Книга Дочь палача и король нищих - Оливер Петч

Гесснер щелкнул языком.

– Заезжий цирюльник, значит. Тогда смотрите, не попадитесь стражникам. Они таких знахарей на дух не переносят.

– Вовсе мой Симон не знахарь, – вмешалась Магдалена. – Он в Ингольштадте обучался.

– Ладно-ладно тебе, я и не думал обижать твоего друга, – Гесснер примирительно поднял руки. – Ученому лекарю у нас всегда рады. Быть может, я даже помочь вам смогу… – Он задумчиво склонил голову. – Есть один трактир, недалеко отсюда. Называется «У кита», и для тех, кто в городе впервые, лучшего места не найти. Там собираются все, кто ищет в Регенсбурге работу. Я и пару цирюльников там встречал. Просто скажите, что вы от портового управляющего Гесснера, пришли по его совету. – Он подмигнул. – Я ведь точно могу рассчитывать на вас?

Симон торжественно, словно клялся, поднял руку.

– Мы не знахари и вас не подведем, даю слово. – Он улыбнулся и слегка поклонился. – Спасибо вам. Хорошо, что в чужом городе еще можно кого-то встретить, кто поможет в трудную минуту.

– Может, увидимся еще в этом, хм… «Ките», – добавила Магдалена и, уверившись, что ничего не пропало, закинула мешок за спину. – Но сначала нам нужно проведать мою тетю, жену цирюльника Андреаса Гофмана. Вы случайно не знаете ее? Она, должно быть, тяжело больна.

Лицо Гесснера в ту же секунду стало пепельно-серым, и весь он вдруг оцепенел, казалось лишившись дара речи.

– Так… ты… ты?.. – наконец пролепетал он.

Магдалена встревожилась.

– Что-то не так?

Через некоторое время управляющий наконец собрался. Он выпрямился, положил Магдалене руку на плечо и нерешительно начал:

– Ты выбрала не самое лучшее время, чтобы побывать в Регенсбурге. Говорят, твоя тетя… – Он запнулся.

– Что с моей тетей? – Магдалена стряхнула руку Гесснера. – Говорите же!

Тот с грустью покачал головой.

– Подробностей я и сам не знаю. Вам лучше самим посмотреть. Йозеф! – Он подозвал одного из батраков. – Проводи этих двоих в Кожевенный ров. И поживее.

Мужчина кивнул и зашагал прочь. Магдалена попыталась еще что-нибудь вызнать у Гесснера, но тот уже отвернулся от них и принялся заколачивать бочку гвоздями.

– Идем, – Симон осторожно тронул Магдалену. – Больше мы здесь ничего не выясним.

Поджав губы, дочь палача развернулась и пошла вслед за Симоном и батраком, который уже шагал по переулку. Когда они почти скрылись из виду, до них снова долетел голос портового управляющего.

– Да поможет вам Бог! – крикнул им вслед Карл Гесснер. – И про «Кита» не забудьте! Там вам наверняка кто-нибудь поможет!

Всего через пару улиц их поджидала суровая действительность.

Когда Симон с Магдаленой спешно добрались до дома цирюльника, они сразу поняли, что что-то не так. Перед дверью, скованной тяжелой цепью, стоял угрюмый стражник с алебардой, а на улице собралась толпа зевак и вполголоса о чем-то переговаривалась. Молчаливый батрак между тем ушел, от него тоже ничего не удалось вызнать о том, что же случилось с Элизабет Гофман.

Магдалена тронула за плечо одного из зевак и показала на дом.

– Чего там такого сделалось, что вы все так глазеете? – спросила она так безразлично, как только могла, но дрожи в голосе скрыть не смогла.

Седовласый старик перед ней сверкнул глазами, и Магдалена по опыту знала, что значил этот блеск: случилось что-то недоброе, и каждый благодарил Господа за то, что их это несчастье обошло стороной.

– Купальщик и жена его, – прошептал старик. – В луже крови их нашли, зарезали обоих, как свиней. Уж неделю тому назад, а дом до сих пор стерегут. Что-то там не так.

Лицо у Магдалены стало вдруг белее снега.

– Так, значит, они мертвы? – просипела она, словно ожидала какого-то другого ответа.

Старик захихикал, как дитя.

– Мертвее и не сыщешь. Говорят, кровь до щиколоток доходила… Ну и резню там, должно быть, устроили.

Магдалена с трудом пыталась упорядочить мысли.

– И как? – промямлила она. – Известно уже, кто это сделал?

Старик восторженно закивал.

– Да его уж и повязали! – заявил он. – Зять Гофмана. Огромный, как медведь, настоящий монстр. Говорят, из какого-то городка под Аугсбургом приехал. Никогда про такой не слыхал.

– Может… из Шонгау? – тихо спросил Симон.

Старик нахмурился.

– Точно, из Шонгау. Вы что, знакомы с убийцей?

Магдалена быстро замотала головой.

– Нет-нет, нам просто рассказал кто-то. И где теперь этот… монстр?

Старик взирал на них с возрастающим недоверием.

– Ну, в тюрьме у ратуши, где же еще-то. Вы, наверное, нездешние?

Не удостоив его ответом, Магдалена потянула Симона в проулок, прочь от дома. А старик уже принялся болтать с другими зеваками про чужаков, которые, видимо, были знакомы с монстром.

– Боюсь, отец твой серьезно влип, – прошептал Симон и осторожно огляделся по сторонам. – Думаешь, он и вправду мог?..

– Бред! – прошипела девушка. – С какой стати отцу это делать? Собственную сестру! Это же смешно!

– И? Что нам теперь делать?

– Ты же сам слышал, что он где-то в ратуше, – резко ответила Магдалена. – Значит, пойдем туда. Нужно его выручать.

– Выручить? Но как ты собираешься… – начал Симон, но дочь палача уже пустилась по узкому зловонному переулку.

По лицу ее бежали слезы ярости и обиды. Мечты о новой жизни развеялись прахом, не успев даже толком окрепнуть.

От сборища перед домом отделился одинокий силуэт и бесшумно скользнул вслед за двумя незнакомцами. Позднее никто из прохожих о нем и не вспомнит. Неприметный, словно заброшенная повозка или стена напротив, и неподвижный, словно вросший в землю, – на него даже внимания никто не обратил. И при этом он крался в тени соседнего дома всего в нескольких шагах от Симона и Магдалены.

Этим искусством он с давних пор овладел в совершенстве. В разрушенных городах он прятался в нишах и подворотнях и там дожидался удобного случая; притворялся мертвым на полях сражений затем лишь, чтобы аккуратно перерезать горло какому-нибудь неуклюжему мародеру. Прирожденный лицедей, он был мастером обмана. Долгие годы он выдавал себя за кого-то другого, и собственная личность уже грозилась в этом другом полностью раствориться. В ком-то, кого давно уже не было в живых.

Но затем в дверь к нему постучалось прошлое, и тогда он вспомнил, кем был на самом деле. Жгучее чувство мести вернулось и наполнило его новой жизнью.

Палач вернулся…

На то, что в Регенсбурге объявится, вероятно, и его дочь, он не рассчитывал. Но это не лишено было некоторой иронии. Он прикрыл на секунду глаза и постарался не рассмеяться. Если бы он верил в Бога, то вознес бы благодарственную молитву и поставил в соборе самую дорогую свечу.