Книга Изобилие - Роман Сенчин

Придя домой, я долго перебирал пакеты-близнецы, но они казались разными, как одинаково одетые, одинаково подстриженные люди, одинакового роста, но, если приглядеться, – каждый по-своему неповторим и прекрасен.

На другой день я потратил все свои сбережения и все деньги, выданные на хлеб до конца месяца. Купил шестьдесят восемь пакетов, спрятал в шкаф, под зимнюю одежду. Каждые несколько минут я проверял, там ли они; мне становилось все тревожнее, казалось, что я слышу из шкафа игривые перешептывания, тихий, ласковый, зовущий смех.

В тот вечер я готов был раскрыть свою тайну родителям, хотел побежать к ним и просить защиты, удивляться и стыдить себя, что я – тринадцатилетний парень, мог увлечься такой чепухой. Я готов был очнуться. Но тяжелая волна дремы накатила, придавила меня, и, не раздеваясь, не гася настольную лампу, я лег на тахту. Какое-то время – то ли несколько минут, то ли секунд – я боролся со сном, предчувствуя, что спать мне нельзя.

5

Меня будто что-то встряхнуло, я широко раскрыл глаза, на минуту ослеп от яркого света. Проморгался, привык и вот увидел в залитой солнцем комнате женщину, ту самую женщину в фиолетовом платье с нежно-желтыми волосами. Она стояла, положив щиколотку правой ноги на спину деревянной лошадки, и подтягивала чулок; фиолетовая туфелька с тонким каблуком поблескивала и переливалась в лучах весеннего солнца.

Она… она ожила! Все-таки она живая. Настоящая… Она напевала ласковым голосом, ее прекрасные руки, ее волосы, платье – все стало настоящим, теперь это не плоская картинка на целлофане… Она сняла ногу с лошадки и быстро прошла по комнате, звонко постукивая по полу острыми каблуками. Она остановилась у стола, перебрала какие-то бумаги, почитала и разорвала их.

В дверь позвонили – она побежала открывать.

Я лежал тихо, стараясь не шевелиться. Я не понимал, как произошло, что она оказалась здесь. Или – как я здесь оказался? Я пытался узнать свою комнату, найти знакомые предметы, мебель, книги. Нет, все другое. Лошадка… Но страха во мне не было, скорее были радость и облегчение, что я дождался, увидел живой, настоящей эту женщину, ведь этого я хотел, об этом мечтал все последние дни.

Появился он, с такой же щетиной, и в белой рубашке, при бабочке, и в руках бутылка с золотистым вином. Они – этот мужчина и эта женщина, – они смеялись, они говорили на непонятном мне языке. Он обнимал ее за тонкую талию, а она льнула к нему, выгибая стройное тело.

И тут я решил выдать себя. Захотелось вскочить, засмеяться вместе с ними, прижаться к ним, потрогать, почувствовать. Я был уверен – и они будут рады. Ведь это я, я сделал так, что они ожили. Нужно им рассказать! Хотел вскочить, но не смог. Хотел окликнуть их, но не было голоса. У меня ничего не было! Не было рта, рук, тела. Только глаза и мозг. Я способен был только видеть и думать.

Я пытался пошевелиться, я изо всех сил пытался проснуться. Нет, это не сон. Не сон. Я, наверное, крепко связан. Почему?

Они стояли в двух шагах от меня и ласкались. Неужели они не видят?

Женщина бережно освободилась из объятий мужчины, что-то сказала ему. Он кивнул в ответ и сел на стул, стал открывать вино. Она же собрала со стола обрывки бумаги, направилась ко мне. Сейчас увидит. Сейчас!

Она впихнула обрывки в меня, прямо мне в голову. Потом еще кусочки материи, желтоватые ватки, волосы из расчески, пустой флакончик. Меня тошнило, я сопротивлялся как мог, я расползался, шуршал, задыхался. Я пытался кричать.

Она подхватила меня и понесла. Я оказался легким и мягким, я чувствовал тепло ее красивой руки, я прижимался глазами к ее тонким, чуть влажноватым пальцам.

Наверное, это была кухня, я не успел разглядеть… Женщина сдвинула какую-то крышку, приподняла меня. И сунула в тесное отверстие, которое оказалось под крышкой. Пальцы ее разжались, и я полетел вниз, ударяясь и царапаясь, по темной зловонной трубе.

1998 г.

Письмо из деревни

Здравствуй, родной наш сыночек!

Спасибо тебе огромное, миленький, что часто пишешь нам, не забываешь! Почти каждую среду (а это единственный день теперь, когда почта наша работает) приходят от тебя весточки. Они нас очень поддерживают, ждем их с нетерпением, ими, без преувеличения, и живем.

А у нас все по-прежнему, продолжаем бастовать. Уже вот третью неделю. Из шестнадцати пунктов требований осталось теперь два: выплата долгов по зарплате и чтобы оставили школу в статусе средней, хотя бы до конца учебного года. Сколько лет шли об этом разговоры, а теперь вот взяли все-таки и убрали после первого полугодия десятый и одиннадцатый классы. Хоть в них и учатся в общей сложности семь человек, но всё же, да и ребята способные, а теперь как? Ездить в Захолмово за двадцать пять км или (второе куда проще) будущей осенью идти в ПТУ. Вот так. Скоро, может, вернемся в царское время, когда один учитель вел разом урок у нескольких классов. Учителей не хватает ни по химии, ни по географии, ни по биологии, не говоря уже про музыку и изо. Учительница физики собирается перебираться в Черногорск с семьей, появилась возможность; у историка Юрия Андреевича скоро закончится срок этой его выработки вместо армии, тоже уедет. Мою театральную студию и эстетику, скорее всего, сократят. Со студией, правда, хитро решили поступить: в районо предлагают сделать ее платной. Смешно! Кто в деревне будет платить? И чем? Многие еще и этих новых денег не видели, с обрезанными нулями, не знают, как они и выглядят.

Нам, учителям, чтобы задобрить, что ли, немного выдали – семь процентов от зарплаты. Это двадцать семь рублей. Литр постного масла, или двенадцать булок хлеба, или десять пачек «Примы» отцу. Одна надежда на мою пенсию по инвалидности и на запасы. Надеемся, до весны голод нам не страшен, а там уж начнем в земле ковыряться.

Погода у нас стоит эти дни очень переменчивая. Днем доходит до минус пяти, а ночи холодные – под тридцать градусов. У отца давление шалит от этого. А грипп нас, слава богу, не коснулся. В новостях слышали – столько смертельных случаев! Ужас просто! Никогда, наверное, такого не было в прошлые годы. Молю Бога, чтоб тебя там не коснулся тоже, в больших-то городах он переносится куда тяжелее. Купи, сынок, чеснока, лимонов, аспирина, парацетамола, анальгина, они стоят недорого, но более или менее все-таки помогают. Будь осторожен, одевайся теплее, шапку носи! У нас тут с лекарствами (конечно, имею в виду городские аптеки) совсем стало плохо, по льготным рецептам ничего купить нельзя, да и без рецептов тоже мало что есть. Надеюсь, что у вас там хоть, в Москве-то, получше. Действителен ли у тебя страховой полис? Это теперь очень важно, сынок, без него нигде не принимают. Человек может хоть как болеть, а полиса нет – всё, не лечат. Сколько таких случаев передают! Так что, сынок, оформи, если у тебя он просрочен. Обещаешь? Не дай бог что.

Спасибо, что написал, какие у вас цены. Здесь почти так же. Даже не могу понять, высокие или нет. Если бы платили зарплату – жить (питаться) можно, а вот как без денег? Земля спасает, но не у всех же дачи, участки.