Книга Год в Касабланке - Тахир Шах

— Когда тебе начинают толковать о джиннах, — сказал Франсуа, — ничего хорошего не жди.

— Что же мне делать?

Француз вздохнул.

— Увольняй помощницу, пока не поздно. Отделайся от нее прямо сейчас. Если ты этого не сделаешь, то рак даст метастазы и все станет только хуже, значительно хуже.

Совет Франсуа был на удивление ко времени. Тем вечером я собирался встретиться с Зохрой в кафе, чтобы обсудить то, что нужно сделать по дому. Она часто опаздывала, поэтому, прождав сорок минут, я решил уже заплатить по счету и идти домой, но тут на мой мобильник пришло сообщение от Зохры: «Вы плохой человек. Джинны убьют Вас. Вам не будет удачи. Да хранит Вас Аллах».

Я попытался набрать номер Зохры, но не мог дозвониться. На следующий день я получил от нее письмо по электронной почте. Это пространное, на шести страницах, послание содержало в себе разглагольствования о лжи и обмане. Под конец Зохра писала, что она сообщила в полицию, что я — террорист, а она сама укрылась в горах с тем, что «по праву принадлежит ей». Завершалось все зловещей припиской о том, что «Амина знает правду, и эта правда прозрачней стекла».

Я сразу же направился в банк, чтобы проверить, целы ли деньги. Оказалось, что нет. Пропало чуть больше четырех тысяч долларов.

Начало октября оказалось ужасным временем. Ежедневно появлялись новые проблемы, и у меня возникло ощущение, что решение переехать в Марокко было самой большой ошибкой в моей жизни. Мелочи вроде оплаты счетов или контактов с властями дополнительно отягощали мою и без того нелегкую жизнь. Таинственное исчезновение документов на дом создавало еще одну проблему, и для того, чтобы решить ее, требовалось знать местные условия. Что же касается строителей, то тут и вовсе не было надежды изменить что-либо к лучшему. И дело не в том, что я постепенно терял контроль над ними, поскольку я изначально и не владел ситуацией. Я корил себя за мягкотелость, проявленную в первые дни. Я платил деньги вперед всем, кто просил об этом, в надежде, что это решит все проблемы.

Много переживаний доставила мне Зохра: я никак не мог понять, зачем ей понадобилось сбегать от меня. Однако вместо того, чтобы прийти в ярость, я загрустил. Я чувствовал, что скатываюсь в депрессию. Я начал скучать по простой жизни в Англии — стране, где никогда ничего необычного не происходит. Я тосковал по унылому серому небу, по пустым разговорам ни о чем и, к своему собственному удивлению, я скучал по английской кухне.

Первая неделя октября подходила к концу. Однажды поздним утром, когда я еще нежился под периной, не испытывая никакого желания вставать с постели, чтобы встретиться лицом к лицу с реальностью, в спальню, в которой мы жили как беженцы, ворвался Медведь.

— Мсье Тахир, — сказал он с ужасом в голосе, — у нас произошел несчастный случай.

Я вскочил с кровати и поспешил по длинному коридору на веранду, где рабочие обступили лежавшего на полу человека. Он еще дышал, но было ясно, что по крайней мере одна нога у него была сломана, а вдобавок, возможно, была сломана и рука. Старый прораб показал мне на высоченный, пятиметровый стеклянный потолок. В пробитом стекле четко вырисовывался контур человека. Он напоминал рисунок из комиксов.

— Бедняга провалился сквозь стекло, — пояснил прораб.

— Чудо, что он еще жив, — ответил я. — Позвоните архитектору.

— Я уж позвонил, — сказал прораб.

Минут через десять до нас донеслось мягкое урчание «рэйндж-ровера», пробиравшегося через трущобы. Архитектор ворвался в дом, посмотрел на раненого рабочего и сразу же заорал на прораба, сомкнув пальцы рук с такой силой, что они покраснели. Он так и сыпал указаниями.

— Дело плохо, да? — неуверенно спросил я.

— Ничего подобного. Беспокоиться нечего. Такие пустяки время от времени случаются.

Я было завел речь о технике безопасности. Ведь у рабочих не имелось ни касок, ни перчаток, ни защитных очков, словом, ничего, что способствовало бы безопасности проведения работ; к тому же все лестницы сколачивались из подсобного материала прямо на месте, когда в них возникала необходимость.

— Мы в Марокко так всегда делаем, — сказал архитектор, пригладив бровь кончиком пальца. — Бывают, конечно, травмы, куда ж без этого.

— А пострадавший не подаст в суд? — почти прошептал я.

— Конечно нет, — ответил архитектор спокойно, — это Касабланка, а не Колорадо.

— Ну, если так, то я хотя бы куплю ему радио. Бедняге придется надолго лечь в больницу. Я хочу, чтобы он ощущал нашу заботу.

У архитектора даже лицо задергалось.

— Еще чего! Даже не выдумывайте! Стоит вам только так поступить, мигом найдется масса желающих падать с крыши. Вы не понимаете, что творится в голове у марокканца.

Следующая неделя только прибавила проблем. В понедельник повариха распорола себе запястье фруктовым ножом. Стены кухни были забрызганы кровью, ну прямо как в фильме ужасов. Как ни удивительно, но она выжила. На следующий день садовник свалился с лестницы, подстригая куст, а в среду, когда я включал свет в кухне, меня шарахнуло током так, что я упал. Четверг выдался в целом спокойный, хотя я и обнаружил лужу крови в комнате, которая должна была стать нашей столовой. Несмотря на мои упорные расспросы, никто не признался, что кровь была его. А в пятницу, в пятницу мы оказали сопротивление властям…

Дело было так. Мы только что закончили обедать на террасе, когда услышали стук: кто-то стучал кулаком в дверь сада. Стук сопровождали громкие крики по-арабски, звучавшие как угрозы. Откуда ни возьмись появились Хамза и Осман. Они подскочили к двери, подперли ее и послали Медведя за рабочими.

Я подошел и поинтересовался у Хамзы, кто это пытается сломать дверь снаружи.

— Это полиция, — ответил он.

— Так, наверное, их нужно впустить, — сказал я.

— Мсье Тахир, s'il vous plaît! — раздраженно возразил он. — Их нельзя пускать ни в коем случае.

Пока мы стояли там и не пускали представителей власти, я понял, что мне еще многое предстоит узнать о Марокко и о том, какие тут у них порядки. В Англии в нас с детства воспитывали определенное уважение к полиции. Возможно, мы и не испытывали к полицейским особой симпатии, но мы считали себя обязанными повиноваться им, нравилось нам это или нет. И если бы взвод английских бобби принялся стучать в дверь, то большинство моих соотечественников сочло бы своей обязанностью открыть им и поинтересоваться, зачем пожаловали полицейские.

— Хамза, а почему полицейские пытаются взломать нашу дверь?

Сторож с удивлением посмотрел на меня и ответил:

— У вас нет разрешения на строительные работы.

— Разве? А мне казалось, что есть.

— Нет конечно. Его у вас нет. Его ни у кого не бывает.

— И это так принято, что полиция барабанит в дверь?