Книга Килограмм взрывчатки и вагон кокаина - Вадим Калинин

Спустя десять, или даже все пятнадцать минут Вячеслав Маев стоял посреди котельной, существующей в виде пристройки к натяжному цеху.

Его неприятная бородка смотрелась здесь, среди лома и ветоши, в отблесках громыхающего через щели в печи пламени, не то ирреально, не то просто противоестественно. В руках Маева был сверток, а в глазах, как в коктейльных бокалах, бежали вверх какие-то мелкие пузырьки.

Взглядом опытнейшего бойца он окинул пространство и, не задумываясь, направился к трубе аварийного клапана. Поворот рычага открывал в трубе щель, сквозь которую в былые годы, в случае слишком уж высокого давления в котле, выходил лишний пар. Сейчас труба никуда не вела. Старый присущий ей котел взорвался семь лет тому назад. Консультант дернул рычаг и просунул руку в открывшееся продолговатое отверстие. Там внутри оказалась полистироловая мыльница, покрытая толстым слоем машинного сала, внутри которой нашлись перетянутые бигудевой резинкой восемьсот доларов США. Деньги Маев сунул в карман, а мыльницу убрал обратно в тайник.

В дальнем конце котельной был в стене пролом, за которым угадывалась лестница, точно такая же, как та, по которой поднимался на чердак Ваня, только ступеньки здесь прокоптились и покрылись ржавой, механического цвета дрянью. По этой лестнице стал Маев бесшумно подниматься вверх и скоро пропал из виду.

Кирилл Тема стоял напротив того же самого огромного круглого окна на чердаке натяжного цеха, стоял плотно, так, словно никогда, никуда отсюда не уходил. И снова был закат, но на этот раз какой-то оранжевый, цвета пожарного комбинезона.

Истопник стоял лицом к окну, когда из пустот узловатого темного металла, удивительно серый и неслышный, возник Маев. Веки его были словно навазелинены, а на правую руку он надел зачем-то предовский ботинок. Этой рукой, в ботинке, и толкнул консультант истопника со всей мочи в спину. Кирилл упал столбом в прыснувшее под его телом стекло, ушел вниз, во двор, в туче крупных осколков, и видно было, что на спине у него остался стильный рифленый след. Вместо обычного в таких случаях глухого стука ушей консультанта достиг влажный рваный хруст: это торчавший из земли лом прошел сквозь грудную клетку истопника, и все, больше ни звука не было.

Спустившись в котельную, Маев открыл кочергой топку и, ласково, умильно улыбаясь, отправил туда смешные здесь, среди креозотно-портяночной вони да промасленной ветоши, Ванины гриндера. Когда слюдяное пламя заставило лопнуть кожу, зрачки Маева словно бы стали двумя стрелочными индикаторами, и стрелки обоих вдруг разом упали на ноль.

В большой гостиной, оформленной в зеленых тонах, Татьяна Ильинишна Родионовна, жена Игоря Ренатовича, поставила на низкий дубовый полированный столик восьмигранный графинчик с одеколонной притертой пробкой. В графинчике был коньяк, а на столике рядом лежали конфеты, ломтики персика и киви.

— Горячего не нужно, Танюша, — крикнул Игорь Ренатович из соседнего помещения, — мы сегодня без горячего лучше.

— Конечно, — проворчала бархатно Татьяна Ильинишна, — так влезет больше.

Резко дрызнул звонок.

— Пришел, крыса, — вздохнула Татьяна.

— Танюша, остерегись.

— Сам осмотрительней будь с такими-то грызунами.

Игорь поспешил занять ожидательное место в дальнем кресле. Почему-то вспомнился ему вдруг тот зоологический факт, что обыкновенная крыса способна с места подпрыгнуть на один метр и семьдесят сантиметров вверх, дабы иметь возможность впиться в горло превосходящему ее во всем противнику. Танюша была и разумна и опытна, и не зря еще раз его предостерегала.

