Книга Джули & Джулия. Готовим счастье по рецепту - Джули Пауэлл

Когда готовишь омлет по методу Джулии, все приходится делать быстро. Отвлекаться на рисунки и подробные указания к ним некогда — мало того, они предназначены для правшей, то есть мне приходится не только готовить, но и переключать синапсы. Первый омлет вообще не пожелал подбрасываться; он просто скатился к краю сковородки и скукожился. Но когда я опрокинула его на тарелку, он как-то сам собой накрыл начинку (грибы, уваренные со сливками и мадерой, еще та вкуснятина) и в результате стал похож именно на то, что люди и называют омлетом. И я сочла это успехом. Правда, назвать успешным второй омлет было нельзя ни при каких обстоятельствах: сперва он прилип к сковородке, а когда я тряхнула его посильнее, густеющая масса стала разлетаться в стороны и забрызгала всю плиту. Встряхнула еще раз — и остатки очутились на полу. Тут я сдалась, отскребла от сковородки то, что осталось от омлета, и переложила на тарелку для себя. Третья попытка удалась, я сумела выполнить то круговое движение, о котором говорила Джулия, при этом умудрилась ничего не пролить на плиту и сохранить омлет в целости. Пожалуй, большего и желать было нельзя. Мы ели наши омлеты-рулеты, запивая их просекко, которое принесла Тори. Обожаю, когда есть повод выпить с утра.

Короче говоря, когда вечером я дохромала до кухни, намереваясь приготовить ужин для себя, мужа и брата — сердцевины артишоков и омлет с помидорами, — мысль о подбрасывании яичной массы меня почти не пугала. Омлеты получились более или менее похожими на свое название, плита осталась чистой, а ужин был подан к столу. Все бы прошло идеально, но я вдруг начала бычиться — видимо, мало выпила или сочла, что давно не ругалась с супругом.

Все началось с дивана, обещанного Салли. Обсуждение причин, по которым он до сих пор стоит у нас в коридоре, естественным образом привело к разговору о ее личной жизни — неизменно интересной теме.

— В этом парне даже не было ничего особенного. Симпатичный, конечно, если вам нравится такой тип. Салли любит мускулистых, горластых и высокомерных, эдаких красавчиков, которых принято считать душой компании; мне нравятся худые, темноволосые, застенчивые тихони с чувством юмора. За годы нашей дружбы мы с ней ни разу не заинтересовались одним и тем же парнем. Но этот, он просто мерзавец. Он потребовал, чтобы она поступила в Оксфорд, чтобы ему не пришлось ее стыдиться. Ему стыдиться ее! Да этот козел недостоин даже лизать подошвы ее «маноло». (Салли была единственной из моих знакомых, у кого были туфли от Маноло Бланика, — она купила их на eBay и чувствовала себя в них роскошной и сексуальной. А когда Салли чувствовала себя роскошной и сексуальной, все мужчины в радиусе трех кварталов чувствовали то же самое — ничего не попишешь, феромоны.)

Хитклиф настороженно тыкал вилкой в артишоки, точно они все еще могли уколоть. Это действительно так: если напасть на артишоки, они могут дать сдачи. Но этим конкретным экземплярам эволюционное преимущество не помогло — даже с травмированной ногой я оказалась достойным противником. Я отломала им стебельки, отрезала листья и очистила их до самой нежной желтой сердцевины с остроконечными фиолетовыми лепестками, похожими на тропический цветок. Затем опустила их в миску с водой и сбрызнула уксусом, чтобы они не потеряли цвет, отварила на медленном огне и отделила ложкой чешуйки — последнюю линию обороны артишока, пока не осталось ничего лишнего, всего лишь удобный сосуд для масла.

— Но если он оказался таким придурком, в чем тогда проблема?

— Проблема в том, что ей нужен парень. Точнее, ей так кажется. И вряд ли ей захочется выслушивать, что она все время выбирает засранцев, — так что мне ей сказать?

