Книга Зверочеловекоморок - Тадеуш Конвицкий

– А она? – спросил он. – Эва, то есть Эвуня?

Тигрица подобострастно закивала, вырывая целые пласты дерна передними лапами, на которых половина когтей отсутствовала.

– Я тебя при случае отблагодарю, – глухо сказал Себастьян. – А ты там хорошенько за всем смотри.

Феля повалилась на бок и проводила нас отчаянно грустным взглядом.

– Помни, мы только глянем одним глазком, – тихо сказал я.

– Может, ты вообще не хочешь туда идти? – спросил Себастьян.

– Нет, я просто ищу работу. Отца уволили из института.

– У моего хозяина тоже неприятности. Такая сейчас жизнь, старик.

В парк мы вошли совсем с другой стороны. Но малинник там был такой же, густо опутанный паутиной, с крупными ягодами, по которым ползали крохотные гусеницы, зеленые, как фосфор. В гуще зарослей тараторили невидимые птички, громко хлопая крылышками.

Издалека доносилась музыка. Мы подползли поближе к дому, раздвинули усеянную капельками росы траву, и нам открылся большой круглый газон перед усадьбой, которая была не такой уж золотой, как мне в первый раз показалось. Штукатурка во многих местах облупилась, а столбики крыльца сильно покосились, точно им тяжело было удерживать выцветшую треугольную крышу.

На газоне, окаймленном песчаной дорожкой, стоял стол, покрытый белой салфеткой. На столе я увидел огромный граммофон с могучей заржавелой трубой, стаканы с розовой газировкой, большую стеклянную миску, казалось наполненную водой с самого дна океана. Но это был всего лишь мед, ранний июльский мед, в который макали очищенные и разрезанные пополам огурцы.

Себастьяна опять заколотило, словно у него начинался грипп. Но задрожал он оттого, что увидел людей. Какие-то дети танцевали под глуховатую хриплую музыку, какие-то мужчины в клетчатых костюмах лакомились огурчиками с медом, какие-то дамы в длинных, то есть длиннее нынешних, платьях со множеством оборок и складочек весело переговаривались. Мне тоже стало немного не по себе, особенно когда я увидел девочку в белом, ту самую Эвуню, которую нам предстояло освободить.

Люди за столом сидели как будто в пруду, до краев наполненном чаем, но на самом деле их просто освещало закатное зарево: солнце, кажется, наконец спряталось за горизонт.

– Руки вверх! – услышали мы за собой властный голос. – Не шевелиться, буду стрелять!

Я осторожно повернул голову. Над нами, целясь из отливающей синевой мелкокалиберки, стоял Терп, тот самый мальчик в бриджах, и улыбался злобной улыбкой.

– Ну вот, глянули одним глазком, – шепнул я Себастьяну.

Но пес-изобретатель только состроил дурацкую мину и стал похож на обыкновенную недалекую собаку, беспрекословно слушающуюся своего хозяина. Поодаль в кустах малины стоял серебристый старичок и тоже улыбался, но добродушно и снисходительно.

– От и попались,– протяжно запел он. – Я ж говорил, попадутся.

– Встать, – приказал Терп и со скрежетом дослал патрон.

Я поднялся с мокрой травы. Себастьян, продолжая прикидываться дурачком, моргал своими выпуклыми глазами.

– А сявка тоже хитрющая, – опять заговорил серебристый старец. – Она и по-людски умеет.

– Встать! – повторил Терп. Себастьян со стоном вскочил.

И тут из-за стола с медом и граммофоном вышла и направилась к нам высокая дама с ярким зонтиком.

– В чем дело, Терп? – крикнула она. – Кто к нам пришел? Может быть, с почты? Телеграмма от папы?

– Нет, бродяги какие-то. Придется их поучить уму-разуму, – ответил мальчик в бриджах.

– Это что за маскарад? – удивилась мама Терпа. – Кто его так нарядил? Нездешний, наверно.

– Небось дачники, сударыня. Я их уже раз прогнал, – запел улыбающийся старикан.

– Постоянно здесь ошиваются, – добавил Терп.– Верно, высматривают, где что плохо лежит.

– Ты знаешь, зачем мы сюда приходим, – вдруг сказал я не своим голосом. – Прекрасно знаешь.

Он неестественно и как-то визгливо рассмеялся:

– Видите, мама, какие наглые. Нет, сегодня я им не спущу. Константий, принеси перчатки.

Старик почесал за ухом, поросшим, точно мхом, седыми волосками.

– Рукавицы кожаные, что ль? – нараспев спросил он.

– Да. Только быстро.

Граммофон умолк, кое-кто из гостей с любопытством на нас уставился. Откуда-то из кустов выкатился несчастный Цыпа на подкашивающихся ногах. Несколько раз вульгарно икнув, он медленно, с трудом поднял бельма, закрывавшие мутные глазенки. Клюв его, конечно же, был облеплен зернами размокшего ячменя.

– Терп, детка, я не разрешаю, – истерически взвизгнула высокая дама с зонтиком.

– Не бойтесь, мама, – тихо сказал Терп, а у меня по спине забегали мурашки.

– Откуда в тебе столько жестокости, детка? В кого ты такой? Сейчас же их отпусти.

– Нет уж, на этот раз они так легко не отделаются, – неторопливо, словно смакуя каждый слог, проговорил Терп.

Нас окружили гости, тихонько спрашивая, что происходит. За их спинами я вдруг увидел Эву. Ладони ее были прижаты к щекам; казалось, она плачет. Но, когда наши взгляды встретились, попыталась улыбнуться, а потом подняла руку с растопыренными пальцами, сжала их и снова разжала, будто прощалась со мной или робко о чем-то просила.

Тут появился Константий; на согнутом локте у него болтались две пары боксерских перчаток.

– От и принес дачникам гостинец, – пропел он с добродушной улыбкой; это, по-видимому, означало, что он прибыл с подарком для нас, то есть для меня и для Себастьяна, который продолжал прикидываться самым тупым представителем семейства догов.

– Оу, мэтч,– по-английски удивился один из гостей и пошевелил тоненькими, как брови, усиками над верхней губой.

Терп бросил мне одну пару. Перчатки упали на островок почерневшего клевера у моих ног.

– Надевай, – сказал он. – А может, боишься? По сверкающему желтому небу бесшумно плыл аист. Эва схватилась за трепещущую от порывов предвечернего ветра ветку сирени. Стиснула ее изо всех сил – только края темных листьев торчали между ее тоненьких пальцев.

Я поднял перчатки – новехонькие, из темно-коричневой кожи, – надел, засунул шнурки под манжеты. Внутри захрустел сухой волос или морская трава.

– Можно начинать? – спросил Терп.

– Я запрещаю! – крикнула его мать. – Не люблю жестоких забав. Поиграйте лучше в крокет или еще во что-нибудь.

– Эпоха спортсменов, дорогая, – сказал один из гостей. – Другие времена. Физическая сила, честная схватка, состязание отважных.

– Драться без причины? Это же абсурд, – возразила мать.

– Ну как, ты готов? – спросил Терп.

– Готов.

Он подошел ко мне, мы стукнулись вытянутыми руками в перчатках. Потом он отступил на середину круга и встал в боксерскую позу. Немного необычную, будто со старинной гравюры. Тогда и я поднял руки и приблизился к нему. Он заплясал на месте, впившись взглядом в мои глаза; я даже заморгал от растерянности.