Книга Краткая история смерти - Кевин Брокмейер

Она неизменно замерзала до дрожи, когда возвращалась внутрь, и это ее удивляло. Она почти не мерзла во время путешествия по льдам, хотя, разумеется, там было гораздо холоднее, чем здесь. Может быть, тело дрожало, предвкушая скорую возможность согреться: Лори знала, что по ту сторону двери ее ждет теплая комната, и дрожь была простой физиологической реакцией на это знание. Даже в некотором роде символом надежды. Во всяком случае, так полагала Лори. Пробиваясь сквозь буран, она не то чтобы утратила надежду, но, разумеется, не позволяла себе задумываться о тепле, поэтому тело спокойно приспособилось к холоду и напоминало монетку, брошенную на дно фонтана маленькой девочкой в красном джемпере, которая хотела загадать желание…

Лори провела на станции почти неделю, когда обнаружила под своим матрасом сложенный листок бумаги, — один-единственный желтый лист, вырванный из блокнота. Она развернула его и прочла. Это оказался рукописный перечень двадцати членов экспедиции, занятой изучением императорских пингвинов. Рядом с именами стояли пометки, сделанные ручками разного цвета.

«Как минимум три раза в день».

«Одну утром, за завтраком, обязательно».

«Иногда, примерно по одной каждые два дня».

«Вечером, во время сеанса связи».

«За ленчем, за ужином обычно тоже».

«Терпеть не может, но возьмет, если больше ничего нет».

«Максимум две в неделю».

Видимо, пометки отражали какие-то гастрономические пристрастия членов экспедиции, но, не считая этого, Лори понятия не имела, что они означают.

На полях, с левой стороны, столбиком стояли красные крестики, двенадцать штук, каждый — напротив имени. Тринадцатый крестик нарисовали не до конца: одна черточка и точка в воздухе, наверное, обозначавшая начало второй. Остальные имена ничем не были помечены.

Крестики стояли не просто так. Лори смотрела на них, в задумчивости стиснув зубы. Что они означали? Они походили на скрещенные кости, которые рисуют на пузырьках с ядом, на острые шипы колючей проволоки, на условные значки, которыми в комиксах обычно изображают глаза мертвецов. Лори стало нехорошо, хотя она и не знала почему.

Она провела пальцем по списку и кожей почувствовала углубления в тех местах, где ручка вдавливалась в бумагу. Именно тогда, глядя на крестики, стоящие вдоль двадцати имен, она начала подозревать, что на станции случилось нечто ужасное. Теперь уже нетрудно было догадаться, что холмики за домом — это могилы.

Крестик. Крест. Надгробие…

Она натянула ботинки, теплую одежду и вышла. Лори снова захотела взглянуть на холмики, увидеть их собственными глазами — теперь, когда она поняла, что это такое. Разумеется, они были нужного размера, достаточно длинные и широкие, чтобы вместить человеческое тело. Впервые Лори сосчитала их. Раз и другой, чтобы удостовериться. Двадцать могил. Она коснулась каждой, прежде чем вернуться в дом.

Лори снова изучила список и положила на столик у кровати, прижав кофейной кружкой, чтобы листок не слетел на пол. Раз настало время предпринять более тщательный осмотр станции — а Лори полагала, что пора, — почему бы не начать с жилых комнат? Она один за другим приподняла остальные матрасы, ища дневник или хотя бы еще одну записку, но нашла только часы на длинной серебряной цепочке и несколько порнографических журналов. Большинство ящиков с личными вещами были заперты весьма небрежно — замочки не защелкнуты, ключи торчат точно оттопыренные пальцы. Лори начала рыться в кучах одежды и туалетных принадлежностей. Просто удивительно, как много можно сказать о человеке, судя по тому, что он прячет в правом нижнем углу своего ящика. Под нижним бельем, электронными книгами и плеерами она обнаружила многочисленные пакетики с кокаином и марихуаной, коробку с семнадцатью фарфоровыми фигурками героев Уолта Диснея, старинную Библию с золотым тиснением и предисловием, написанным по правилам орфографии столетней давности, большую банку вазелина с торчащей из нее ложкой, пузырьки с антидепрессантами, стероидами и серотонином, а также соску, завернутую в истрепанный лоскут клетчатой ткани, — должно быть, она принадлежала сыну или дочери кого-то из исследователей.

Впрочем, в вещах не нашлось ничего, что объяснило бы причину смерти обитателей станции. Что стало со всеми этими биологами и полярными техниками, которые питались едой, хранившейся в здешних кладовках, и мяли постели? Ничего, что могло бы объяснить, куда они делись, — или что их убило, если Лори не ошиблась.

В ванной и кухне интересного было еще меньше — банка с отменными оливками, несколько упаковок соли для ванн и так далее. Все остальное — еду, посуду, туалетные принадлежности — Лори обнаружила уже давно. Она довольно тщательно исследовала кухню и ванную в ходе повседневных дел. В столовой, куда она заходила редко, отыскался мусорный пакет, засунутый под деревянный шкаф и наполненный изогнутыми осколками битого стекла и керамики — остатками кофейных кружек и бокалов, насколько Лори могла судить. Единственным целым предметом в пакете была кремового цвета кружка с бледно-коричневым ободком с внутренней стороны, цвета секретных посланий, которые Лори писала в детстве при помощи лимонного сока и «проявляла» под лампой. Она поискала под стульями и приставными столиками в гостиной, в узкой щели между кушеткой и стеной, но нашла лишь несколько пуговиц и скрепок, сломанную линейку и тонкий слой пыли. Сняв подушки с кушетки, она обнаружила бумажник, в котором лежала фотография кокер-спаниеля и водительские права на имя Льюиса Моньо. Это имя значилось в списке, висевшем над передатчиком.

Наконец, в нижнем ящике компьютерного стола Лори нашла то, что искала, — распечатку электронной версии газеты. «Канзас-сити лайт», Миссури, третье февраля. То есть примерно три-четыре месяца назад, если она не сбилась со счета.

Заголовок содержал одно-единственное слово: «Чума!», с огромным восклицательным знаком. Подзаголовок гласил: «Смертельный вирус опустошает Мексику. Десятки миллионов человек заражены „мигалкой“!»

Первый возлюбленный Лори был профессором журналистики в Колумбийском университете. Летом после окончания школы она провела там два с половиной месяца на подготовительных курсах. Она собиралась заниматься экологией, но в качестве одного из дополнительных предметов выбрала «Введение в журналистику». Хотя Лори перестала посещать лекции после первого же занятия, они с профессором продолжали встречаться до конца лета.

Этого высокого мужчину, невероятного эрудита, с быстрым умом и преждевременно поседевшими висками, как у ученого в старом фильме, звали Лука. Если он был нетрезв или разговор тянулся вяло, на него находило странное настроение, и он начинал изъясняться исключительно газетными заголовками.

— Телефон звонит три раза, прежде чем Лори берет трубку, — провозглашал он. — Она говорит: «Это была моя мать!»

Или:

— Вечер подходит к концу. Прелюбодеяние неизбежно.

Или:

— Симсу надоело спорить. Он пошел биться головой о стену.

Лори до сих пор вспоминала о нем — и ничего не могла с собой поделать — каждый раз, когда встречала газетный заголовок, привлекавший ее внимание. «Смертельный вирус опустошает Мексику. Десятки миллионов человек заражены „мигалкой“!»