге на речных плёсах находили. Да только неправда всё это. Никто из местных мужиков ни песку золотого, ни самородка никогда не видывал.

Карась от этих разговоров отмахивался. Да мало ли, что люди брешут! Завидуют достатку его, вот и брешут.

Так бы все и продолжали считать рассказы о местном золоте вымыслом, если бы не случай с Демьяном-Недомерком. Был Демьян из числа «диких старателей», это которые сами по себе. В основном золото артелью ищут, или с товарищем надёжным, потому, как дело это тяжёлое и очень опасное. Уйдёт, бывало, старатель с товарищем в тайгу, да и сгинет без следа. По весне, когда снега сойдут, надут охотники скелет, а с ним ружьё без патронов, кисет кожаный да ножик охотничий. Вот по ним и опознают бедолагу, а уж нашёл ли он золото, или из-за чего другого с товарищем заспорил, лишь ветру таёжному ведомо, да господу богу!

Был Демьян росточку махонького, словно малец-подросток. Глядя на таких, люди говорят: «Маленькая собака до старости щенок». За малый рост и прозвали Демьяна Недомерком. Демьян был из пришлых. Где он жил, и есть ли у него семья, никому известно не было. Появлялся он из тайги зимой, увешанный белочками, куницами, да соболем серебристым, и шёл напрямую к Ваське Карасю. Демьян всю добытую в тайге пушнину Ваське сбрасывал, получал деньги, и здесь же на постоялом дворе пропивал их. Был Демьян невоздержан к выпивке, и если начинал водочку пить, то пил, пока в кармане водилась копеечка, а как деньги заканчивались, шёл Демьян в баню, где долго парился пихтовым веником. После бани выпивал огромный кувшин кваса с редькой и ложился спать. Через сутки Демьян просыпался, молча собирал свои пожитки, и, ни с кем не попрощавшись, уходил обратно в тайгу.

Карась не то чтобы уважал Демьяна, но обиды ему никогда не чинил, и от лихих людей, что в кабак к нему заглядывали, оберегал Недомерка.

Летом Демьян искал золото. Об этом знала вся Разгуляевка. Золото было страстью Демьяна. Много лет безуспешно искал Демьян золотишко, не из корысти искал, скорее, из азарта. Когда начинались холода, Демьян, понимая, что и в этот сезон ему не подфартило, возвращался в Разгуляевку. Оборванный, отощавший, искусанный гнусом, он несколько дней отлёживался у Карася на постоялом дворе. Летом Васька с Демьяна денег не брал: кормил, поил и лечил его, зная, что придёт зима и по первому снегу расплатится с ним Демьян сторицей. Отлежавшись и отъевшись на Васькиных хлебах, Демьян брал ружьишко, котомку с провизией и опять уходил в тайгу.

– Прощевайте, господа хорошие! Ждите зимой старателя!

И так год за годом.

Но однажды, под вечер, заявился Демьян к Ваське на постоялый двор раньше времени. На дворе стоял декабрь – самое время белковать да добывать соболя. Явился Недомерок встревоженный, без добычи, и сразу попросил у Васьки водки. Васька печёнкой почуял, что разговор будет не из простых, пригласил Демьяна к себе на второй этаж, подальше от чужих ушей и глаз.

Выставив на стол, покрытый белой скатертью, штоф с водкой, миску огурчиков солёных и целое блюдо жареной баранины, Карась навалился грудью на край стола и приготовился слушать. Недомерок жадно хватил первый стакан, покосился на баранину и закусил хлебной коркой. Васька Демьяна не торопил: видел, что встревожен чем-то старатель, боится чего-то. Тем временем Демьян налил ещё половину стакана водки и решительно опрокинул в себя.

– Закуси, – пододвинул Карась блюдо с бараниной. Демьян покорно взял баранье рёбрышко и, показав порченные цингой дёсна, осторожно откусил кусочек.

– Значить, такое дело, Василий Степанович, – уважительно начал Демьян, опасливо покосившись на дверь и понизив голос до шёпота. – Давеча ушёл я в тайгу белочек пострелять. Далече ушёл, аж за Яблоневый хребет меня понёс нечистый. До вечера бродил, да всё впустую: нет зверушек. К вечеру пуржить стало. Ну, думаю, пора на ночлег собираться, а места-то мне чужие, незнакомые. До ближайшего зимовья вёрст двадцать с гаком. Забился я в ложбинку, что под обрывом речным, костерок запалил, сижу, значит, греюсь. Вдруг вижу: дым от костерка по земле стелется. Пригляделся я, вижу – нора, и в нору эту дым-то и тянет. Я поначалу думал, зверь какой на зиму залёг. Пошугал я зверя-то, в норку головешкой потыкал, но нет никого. Стало мне интересно, и норку эту я раскопал. Оказалось, приличная по размеру норка: волк или другой какой крупный зверь в нору запросто пролезет. Тут меня нечистый и торкнул по темечку! Захотелось мне, Василий Степанович поглядеть, что в норе той. До смерти захотелось! Ну, я перекрестился, тулупчик сбросил и полез внутрь. Сам-то я махонький, вот и пролез до конца норы. А когда полз, почуял воздух свежий, водицей пахнущий. В конце норы землица подо мной рухнула, и упал я на дно пещеры. Отдышался, я, значит, свечку, что с собой ношу в кармане, запалил. Вижу небольшая пещерка-то, водой, видать, промытая. Человек в ней в полный рост не встанет, но по-собачьи двигаться можно. По дну пещерки ручеёк бежит, шустрый такой ручеёк, и уходит он в дыру, что меж двумя валунами вода пробила.

Тут Демьян шумно вздохнул и проглотил набежавшую слюну.

– Промочи горло, – сказал Васька и налил рассказчику полный стакан.

– Благодарствую, – произнёс Демьян и аккуратно принял содержимое стакана внутрь.

– Посветил я, значит, свечечкой, и вижу, что на дне ручейка что-то поблёскивает, – продолжил старатель. – Черпанул я тогда ладошкой камешки со дна, поднёс к глазам, и вижу – крупа золотая!

– Брешешь! – не выдержал Карась и налил себе и Демьяну водки.

– Пёс брешет, Василий Степанович! А я и побожиться могу! – с чувством произнёс Демьян и попытался перекреститься полным стаканом. – Тут у меня разум помрачился, и стал я карманы золотом набивать! Как полз по норе назад, убей, не помню, только у костра и очухался. Утёрся я снежком, малость успокоился, а когда меня колотить перестало, стал из карманов добычу доставать. А золотишка-то и нет! Вместо золота полные карманы песка да речной гальки себе насовал.

– Что же ты, варнак, зря душу мне мутишь? – расстроился Карась и, крякнув, выпил свою порцию водки.

– Я поутру в нору ещё разок слазил. Не может быть, думаю, чтобы мне золото померещилось! Я ручеёк этот весь осмотрел, каждый камушек перевернул.

– Ну, и …? – напрягся Васька, и зрачки его жадных глаз ещё больше сузились.

– Вот тебе и ну! – гордо произнёс Недомерок, и, достав из-за пазухи кожаный кисет, вытряхнул на скатерть три золотых самородка.

Карась на мгновение замер, потом одним движением короткопалой руки сгрёб золото со стола. Самородки были размером с перепелиное яйцо: один грушевидной формы, второй напоминал два смёрзшихся между собой сибирских пельменя, а третий – самый большой, по форме походили на собачью голову.