Книга Мальчик, который видел демонов - Кэролин Джесс-Кук

Ладно, я говорил, что это секрет, но речь шла о новом доме для меня с мамой. Когда мы только стали друзьями и он сказал мне, что выполнит любое мое желание, я подумал о новом велосипеде. Я помню, что мама находилась в моей спальне, а такое случалось крайне редко, и Руэн принял образ Старика. Стоял рядом со мной, заложив руки за спину и нахмурившись. Мысленным взором я видел желанный велосипед: черный, с надписью «Киллер» на раме, с толстыми покрышками и серебристым седлом. Мама терла подоконники жидкостью, которая пахла, как Руэн.

– На этих подоконниках можно выращивать грибы. – Она так сильно терла подоконник, что футболка стала мокрой от пота, но чернота не отходила. И стекла выглядели так, будто залиты водой, даже когда не шел дождь.

– Городской совет рассовывает простых людей вроде нас по таким домам и забывает о них. – Голос мамы дрожал, она стояла на коленях и водила по подоконнику металлической щеткой.

Как же я ненавидел этот звук! Одним пальцем я нарисовал картинку на запотевшем оконном стекле. Мама перестала тереть подоконник и положила полотенце на полу у стены, чтобы ловить падающие капли.

– Я не говорю, что мне нужен Букингемский дворец. Мне вполне подойдет дом, где нас не убьют оголенные провода. – Она вытерла лоб тыльной стороной ладони. – Наказание. Вот что это такое.

– Наказание за что?

Мама убрала длинные розовые пряди волос за ухо. Клочок пены застыл на другом ее ухе, как облако.

– За то, что мы не идеальные граждане. За то, что живем на пособие. За то, что напоминаем истеблишменту о его провале.

– Кто такой истеблишмент?

Мама наклонилась, чтобы макнуть щетку в ведро, потом вытерла другую сторону лица и повесила клочок пены на второе ухо. Я прилагал все силы, чтобы не рассмеяться.

– Кстати, – она повернулась ко мне, – вчера вечером я видела, как Толстяк Мэттьюс разговаривал с тобой в магазине на углу.

Я попытался вспомнить вчерашний вечер. Понятия не имел, кто такой Толстяк Мэттьюс. Я покупал молоко, и какой-то крупный лысый толстый мужчина подошел ко мне и начал спрашивать о школе.

– Ты скажешь мне, хорошо? – говорила она. – Потому что этот порошок – не тальк. Не бери, даже если он предложит тебе кучу денег.

Я кивнул и закончил рисунок на стекле. Через несколько минут мама отклонилась назад, посмотрела на рисунок, и на ее лице отразилось недоумение.

– Это что, Алекс?

Она встала, и с металлической щетки на пол полетела пена.

– Твоя картина. Что это?

Я посмотрел на рисунок и подумал: «Черт, мама не знает, кто такой Руэн». Уже решил солгать, но мама пристально смотрела на меня.

– Человек.

– Вижу. Почему ты его нарисовал?

Я долго стоял с открытым ртом, прежде чем ответить: «Потому что мне стало скучно», – но она уже вытирала лицо и встала передо мной на колени.

– Алекс, есть что-то такое, о чем ты хочешь со мной поговорить?

Я покачал головой, потом придумал кое-что получше:

– Я голоден.

Мама сжала мои руки.

– Ты знаешь, что делал папа… к тебе это не имеет никакого отношения.

Я уже думал о том, чтобы попросить у Руэна бургер. Не нужен мне никакой велосипед. Недавно я видел через витрину кафе, как кто-то ел бургер, с двумя толстыми сочными котлетами, и с салатом, и с розовым ломтем ветчины, и с сыром. Такой высокий, что кто-нибудь мог водрузить на нем флаг, как на горе Эверест.

– И с чипсами! – вырвалось у меня. Мама замолчала и уставилась на меня широко раскрытыми глазами. Мы с ней становились похожими, когда она так делала, потому что обычно глаза у нее маленькие, опухшие и грустные.

– Алекс, ты слышал, что я сказала?

Мои руки болели там, где она их сжимала. Я кивнул.

– Повтори.

Я попытался вспомнить, хотя мой желудок сильно урчал, и я буквально чувствовал запах этого бургера. Она продолжала просить меня повторить, и слова выплыли из подсознания, как во фритюрнице чипсы выплывают на поверхность толстого слоя масла: полиция, и папа, и кровь, и получил то, чего заслуживал.

– Есть много такого, чего ты в силу своего возраста понять не можешь. – Голос мамы смягчился, и я глубоко вздохнул, потому что она наконец-то отпустила мои руки. Но потом подняла руку ко рту, и ее глаза наполнились слезами.

– Ох, Алекс. Мне так жаль.

Я посмотрел вниз и увидел на каждой руке по большой красной отметине. Она попыталась растереть отметины ладонями, но они никуда не делись. Тогда мама потянула меня к себе, и моя голова оказалась между ее шеей и плечом, и она гладила меня по спине. Я чувствовал запах табачного дыма в ее волосах и пота, но еще и запах мамы, такой приятный. Прошло много времени, прежде чем она подалась назад, посмотрела на меня, и ее лицо сияло широкой улыбкой, что случается очень редко.

– Если бы ты мог пожелать самое-самое, то что бы это было?

– Бургер с ломтем ветчины и сыром.

– А если серьезно, Алекс?

Я посмотрел на картинки, нарисованные мною на стекле, которые вроде бы начали таять. «Чтобы папа вернулся», – подумал я, но промолчал, зная, что маму это расстроит.

– А чего хочешь ты? – спросил я.

На ее лице отразилось изумление.

– Никто никогда меня об этом не спрашивал, – произнесла она.

– Новый дом – вот что она тогда сказала. – Да, новый, с иголочки, дом. С садом-огородом. И три… нет, четыре спальни. Одна для гостей. Может, и с тренажерным залом.

Мама зашагала взад-вперед, рассказывая о каждой комнате в мельчайших подробностях, вплоть до того, что не будет у нас чердака, воняющего плесенью, и вещей мертвеца, разбросанных по всему дому, и мышей, и соседей, приторговывающих наркотиками.

В тот же день я объяснил Руэну, какой дом нам нужен: с садом, чтобы мы могли позагорать в солнечный день, с большой кухней, где легко разойдутся два человека, с работающей духовкой, с кранами, чистым туалетом и стенами, которые не выглядят так, словно предыдущий жилец порубил их топором.

– Считай, все устроено.

– Что?

Он прищурился, одарил меня взглядом «Алекс глупый».

– Я все организую, Алекс.

– Как? – удивился я. – У тебя много денег?

Руэн улыбнулся и подмигнул.

– Я обладаю возможностями, о которых ты даже не подозреваешь. Дом – сущий пустяк, мой мальчик. Если бы ты попросил планету, на это ушло бы какое-то время. Но я бы решил и эту задачу.

Я рассмеялся. «Планету», – подумал я. Для чего мне планета? Но Руэн, он такой. Немого сноб, особенно в облике Старика. Закатывает глаза, когда я играю в футбол, и говорит, что мои рисунки скелетов абсурдные, то есть полное дерьмо. Согласно Руэну, мне следует читать что-то, именуемое «Чехов», и я очень некультурный, потому что не учусь играть на пианино.