Книга Успешное покорение мира - Фрэнсис Скотт Фицджеральд

— Л-л-ли, — невнятно произнес он, — пора те поумнеть. Я тя н-н-научу, как поумнеть.

Чтобы избежать угрожающей перспективы обучения прямо в фойе, Бэзил неловко сменил тему.

— Не желаете ли посмотреть спектакль? — осведомился он, польстив мистеру Руни предположением, что тот в состоянии смотреть спектакль. — Постановка великолепная.

Мистер Руни снял шляпу, под которой темнел колтун из мокрых волос. На миг у него в мозгу шевельнулось осознание реальности.

— Н-н-нужно ехать в школу, — мрачно и неуверенно выговорил он.

— Но спектакль еще не закончился, — в смятении запротестовал Бэзил. — Мне необходимо досмотреть последний акт.

Покачиваясь, мистер Руни разглядывал Бэзила, смутно понимая, что его судьба теперь в руках этого мальчишки.

— Л-л-ладно, — согласился он. — Возьму че-нибудь пожевать. Я тут рядом.

Сделав крутой разворот, он заковылял вниз и по дуге перебрался в соседнее здание, где находился бар. Бэзил не чуя под собой ног, вернулся в партер.

ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ. Сад на крыше дома мистера ван Астра. Ночь.

Прошло полчаса. Все должно было закончиться хорошо. Актер-комик превзошел самого себя, он с одинаковой готовностью то плакал, то смеялся, а в тропическом небе занималось ожидание счастья. Еще один пленительно-грустный дуэт — и долгий миг несравненной красоты внезапно завершился.

Обтекаемый толпой, Бэзил задумчиво стоял в вестибюле. Благодаря маминому письму и этому спектаклю он избавился от обид и от жажды мести — он стал таким, как прежде, и готовился совершить правильный поступок. Он спросил себя: правильно ли будет тащить мистера Руни в школу? Дойдя до питейного заведения, Бэзил осторожно приоткрыл болтающуюся на петлях дверь и заглянул внутрь. Он понял одно: у стойки мистера Руни не было. Тогда он немного побродил по улице и вернулся, чтобы сделать вторую попытку. Эти двери выглядели в его глазах как хищные челюсти; подобно любому несовременному мальчику со Среднего Запада, он испытывал ужас перед злачными местами. Третья попытка увенчалась успехом. За столиком в дальнем конце зала крепко спал мистер Руни.

В раздумье Бэзил опять походил туда-обратно. Что, если дать мистеру Руни полчаса? Если не очухается, придется уезжать без него. В конце-то концов, мистер Руни отравлял ему жизнь в течение всего футбольного сезона; теперь Бэзил мог просто на него забить, а через пару дней — и на всю школу.

Он опять стал мерить шагами улицу и в какой-то миг, окинув взглядом примыкающий к театру проезд, увидел вывеску: «Служебный вход». У него появился шанс поглазеть на выходящих актеров.

Бэзил выжидал. Навстречу ему ручейком текли женщины, но в ту пору Система Звезд еще не достигла своего апогея, а потому он решил, что эти невзрачные создания в лучшем случае гардеробщицы. Внезапно среди них возникла девушка под руку с молодым человеком, и Бэзил отскочил в сторону, будто испугался, что его узнают, а потом бросился назад, задыхаясь, как от сердечного приступа: это была Она — хрупкая лучезарная красавица девятнадцати лет, а рядом с нею шагал Тед Фэй.

Рука об руку они прошли мимо; Бэзил невольно последовал за ними. Девичья головка склонялась к Теду Фэю, что придавало этой эффектной паре интимный вид. Перейдя на другую сторону Бродвея, они свернули к отелю «Никербокер», и Бэзил, по-прежнему державшийся шагов на двадцать позади, успел заметить, как они вошли в чайный салон, вытянутый вдоль фасада. Официант усадил их за столик для двоих, принял заказ, и они, оставшись наедине, пылко потянулись друг к другу. На глазах у Бэзила Тед Фэй сжал ее пальцы, обтянутые перчаткой.

Чайный салон был отгорожен только шеренгой елочек в кадках. Бэзил прошелся вдоль этого ряда и занял кресло, ближайшее к столику Теда Фэя.

Девушка говорила тихо, с запинкой, совсем не так уверенно, как на сцене, и очень грустно:

— Да, Тед, конечно, да.

На протяжении всего их долгого разговора она не раз повторила: «Да, Тед, конечно, да» и еще «Это не так, Тед». Слов Теда Бэзил не слышал.

— …говорит, через месяц и отсрочек больше не потерпит… В каком-то смысле да, Тед. Это трудно объяснить, но он так много делает для нас с мамой… Зачем себя обманывать?

— …

— …Это беспроигрышная роль, он мог поручить ее любой актрисе и сделать из нее знаменитость… Он необыкновенно заботлив. Я ему многим обязана.

От волнения у Бэзила обострился слух; Тед Фэй произнес:

— А еще говоришь, что любишь меня.

— Пойми, год назад, даже больше, я пообещала выйти за него замуж.

— Так открой ему правду — что полюбила меня. Попроси, чтобы он тебя освободил.

— Это тебе не оперетта, Тед.

— Так нечестно, — горько сказал он.

— Прости, Тед, милый, дорогой, но от таких разговоров я сойду с ума. Ты меня измучил.

— Я в любом случае уеду из Нью-Хейвена[13].

— Никуда ты не уедешь. Ты останешься, а весной начнешь играть в бейсбол. В самом деле, для этих ребят ты кумир! А если вдруг…

Он коротко засмеялся:

— Кто бы говорил о кумирах!

— А что такого? Я связана обязательствами перед Бельцманом; тебе надо принять то, с чем я уже смирилась: нам не суждено быть вместе.

— Джерри! Ты не ведаешь, что творишь! Всю жизнь я буду слышать этот вальс…

Бэзил встал со своего кресла и заспешил к выходу. Его обуревали эмоции. Он слышал немного, а понял еще меньше, но, исподволь заглянув в частную жизнь этих двоих (у чьих ног лежал весь охваченный его скромным опытом мир), он понял, что всем и каждому приходится бороться, и борьба эта, порой грандиозная со стороны, всегда оказывается тяжелой, на удивление примитивной и немного скучной.

Их жизнь на этом не кончалась. Тед Фэй вернется в Йель, поставит на комод ее фотографию в рамочке, а весной начнет бегать между базами, выполнять броски через все поле и набирать очки… в восемь тридцать вечера будет подниматься занавес, но Она лишится чего-то теплого и юного, что было в ее жизни, — вот, к примеру, сейчас.

На улице стемнело, и Бродвей полыхал, как лесной пожар; Бэзил нога за ногу двигался на самый яркий свет. Он смотрел вверх, на пересечения огромных огненных плоскостей, с неизъяснимым ощущением одобрения и владычества. Теперь он мог бы видеть это часто, поверять свое неуемное сердце пульсом еще более неуемной нации… приезжать сюда всякий раз, когда сумеет вырваться из школы.

Но нынче все переменилось — он уезжал в Европу. Бэзил вдруг понял, что никуда не поедет. Он не мог сломать свою судьбу только ради того, чтобы избавить себя от пары месяцев боли. Покорение череды разных миров — школы, колледжа, Нью-Йорка — да, именно это было его мечтой, пронесенной от детства до юности, а он почему-то решил ей изменить в угоду горстке ровесников и позорно спрятаться в темном закоулке. Он задрожал, как выбегающий из воды щенок, и тотчас же вспомнил про мистера Руни!