Книга Где собака зарыта? - Марина Серова

— Ничего, отойдет, — подал голос загипсованный Цыбизов. — Вы, главное, сыграйте нормально. Я так понял, что в последнем матче судья — наш. Не зря же мы под него в Дальнегорске эту рыжую кобылу подложили.

Вся команда разом заржала здоровым мужским смехом. Футболисты, правда, оглянулись в мою сторону, но, увидев, что я тоже улыбаюсь, засмеялись пуще прежнего.

— Ой, не знаю я, не знаю, — вздохнул Плющев, когда смех поутих. — Не нравится мне все это.

— А, стерня! — бодро выпалил Семушкин. — Пускай перекупают матч, пенальти назначают на ровном месте, я все равно любой мяч возьму, специально сейчас тренируюсь. А если Глебушка на поле выйдет, этим козлам точно кабздец, — и, стукнув кулаком по стоящему рядом стулу, чуть не сломал его.

В комнату зашел Сумароков, обвел всех каким-то пустым взглядом и устало сказал:

— Послезавтра у нас, как вы знаете, игра и одновременно похороны Эдика. Сейчас звонили в Федерацию, просили перенести игру, но не разрешили. Так что играем несмотря ни на что. В память о нем… Завтра тренировка в обычном режиме. Базары заканчиваем и по домам!

Игроки уныло посмотрели друг на друга и стали потихоньку расходиться. Немного погодя поехала домой и я.

* * *

Милицейское расследование по поводу убийства Навашина ничего конкретного не давало. Если не считать увеличения изъятых в последние дни единиц огнестрельного и холодного оружия. В качестве пострадавших в данном случае преобладали лица кавказской национальности, которые никакого отношения к случившемуся не имели. Расторгуев в телефонном разговоре обрадовал меня, что личность погибшего киллера пока что установить не удается.

На следующий день родители Навашина по телефону выразили желание, чтобы их сын был похоронен на родине, то есть в столице, и в офисе клуба была организована церемония прощания. Она оставила у меня очень тягостное впечатление. Особо поразил меня убитый вид главного тренера. Его, видать, накачали таблетками, и он едва стоял на ногах.

Единственным положительным моментом можно считать выписку из больницы Крашенинникова. На поле в очередном матче он, правда, не вышел, поскольку врачи категорически против этого возражали. Крашенинников держался бодро, постоянно шутил по поводу своей головы — в том смысле, что арматура настолько ее закалила, что теперь с большей силой и точностью он сможет отправлять ею мячи в ворота соперников.

«Авангард» выиграл матч на своем поле. До конца чемпионата остался лишь один тур, в котором тарасовская команда должна была помериться силами с главным соперником за право выхода в высшую лигу, старгородским «Локомотивом». Опять же на своем поле.

После победы команда и вовсе воспряла духом. Из Федерации футбола поступили сведения о том, что последний матч сезона, самый решающий, будет судить тот самый судья Карнаухов, которого одна из представительниц авангардовской группы поддержки ублажала в дальнегорской гостинице.

Но, несмотря на то что после такого известия в команде возобладали какие-то шапкозакидательские настроения, меня не покидало чувство тревоги.

Я приехала с похорон совершенно разбитая и собиралась тут же лечь и забыться, но зазвонил телефон. Я сняла трубку и услышала взволнованный голос Глеба Крашенинникова:

— Я вспомнил! Вспомнил!

— Что вспомнил?

— Ну, того, который напал на меня, с арматурой, — Крашенинников буквально орал в трубку.

— Где?! — невольно повысила голос и я.

— В Старгороде. Мы в первом круге с «Локомотивом» играли, так он был в охране стадиона. Я ж говорил, что вспомню, у меня хорошая память на лица! — голос Глеба лучился неподдельной радостью.

— Спа-си-бо, — по слогам произнесла я. — Это очень важно.

На том конце провода смущенно молчали.

— Может быть, и с Эдиком тоже… Их рук дело… — наконец отважился предположить Глеб.

— Я выясню. Я обязательно это выясню, — твердо сказала я.

Повесила трубку и тут же бросила кости.

9+18+28.

«Для того чтобы добиться успеха, вам придется прибегнуть к некоторым уловкам и ухищрениям. Возможно, предстоит небольшое путешествие».

Подумав еще немного и присовокупив к собственным идеям рекомендации костей, я сняла трубку телефона и набрала номер Вали Караваевой. После непродолжительного разговора с ней я уже знала, что буду делать дальше. Буквально через несколько часов моя внезапная идея получила совершенно конкретное воплощение.

Глава 6

Ночная трасса была почти пустынна. Трехсотый «Мерседес» мчался вперед, изредка освещаемый огнями встречных машин.

Я дремала на заднем сиденье, пытаясь занять свою голову мыслями о предстоящих в чужом городе делах. Однако тепло автомобильного салона и удобство ложа так убаюкивали, что мысли путались и не складывались в конструктивное целое.

Решение, принятое столь спонтанно под влиянием эмоций, уже не казалось мне единственно правильным, однако отступать было некуда. Позади Тарасов и его «Авангард». Впереди — город, в котором лишь однажды была я проездом, незнакомые люди, словом, полнейшая неизвестность. Возможно, даже опасность.

«Мерседес», в котором я усиленно боролась с дремой, держал курс на Верхний Старгород.

Над водительским сиденьем высилась большая, очень круглая голова. Она казалась абсолютно застывшей, почти неживой. Мотор работал ровно, и это обстоятельство усиливало не раз приходившую за время пути мысль о том, что машиной управляет робот. Похоже, такие же мысли одновременно одолевали хорошенькую головку Вали Караваевой, сидевшей рядом с водителем.

— Никит, ты не спишь? — обеспокоенно повернула она голову к водителю.

— Не-а, — без всяких эмоций ответила круглая голова.

— А то смотри, вылетим в кювет. У нас один раз знакомый за рулем заснул, так потом кости собирали.

— Не-а, не вылетим, — голова оставалась абсолютно неподвижной.

— А то, может, остановиться, передохнуть? — не сдавалась Караваева. — Все-таки семь часов уже едем.

— Не-а, не надо.

— Да что ты заладил, как попугай! Ты еще какие-нибудь слова-то знаешь?

— А чо? — сменила пластинку круглая голова, обладателя которой звали Никитой Миньковым.

Крайне однообразные ответы шофера на животрепещущие вопросы Караваевой меня рассмешили. Я всегда знала, что из подобного рода флегматиков как раз и получаются классные водители.

Никита, который, согласно дипломатичной формулировке Вали Караваевой, не являлся разносторонне развитым юношей, для водителя был как раз идеальной кандидатурой. В конце концов, этот самый Никита прошел конкурсный отбор, проведенный отцом Вали, главой уважаемой в Тарасове фирмы, и получил должность личного шофера Караваева-папы. В отсутствие оного он возил по личным делам его жену и дочь.