Книга Зелень. Трава. Благодать - Шон Макбрайд

— Кто-нибудь проголодался? У меня есть семечки.

Следует дружный гул неодобрения.

— А что плохого в семечках? — обиженно спрашивает Гарри.

— Без сахара, — говорит Сес.

— Без жира, — говорит Арчи.

— Безо льда, — говорит Бобби Джеймс.

— Убери свои семечки, стройняшка, — говорит Грейс, копаясь у себя в рюкзаке. — У меня есть молоко и кексы, — объявляет она, закуривает сигарету, вытаскивает упаковку «Магдаленас» и кварту молока и передает еду по кругу. Жизнь прекрасна. Мы откидываемся назад, наслаждаясь угощением — Грейс продолжает курить, — и отдыхаем: лениво, в полудреме, а коровы вокруг отгоняют мух шлепками хвостов и медленно пережевывают траву — морды у них тупые, как валенок.

— Генри, а что это такое у коровы внизу? — спрашивает Сес.

— Это у нее яйца, — отвечает ей Грейс и кладет мою голову себе на колени, прежде чем я успеваю сказать ей, что не нужно говорить Сес такие вещи. Господи Иисусе. О чем бишь это мы? А, да, про коров и про яйца.

— Это вымя, Сес, — с трудом говорю я сестре, поскольку перед моим мысленным взором по небу проносятся стаи взведенных членов. — Гарри, кинь мне свой шлем, — говорю я и пристраиваю его себе по центру.

— Если хочешь знать, что такое яйца, посмотри вон туда, — говорит ей Бобби Джеймс, указывая на Гарри, который в это время поднимает танкетки[17]и проверяет сохнущую одежду. Он нагибается, и сзади, на трусах «Вилланова уайлдкэтс» расправляется слово ЗАЩИТА. После того как все отхохотались, Марджи Мерфи кладет голову Бобби Джеймса себе на колени.

— Генри, а что такое яйца? — спрашивает Сес.

— Да так, ерунда, — отвечаю я ей, смахивая у нее с губ кокосовую стружку. — Помнишь, вчера я тебе рассказывал, как фермеры получают молоко из вымени?

— Ты сказал, что они его выжимают, — улыбается Сес, со своими хвостиками похожая на хоккеиста. — Ребят, а вы можете вынуть Арчи из кресла, чтобы он мог положить голову мне на колени?

Мы с Гарри приподнимаем Арчи, который краснеет так, что даже под темными очками заметно, и кладем его головой на колени Сес. Потом я снова падаю рядом с Грейс и возвращаю все по местам: голову — ей на колени, шлем — чтоб прикрывал стоячий член, который исполняет у меня в штанах нечто похожее на ча-ча-ча: пам-пам-пам-пам-пам-па!

— Приятно хоть иногда выбираться из кресла, — говорит Арчи, ловя ладонями мошкару.

— Генри, а вся эта земля — она что, принадлежит одной семье? — спрашивает Сес, глядя на ферму.

— Скорее всего, да, — отвечаю я.

— И вон там, где трава за забором, — это тоже их двор?

— Ага.

— Прям всё-всё?

— Угу. Всё их.

— И тут всегда так тихо и мирно?

— Конечно, всегда.

— Тогда почему все не живут на фермах? — спрашивает она, и я не могу удержаться от смеха.

— Да какие-то они странные, эти фермы, — говорит ей Грейс, играя с моими волосами.

— Что значит странные? — тут же встревоженно переспрашиваю я.

— Странные, как будто там кто-то живет. Все так тихо и открыто. Мне было бы страшно там ночевать.

— А вот и не было бы, — убеждаю я ее. — Ты бы жила там со своим мужем. Вы будете сидеть у порога, держась за руки. Ты будешь засыпать у него на плече, и он будет обнимать тебя и чувствовать твои мягкие волосы у себя на щеке и нюхать, как пахнет шампунем. Ночью на дворе будет светло от звезд, и тишина, и никаких драк. Ты будешь жить одной любовью. И вокруг не будет ничего страшного и странного, — говорю я с неподдельным жаром.

— Господи, Хэнк, — говорит мне Грейс, — ты говоришь так, будто про нас с тобой.

