Книга Аромат мести - Марина Серова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Адрес.
— Рабочая улица, возле бани. Быстрее!
Но тут острая горячая боль пронзила ей грудь. Лицо исказила судорога, и Оля рухнула на горячий асфальт. Сердце девушки не выдержало утомительной тренировки и нервного потрясения.
— Смотрите, женщина голая, наверно, ее из окна выбросили…
Клаус пришел в себя и долго не мог уяснить, где он находится. И только припомнив ночь со всеми ее кошмарами и потерями, выругался и понял, что проиграл. Он, человек, всю жизнь просчитывающий каждый свой шаг, спасовал перед женщиной. Он понял, что ошибался, недооценивая столь сильного противника. Конечно, она пристала к нему у филармонии вовсе не для того, чтобы провести с ним пару часов за деньги. Она обвела его вокруг пальца.
И теперь получается, что он, Клаус Круль — агент ЦРУ, которому удалось путем кропотливой работы завербовать русского инженера и добиться того, что проект секретной космической ракеты почти полностью находится в руках американцев, — упустил свой последний шанс развязаться со службой и уйти на покой.
Драгоценная шифровка, полученная Храмовым от Юзича, испарилась.
И вдруг его осенило. Ведь если эта шифровка предназначалась агенту № 3, то есть инженеру, который должен был сам, своими руками, заложить пленку в контейнер, так почему бы не найти общего языка и с ним?
От этой мысли Клаус сразу приободрился.
Он тряхнул головой, прогоняя остатки сна и мрачных мыслей, и оглянулся.
Ну конечно, это гнездышко Храмова. Повсюду бархат, шелковые обои, кондиционер, ковры… Тьфу!
Он хотел подняться, но на это движение резкой болью отозвалась раненая нога.
Клаус откинул шелковое покрывало и увидел, что нога перевязана. На столике бинты, ампулы с лекарством, одноразовые шприцы. И вдруг он похолодел: а что, если Храмову пришло в голову пригласить врача?
Дверь открылась. Прихрамывая, вошел Валентин Георгиевич. В руках у него был небольшой поднос, на котором стояли две чашки с дымящимся кофе.
— Вы осел, господин Храмов. Два года жесткой конспирации, и в результате я — на вашей квартире. Можно сказать, в публичном доме.
— А что мне еще оставалось делать? — с невозмутимым видом возразил Храмов. — Не оставлять же вас на тротуаре? Или вы хотели бы сейчас оказаться в городской больнице?
— Это вы все твердили, чтобы я стрелял ей по ногам… Надо было убрать эту девицу, и концы в воду.
— Так вы, насколько мне помнится, стреляли ей и в голову, да только промахнулись.
— Кто еще у вас дома?
— Так, один знакомый.
— Кто такой?
— Никто. Безработный. Служит у меня. Совершенно безопасный тип.
— Он знает, что я здесь?
— Да, он вас и перевязывал.
Идиот, что еще сказать.
— У меня к вам разговор. Только прежде принесите что-нибудь посущественнее.
— Сережа! — позвал Храмов, и в комнату тут же вошел высокий худой мужчина в джинсах и голубой майке. Он вкатил столик.
— Вот, пожалуйста, ваш завтрак.
Клаус накинулся на еду. Никогда еще он не был так голоден. И каша, и яйца, и мясо — все было приготовлено отменным образом. Вот русские — из всего могут сделать культ.
Храмов поймал его взгляд, и Сережа ушел.
— Вы не могли бы связаться со своим инженером и попросить его встретиться со мной? — проговорил Клаус приглушенным голосом.
— Как? Вы не должны его даже видеть! Если вы встретитесь, то меня уберут, неужели вам не понятно?
— Но войдите в мое положение. Работа идет к завершению… Вы же сами видели, что я все сделал для того, чтобы достать эту чертову шифровку. Но она исчезла!
— А вам не кажется, что кто-то в городе дублирует операцию? — неожиданно сказал Храмов. — Ну посудите сами. Просто так эта девица вас бы не обокрала. Очевидно, шифровка была ей так же необходима, как вам.
— Да, но ведь, кроме вас и меня, никто не знал об этой злосчастной бумажке! Вы же собственной рукой делали копию.
— А вдруг шифровка оказалась у нее случайно, и девочка просто решила подзаработать? Может быть, она и представления не имеет, что там нацарапано. Но рассудила, что вы — иностранец, а раз так, то вас можно и подоить.
— Что сделать? — не понял Клаус.
— Подоить. Вытрясти из вас деньги. Это же так по-нашему.
— Это и по-нашему. Скажите, Храмов, разве вы не допускаете возможность, что я просто передам в центр об утечке информации, и все — вам крышка. Я скажу, что эта девица является вашей любовницей, что вы заодно и все такое…
— Шантаж, — сладко улыбнулся Храмов. — Я этого ждал. А поэтому подстраховался. Я записал на пленку наш с вами разговор, в котором вы просили меня сделать копию шифровки. Если вы хорошенько вспомните все его детали, то убедитесь, что я все время молчал и согласился уже после того, как отключил диктофон. А потом наговорил текст с решительным отказом. Хотите прослушать?
— Значит, вы и сейчас меня записываете?
— Значит. Да вы ешьте. Все будет хорошо. На днях работа будет закончена и сдана в архив. Мы получим вознаграждение и разъедемся: я — в Крым, а вы — к себе, не знаю уж куда… Вы вот все меня в жадности упрекаете, а сами разве не больны ею? Ведь вам хочется сорвать сразу два букета, не так ли?
— Мы с вами можем сорвать хоть три, хоть четыре, покупатели всегда найдутся. Не хотите в долю?
— Не хочу. Я уже в доле. И давно.
Клаус пролил кофе на стеклянную поверхность столика.
О смерти Оли Соколовой я узнала от Влада, когда приехала к нему со своими вещдоками.
— Какая ужасная смерть! И что говорит вахтерша?
— Она подтверждает, что видела мужчину, который стоял на лестнице с ножом. И что лицо его ей знакомо.
— И он оставил ее в живых? Невероятно!
— Думаю, что у него большие проблемы с головой. Он что-то кричал вслед девушке. Какое-то слово, похожее на «вэм». Старушка мне несколько раз повторила.
— Может, это сокращенное имя или кличка?
— Наверно.
— Экспертизы еще не было?
— Нет. Муж Соколовой утверждает, что она в последнее время жаловалась на сердце, но продолжала ходить на тренировки. Я разговаривал с руководительницей курса, и она сказала, что Оля поставила перед собой цель похудеть и, несмотря на то, что она занимается недавно, брала на себя все нагрузки полностью.
— Бедные женщины, — вздохнула я. Когда же кончится этот кровавый марафон?
Я пришла рассказать ему о Клаусе и Храмове, но, увидев, как он занят, не стала отвлекать. Быть может, все это только мои домыслы.