Книга Салам тебе, Далгат! - Алиса Ганиева

6

На окраине райцентра Муху затормозил. – Их нельзя с собой брать, – сказал он Хабибу, кивнув на заднее сиденье.

– Пускай идут к Аминат, сестре Халилбека, это здесь, за поворотом. Пусть спросят у людей. А потом их кто-нибудь заберет, – монотонным голосом ответил Хабиб.

– Хорошо, – кивнула Эльмира и открыла дверцу.

Все три вышли из машины и какое-то время молча смотрели, как она набирает скорость и исчезает на спуске.

– А Саида тебе не звонила? – спросила Бика Эльмиру.

– У нее же телефона нет с собой.

– А что, этот Исмаил такой красавчик, да?

– Получше, чем Расул.

– Вая, Расул – нормальный пацан.

– А где Аминат живет, Халилбека сестра? – спросила Эльмира у проходящего мальчика.

Тот не понял.

– Газиезул Аминат кий югай? – повторила Наида.

Мальчик объяснил им дорогу.

Они пошли и вскоре наткнулись на длинный террасный огород, где наверху белела одноэтажная постройка из дикого пиленого камня. Аминат была бездетна и жила одна. Но на веранде, расставив ноги, сидел ее племянник, Хаджик. Наида заметила, что, увидев Хаджика, Бика сделала томный взгляд и слегка выпятила губы.

После приветствий и расспросов Аминат угостила их черной кашей из проросшего ячменя. Бика вызвалась подавать тарелки и капнула себе на блестящую кофту. Про Саиду ничего не сказали. Хаджик с достоинством ел, а потом хитро сказал Бике:

– Я твои фотки в Интернете видел.

– Да, мы же на форуме общались, – подтвердила Бика жеманно. – Вы там тему еще такую подняли, нужно ли жену закрывать.

– Это не я, это Арип обсуждал, мой брат, – усмехнулся Хаджик.

– А я недавно в маршртуке ехала, – воодушевилась Бика, – и такая телка вся из себя заходит, в мусульманской одежде дорогой, я даже знаю, в каком ателье она заказала. Всё из шелка. Садится, достает шикарную трубку, почти как «Нокия 8800 сапфир». Эксклюзив! И начинает с понтом разговаривать. Але, туда-сюда, давай в «Хазаре» встретимся. И тут, короче, трубка начинает звонить. Такие ха-ха.

Бика засмеялась.

– Отвечаю, она маршрутку остановила и пулей выскочила!

– Доехал Халилбек на соболезнование? – спросила Аминат, выглядывая на веранду из кухни.

– Не знаю, мы не застали, – ответила Эльмира.

– Как жалко, что Хасан умер, такой веселый был человек, столько смешных историй знал. Столько шуток нам устраивал… – вздохнула Аминат и обратилась к Хаджику: – Какие новости в городе, Хажи?

– Да как обычно, на движениях, – усмехнулся Хаджик. – А здесь что с выборами? Уллубий может выиграть?

Аминат махнула рукой:

– Лучше бы он подальше держался!

Потом позвала девочек в комнату и указала на груду овечьей шерсти, валяющейся на полу.

– Нужно шерсть чесать. Давайте шерсть чесать.

Девушки переглянулись без энтузиазма. Аминат продолжала:

– Мне мама говорила: «Не будешь шерсть чесать, замуж не выйдешь».

– Но вы же и не вышли, – улыбнулась Наида.

– Сама не захотела, – ответила Аминат, нацепляя очки и ловко расщепляя шерстяные клоки в воздушную массу. – А знаете, как у нас в селе раньше было? Девушка, когда захочет замуж, выходила перед годеканом, становилась на крышу и объявляла об этом. Старейшины ее спрашивали, кого именно она хочет в мужья. И девушка показывала.

– Правда, Камиль? – спросила она кого-то, мелькнувшего в двери.

Тот услышал вопрос, но ничего не ответил.

– А если этот человек был против?

– Он должен был откупаться. В адатах всё было прописано: сколько он должен дать добра, если отказался жениться, сколько должен дать, если тронул девушку за локоть…

Хаджик заглянул в комнату:

– Пошел я с Абдулом на белую скалу.

– Зачем?

– Так, по банкам постреляем…

Он кивнул в знак прощания и исчез.

У Эльмиры зазвонил телефон, и она тоже вышла.

– Да, – продолжала Аминат, показывая, как лучше чесать шерсть, – раньше девушек по-другому воспитывали. Сколько мы стихов знали! Уй, километры! Махмуда всего знали, Анхил Марин всю знали!

– Я знаю, это та, которой наиб губы зашил, чтобы она свободные песни не пела, и в пропасть сбросил. И еще, когда она на свадьбе пела, кто-то в воздух стрелял, а попал в ее дочку. Но она все равно не прервала своей песни. Дочку руками придерживала, а сама продолжала петь, – затараторила Бика.

Аминат покачала головой.

– Про губы и пропасть вранье, это все придумали. Кто мог ей губы зашить? Когда ей было пятнадцать лет, их поле уничтожила корова одного ругуджинца, и она так его избила, что он умер через несколько дней. За это по адатам ее из села даже выслали. Самое страшное наказание для горца. А в другой раз, когда она уже вернулась и жила на хуторе рядом с Ругуджой, утром смотрит, у семи ее баранов курдюки отрезаны. Она взяла, по следу крови дошла до соседнего хутора и зарезала там семь коров. Чтобы отомстить. Ругуджинки себя в обиду не дадут!

Эльмира вернулась в комнату и снова принялась чесать шерсть вместе со всеми.

– Аминат! – окликнул кто-то из веранды.

Аминат сняла очки и вышла.

– Саида замуж вышла, – сказала Эльмира, убедившись, что никто лишний ее не слышит. – С чужого телефона мне звонила. Они никях сделали. С папой, говорит, уже назад не вернусь, а сама плачет.

– Конечно, плачет. Этот Исмаил, он богатый?

– Богатый, он сейчас большой дом в Редукторном строит. А Расула подарки вернуть придется.

Вдалеке неожиданно закукарекал петух. Послышались звуки гармоники. На майдане выступал народный певец. Там люди прищелкивали в такт пальцами, кто-то кричал: « Вере! »

Услышав крик петуха, Камиль, все это время дремавший на веранде, встал, неторопливо спустился по каменной лестнице в огород. Пахло травами, кореньями, гниющими абрикосами и землей. Он медленно прошел к боковой калитке, с любопытством притрагиваясь к безымянным желтым цветам, и отправился на прогулку.

Быстро миновав узкие переулки, Камиль очутился на майдане, где под бой барабанов и стон зурны отплясывали приехавшие канатоходцы. Один скакал на канате, то поднимаясь и вставая на палец большой ноги, то садясь и разводя ноги в разные стороны. Второй подбадривал его снизу. Многочисленные зрители сопровождали каждое движение радостным гиком.

Солнце еще цеплялось за краешек западных вершин. Камиль присел на камень и стал, прищурившись, наблюдать за канатаходцами. Смельчак, только что весело скакавший под восхищенные крики, залез в мешок и под мерные удары барабана шагал по канату, балансируя палкой. Дойдя до середины, он получил от помощника трехступенчатую приставную лестницу, поставил ее вертикально на канат и под такой же тревожно-мерный бой барабана начал свое торжественное восхождение. Камиль зевнул, зажмурился и постепенно задремал под радостный гвалт публики и звуки бедных мелодий…