— А что если б и так? — спрашиваю я, улыбаясь, и не мигая смотрю прямо ей в глаза.

— А, поняла. Я подыграю, — говорит она, широко улыбаясь мне в ответ. — Значит, если мы с тобой поженимся и будем жить на ферме, то, если ночью мне станет страшно, ты меня защитишь? Верно говорю?

— Да, куколка, совершенно верно, — сияя, подтверждаю я. — Я, Хэнк Тухи, буду твоим защитником.

— О, мальчик мой. Но нам понадобится еще и собака, — продолжает она, правда, с ухмылкой. А глаза так и пляшут на мне.

— Заметано, — говорю я. Все, что только Грейс не пожелает.

— И пара охранников.

— Заметано.

— И может, еще танк и ручные гранаты. А, еще тигр.

— Все заметано.

— Ну вот и ладненько, — смеется она. — Тогда как только — так сразу, Хэнк.

— Круто, я придумаю что-нибудь особенное, — говорю я.

— Например? — приближая лицо ко мне и выпуская дым изо рта, спрашивает она.

— Ну не знаю. Может, песню спою или танец станцую на глазах у кучи народа.

— Клево, — смеется она. — Дай мне знать, когда соберешься, чтобы я могла принарядиться.

— Не выйдет, сладкая моя, — говорю я. — Это будет сюрприз. Кстати, тебе идет абсолютно все. Тряпки, мусорные пакеты. Абсолютно без разницы.

— Мусорные пакеты, — повторяет за мной Грейс; ее широкая улыбка сверху освещает мою — я все так же лежу у нее на коленях. — Ну, Хэнк Тухи, это уже слишком. — Теперь она улыбается еще шире и теплее, чем солнце над головой. Кажется, будто мне улыбается вечность, но тут до меня доносится голос Сес:

— Арчи, а ты как собираешься сделать мне предложение?

— Никак, — отвечает ей он. Она дергает его за ухо. — Ай!

— О, я расскажу тебе, как это будет. Ты наймешь лодку на озере. На воде два ряда горящих свечей будут обозначать дорогу к центру озера. Ты отвезешь меня на лодке туда, мимо свечей, потом подаришь мне букет из дюжины роз, потом скажешь, что я самая красивая женщина в мире, и потом спросишь, не соизволю ли я стать твоей женой. И не спеши, спрашивай медленно, понял?

— Понял, — вздыхает Арчи.

— Вот и умница, — удовлетворенно заключает она.

— А я хочу сделать предложение своей будущей жене во время прыжка с парашютом, — заявляет Гарри.

— Ты хочешь сказать — будущему мужу? — уточняет Бобби Джеймс.

— А мне не важно, как мне будут делать предложение. Я просто хочу быть всегда любимой, — говорит Марджи, — и счастливой. Я хочу выйти замуж и жить счастливо в браке, а не просто лишь бы замуж.

Она смотрит вдаль, туда, где виднеется дом на ферме, и, наверное, мечтает о своей будущей любви и о жизни вдвоем. Чтобы было не так, как у родителей. Похоже, мы все малость этим грешим. На некоторое время все замолкают. Девчонки перебирают наши волосы. Гарри демонстрирует боевые стойки. И никто не бьет его за это по рельефно выступающим шарам. Иногда только замычит какая-нибудь корова, и мы тихонько смеемся. Теплый ветер шелестит травой и листвой. Солнце пропекает нас, как печенье в духовке. Видно, как по дороге из города тихонько сматываются машины-универсалы, груженные счастливыми семействами, которых ждет впереди фантастический выходной в ресторане, куда пускают только в ботинках и белой рубашке. Грейс наклоняется ко мне. На лице улыбка. Темные волосы щекочут мне щеку и кажутся рыжими от солнца, которое прячет в тень ее лицо, а голову освещает будто нимбом. Проходит час, возможно, два. А мы всё лежим и лежим молча, увлеченные нашей любовью, влюбленные в жизнь. Потом, спустя некоторое время, мы встаем, все так же не говоря ни слова, и отправляемся обратно в город, на улицу Святого Патрика. На обратном пути нет крутых подъемов. Самое трудное позади. И так чуть не угробились на фиг.