Когда я познакомилась с Салли, мы с Эриком уже встречались, и все это время парни не задерживались у нее больше чей на полгода. С одной стороны, это хорошо, с другой — плохо. За неделю Салли может перезнакомить нас с целым отрядом парней: в среду с одним из них мы идем в кубинский ресторан, в пятницу уже с другим — на фильм с участием Бена Стиллера, а в воскресенье — на бранч отправляемся с третьим (при этом Салли появляется с очередным ухажером неизменно свеженькая и благоухающая после душа и после сами знаете чего). И всякий раз в ее глазах сверкает веселый и хитрый огонек, а когда мы остаемся в комнате одни, она наклоняется через стол и с загадочной улыбкой вопрошает: «Ну как? Симпатичный, правда?» Становясь свидетелем подобных всплесков в сексуальной жизни Салли, я порой испытываю некоторое огорчение. Ведь те из нас, кто вышел замуж за свою школьную любовь, упустили эти неведомые прелести полигамного образа жизни. И всегда, когда видишь Салли — такую гордую и уверенную, ощущаешь укол, и тебе начинает казаться, что она держит на ниточке в одной руке всех этих парней, а в другой — весь мир.

Но потом вдруг выясняется, что очередная замужняя одноклассница ждет ребенка или мама Салли дарит на свадьбу ее отвратительно правильной младшей сестрице старинную, ручной работы семейную книгу с рецептами, а Салли остается с носом, потому что «это только для замужних дам». И снова и снова Салли приходит с очередным знакомым или незнакомым нам кавалером, и временами, когда она по привычке спрашивает, симпатичный ли он, в ее глазах появляется отчаяние. Как будто она уже не самодовольно гордится своей находкой, а умоляет нас одобрить ее выбор. Она начинает задавать и другие вопросы. «Знаешь, — спрашивает она с тревожными, округлившимися глазами, — он хочет заниматься сексом не чаще трех раз в неделю. Как думаешь, это плохой знак?» Или того хуже, скажет: «И что мне теперь, по-твоему, делать?».

Салли ждет от меня совета, который обычно ожидают от замужних подруг: типа «у всех бывают трудности в отношениях, придерживайся намеченного курса и так далее». Но я не хочу давать такие советы. Ее парни мне, как правило, не нравятся, как не нравится и то, какой становится Салли, когда спрашивает о них. По сути, мне нравится веселая, помешанная на сексе, капризная невротичка Салли. Салли, которая не торопится выскочить замуж, в отличие от своей скучной сестрицы; Салли, которая прекрасно знает, что ни один из тех, кого она приводит к нам на смотрины, ей в подметки не годится — им всем не хватает ума и доброты. Им нечего противопоставить ее звонкому смеху, ее голосу, который раздается по всей комнате, даже там, где полно незнакомых людей, голос, похожий на пузырьки в бокале шампанского.

Эрик отлавливал последний артишок, гоняя его по тарелке, которую пристроил на моей распухшей ноге — которая, в свою очередь, лежала у него на колене, — принимая на себя остатки растопленного масла.

— Салли и сама не святая.

Не успел он отправить последний кусочек в рот, как получил сильный удар по плечу. Это далось нелегко, мне пришлось пополам согнуться, чтобы его достать.

— Не будь идиотом!

— Брось. Ты же знаешь, я люблю Салли. Но она… колючка.

Что верно, то верно — ни одну из моих подружек лапочкой не назовешь. Гвен как-то раз даже ввязалась в настоящий кулачный бой в вагоне метро после того, как приказала заткнуться компании визжащих школьниц. (Одна из девиц расцарапала ей щеку трехдюймовыми накладными ногтями — царапина несколько недель не заживала!) Изабель одним своим неподражаемым детским голосочком и нарочито мудреными шуточками у любого мужика способна вызвать нервную сыпь. Ну а Салли среди них самый крепкий орешек. Если бы она была кинозвездой, то была бы Розалинд Расселл из киноленты «Его девушка Пятница»[19]; а если бы она была овощем, то непременно артишоком. Салли — она и есть Салли, ей палец в рот не клади. Таким, как она, жуть как сложно найти пару для свидания вслепую.