Татьяна Ильинишна открыла дверь и впустила визитера. Странный запах вдруг донесся до Игоря Ренатовича, слабый аромат угольной гари. Игорь Ренатович, начитанный по психологии, списал все на ассоциативную игру: «Надвигающийся кризис — возможная катастрофа — далекий огонь». Да и как еще можно объяснить струю пожароопасности, возвещающую о прибытии столичного специалиста.

Маев вошел быстро, пожал протянутую ладонь и без приглашения опустился в кресло. Сел прямо, не глядя, так, словно прожил в этом доме лет пять или семь.

«Эк, — подумал Игорь Ренатович. — И тут инфернальщина, как же хочется чего-то простого, позитивного, объяснимого научно».

Пришла Татьяна, опустилась мягко на диван в отдаленье. Выпили несколько рюмок, поговорили об наступающих погодах, о политических сомнениях, о финансовой ситуации вообще. По славянской традиции удостоили все, за исключением погоды, оценки негативной.

— Ситуация такова, — Маев повел носом, давая понять всем, а в особенности Татьяне, что пора переходить к делу, — что приступить к ее разбору надо уже сегодня, а некоторые решения придется принять прямо сейчас.

Татьяна встала и тихо вышла, привычно не обидевшись на вынужденное хамство профессионала.

— Только того и жду, — Игорь покраснел, и стало ему нехорошо от того, что так он неожиданно и не к месту краснеет.

— В целом вводные мне ясны, и я уже успел провести самостоятельное рекогносцировочное обследование. — Маев ухватился сразу за оба рога идиоматического быка. — Проблема видится мне так. Рыночный барьер может быть преодолен двумя путями. Сверху, то бишь в процессе диалога с потенциальными конкурентами, и, так сказать, снизу, то есть путем прямого насаждения идеи продукта среди непосредственного потребителя. Верхний путь для нас однозначно закрыт, с нижним сложнее. Традиционные способы ведения маркетинговой политики, как то: развернутая рекламная кампания, брифинг и так далее, требуют времени и средств. Еще больше средств требует выживание предприятия при конкурентном давлении того сорта, который нам придется испытать на себе. Денег у нас нет вовсе, более того, мы должны, и должны много. Однако весь наш долг составляет едва ли больше одного процента от ориентировочной рыночной стоимости скопившегося на складах товара. Причем в расчет я беру только нетрадиционный товар, тот самый, который мы и не можем реализовать. Если проблема состоит только в реализации товара, а продать его, исходя из условий задачи, мы не в состоянии, необходимо, чтобы товар оказался в руках потребителя иным путем.

Маев сделал паузу, налил коньяку полрюмки, задумался о чем-то, крякнул, налил полную. Исподлобья, над рюмкой согнувшись, взглянул на Игоря вопросительно. Игорь Ренатович согласно кивнул, Маев налил Игорю.

— Какой же это такой путь имеете вы в виду, молодой человек? — Игорь горько, на пол-лица сморщился и поставил рюмку аккурат во влажный кружечек ее предыдущего места.

— А путь может быть только один, глубокоуважаемый вы мой Игорь Ренатович. Потребители должны у нас с вами товар силой отнять. Ведь, сами посудите, не по доброй же воле им все это дело раздавать.

— Народ у нас, Вячеслав, все больше тихий, и воспитан чудо как хорошо, не пойдет он, гад, на грабеж, даже если заплатить всем и каждому.

— Народ вы, без сомнения, идеализируете, да и платить им за подлое дело мы уж никак не станем, не педагогично как-то за такое платить. Уж лучше мы их всех завтра уволим, а оставим процентов десять, самых зажиточных, чтоб остальным обидней стало. Я даже списки подготовил, за вами лишь подпись. — Тут Слава несколькими тончайшими пассами сгустил из воздуха очень объемистую, натуральной кожи, потертую и с медными уголками папку, положил ее аккуратно на стол и открыл на предназначенной для подписи странице. — Вот именно, уволим их всех, подчистую уволим. А они как соберутся, профсоюз свое дело сделает, и склады наши ограбят. А поскольку народ тихий, то на другой день им с похмелу стыдно станет. Тут мы выждем дня три, а потом предложим им опять на работу выйти, однако брать назад будем лишь того, кто свою часть ущерба возместит, хочешь деньгами, а хочешь товаром.