Книга Все продается и покупается - Марина Серова

– Ну, теперь держись, Трегубый!

Глава 5

До псарни Аркадия добраться оказалось не так просто, как я думала, выезжая утром со двора своего дома. Единственный, но надежный ориентир – теплицы Борисовых, рядом с которыми, как мне известно, находилась псарня, были все на виду. К ним, в объезд и мимо, вели несколько дорог, и я колесила по ним не менее получаса, пока не разозлилась и не пришла к выводу прекратить искать хозяйство Трегубова самостоятельно. А когда уже окончательно решила сначала попить чайку с Натальей, коль скоро в планах на сегодняшний день беседа с ней все равно намечена, а заодно узнать у нее и путь, внимание мое привлек неприметный проселок, уходящий куда-то вбок и скрывающийся за занесенными снегом вагонами, стоящими в тупике заброшенной железнодорожной ветки. Судя по их состоянию, не одно столетие.

Решив свернуть наудачу и попетлять еще, но уже в последний раз, я по хорошо накатанному снежному мосту переехала через рельсы. Потом с опасением пробралась по краю какого-то котлована, дно которого заросло камышом трехметровой высоты настолько густо, что напоминало амазонскую сельву в миниатюре, попавшую в ледниковый период, преодолела узкий пролом в кирпичном ограждении, за которым оказалась свалка ржавого металлолома, и внезапно выехала в поле, на простор и вольный воздух. Проселку отсюда осталось метров сто, не больше. Он шел вдоль все того же кирпичного ограждения, упираясь в широкие, решетчатые ворота в сплошной бетонной стене, за которой виднелось одинокое строение, с виду напоминавшее гараж транспортного цеха солидного предприятия.

Не доезжая ворот, я остановила машину, как можно плотнее прижав ее к обочине, вспомнив опасную резвость трегубовского «уазика».

Пасмурное с утра небо здесь казалось еще более безрадостным. За ночь мороз смягчился, подул ровный, сильный ветер, и снег под ногами перестал скрипеть. У тех, кто, несмотря на занятость повседневными хлопотами и суетой обращал внимание еще и на погоду, возникало предположение о приближающейся оттепели.

Ни вывески рядом с воротами, ни собачьего лая, ни самих собак и вообще ничего такого, по чему можно было бы определить, что я у цели своих поисков, во всей округе не было и намека, но на сей раз сомнений у меня не возникло. А когда выбралась из машины и вдохнула полной грудью не по-городскому чистого, но какого-то тяжелого воздуха, то вместе с ним будто утвердилась в уверенности, что здесь живут псы. Дворняги, как рассказывал в баре Аркадий, здоровенные, как телята, мохнатые, сильные, свирепые псы. Когда интуиция прорывается в сознание с такими вот настойчивыми подсказками, ей нельзя не верить.

За воротами оказался небольшой двор, снег на котором был убран настолько тщательно, что местами проглядывал асфальт. Двор был густо посыпан песком, и неприглядная смесь белого, черного и грязно-желтого производила унылое впечатление. Но зато дверь и пара гаражных ворот в стене здания из белого кирпича радовали глаз свежей краской, и даже плафон на единственном фонаре оказался целым. Возможно, впечатления не были бы столь противоречивыми, окажись во дворе знакомый мне «уазик» Трегубова.

Другого пути не было, и я, толкнув легко подавшуюся створку ворот, вошла во двор, направляясь к двери, на ходу обдумывая, как отрекомендоваться, если Аркадия здесь не окажется. И вовремя, как оказалось, пришла мне в голову благая мысль, потому что, едва я приблизилась к двери, она открылась и меня встретило существо, очень похожее и на бомжа, и на разнорабочего строительных профессий, которому не менее полугода не платили зарплату. Небольшого роста, хлипкого телосложения, с лысым теменем, но с заросшими густой, рыжей щетиной щеками. Мужичок был в кургузой телогрейке без пуговиц, в штанах с громадными пузырями на коленях, от которых, казалось, он передвигается вполуприсяди, и в громадных валенках, подшитых чем-то, напоминающим обрезки автопокрышек.

– Вы к кому, позвольте узнать?

В обращении его сквозила смесь почтения и неподдельного любопытства.

– Мне нужен Трегубов, – ответила я, останавливаясь от него метрах в трех.

Ветерок подул на меня, и я почувствовала такой запах псины, что захотелось предложить поменяться с ним местами. Да, теперь уж точно: я на псарне. Этакий аромат не может исходить от человеческого, пусть даже долгое время не мытого, тела.

– Он еще не приезжал, но обещал быть непременно. Вчера обещал. Что-нибудь еще?

Он смотрел на меня пристально такими горящими мужичьими голодными глазами, что захотелось отвернуться, узнать все поскорее и удалиться от этой мохнорылой образины.

– Когда он обещал быть? И как обещал, когда уезжал?

– Нет, сегодня, по телефону. А когда... Да с утра, наверное.

Хорошенькое дело! Время уже идет к обеду, а мое время съело рысканье по дорогам.

– А вы кто? – осведомился он до противности вкрадчиво.

– Я Татьяна Иванова. Передайте Аркадию мою визитку. Как появится, пусть позвонит на мой сотовый, если домашний не ответит.

– Как вы сказали, Иванова? – Мохнорылый торопливо шагнул в дверь, обернулся и пригласил: – Входите! Входите, входите! – настаивал он, видя мою нерешительность. – Для вас хозяин записку оставил.

Неожиданность этого сообщения заставила меня забыть об отвращении, в которое успела перерасти неприязнь к мохнорылому, и я шагнула следом.

В типичном гараже, где я очутилась, ничто не напоминало, что на дворе день. Здесь было почти темно, просторно и пусто – до гулкости. Но, насколько я смогла рассмотреть, чисто. Какое-то тряпье развешано по стенам. Каблучки моих сапог звонко цокали по мозаичным полам, рождая короткое эхо.

– Сюда, пожалуйста! – пригласил меня мужичок, скрываясь с глаз.

Комната оказалась под стать мохнорылому – тусклая, с мебелью грубой, ручной работы и телевизором, пристроенным на каких-то ящиках. Скверного качества изображение на экране сопровождалось тихим, гугнивым звуком.

– Сейчас! – суетился мохнорылый. – Вы присядьте. Да куда ж я ее...

Он торопливо ворошил мятые газеты, которыми был застелен стол, рылся в карманах, перетряхивал вытертые овчины на топчане и изредка, как виноватая собачонка, поглядывал на меня.

– Вот! – в его руке появился наконец клочок бумаги, и он со вздохом облегчения протянул его мне. – Это от Аркадия.

Более чем удивленная, я развернула листок, вырванный из ученической тетради, и увидела десяток кривых строчек, написанных торопливым, энергичным почерком.

«Татьяна! Я попал в неприятную историю, выпутаться из которой будет непросто. К сожалению, не удосужился узнать номер твоего телефона, поэтому в надежде на чудо, на то, что заскочишь сюда, передаю тебе через Сергея Ивановича записку. Не знаю, получится ли, но буду очень стараться заскочить к тебе этим вечером. К тому времени многое в моем положении уже прояснится. Возможно, мне понадобится твоя помощь, и в качестве сыщика тоже. Если ты мне в ней не откажешь, обязан буду по гроб жизни, без преувеличения. Оставь Сергею Ивановичу номер своего телефона. Он хоть и бичующий элемент, но человек обязательный и передаст мне номер, как только я позвоню или заеду. Надеюсь, что заехать еще удастся. И очень надеюсь, что твои поиски привели тебя на псарню и записка попала по назначению. Аркадий».