Книга Проклятие любви - Паулина Гейдж

– Видишь, я ужинаю, – благодушно сказал Аменхотеп. – Лихорадка утихла, десны окрепли, и зубы перестали шататься. Иди, присядь рядом. Тиа-ха была прошлой ночью, принесла мне айву и презабавные слухи. Значит, евнух воротился.

Тейе устроилась у его ног, покачав головой, отказалась от предложенного угощения, но приняла от Суреро чашу с вином.

– Нельзя судить о человеке только по тому, как он натягивает лук, или мечет копье, как ты любишь повторять, – парировала она, с удовольствием потягивая прохладный напиток. – Твой сын не любит военное искусство, хотя он достаточно хорошо умеет править колесницей. Полагаю, ты не имеешь в виду его религиозные или музыкальные пристрастия, когда называешь его евнухом.

– Но он выглядит как евнух, – проворчал фараон, с удовольствием проглатывая пищу. – Со своими толстыми губами и недоразвитыми плечами. Тебе, видимо, нужна моя печать на брачном договоре.

– Время пришло, Аменхотеп.

– Вот и посмотрим, чего стоит твой евнух. – Он протянул к ней свой кубок, и его глаза озорно блеснули. – Я прочел свиток.

– Это совершенно обычный договор.

– Верни его мне завтра. Скреплю его своей печатью. Думала ли ты уже о брачном договоре для маленького Сменхары?

– Нет, но осмелюсь предположить, что ты уже подумал об этом. К тому времени, как он достигнет брачного возраста, Ситамон будет уже слишком стара, чтобы производить наследников с чистейшей божественной кровью в жилах.

– Но не настолько стара, чтобы не обеспечить Сменхаре столь же неоспоримое право на трон, как и нашему нынешнему наследнику, если бы он женился на ней.

Он сделал знак, чтобы слуги убрали остатки трапезы, и откинулся назад. Несмотря на его притворную веселость, Тейе видела, что одна сторона его лица распухла, бисеринки пота проступили над верхней губой.

– Но если Сменхара будет упорно претендовать на престол и от этого брака не будет детей – а их не будет! – тогда в стране возможна гражданская война! – гневно сказала Тейе. – Потому что у твоего сына и Нефертити родятся дюжины царственных отпрысков. Эта игра начинает приедаться, Аменхотеп.

– Да, действительно, – неожиданно согласился он и закрыл глаза. – Ты права. Суреро, веди сирийских акробатов и зажигай лампы. Ты уже уходишь, Тейе?

Вопрос был дерзким. Она стояла, сочувственно глядя на него, потому что Аменхотеп редко позволял себе жаловаться.

– Сегодня я должна быть на празднике в честь миссии из Алашии, – сказала она. – Договор будет у тебя завтра, Гор. Да живет твое имя вечно.

Он открыл глаза, удивленный таким формальным прощанием.

– Да, и твое тоже. Передай Нефертити мои соболезнования.

Всегда сумеет оставить за собой последнее слово, – подумала она, улыбнувшись про себя, и быстро вышла.

5

Как фараон и обещал, договор скрепили печатью и доставили в архивы дворца. Лишь только кольцо впечаталось в теплый воск, Нефертити сделалась царевной и женой сына фараона. Аменхотеп довольно невнимательно выслушал доклад Суреро о предстоящем пиршестве, которое устраивали для царственной четы, а под конец велел принести Сменхару и играл с ним, уже не слушая.

На церемонии царственного бракосочетания, которое состоялось в Карнаке через несколько дней, фараон не присутствовал, но Тейе это не беспокоило. Для нее было важно лишь то, что он одобрил договор. Простолюдины не относились к браку как к религиозному обряду, только царственные боги искали благословения Амона, заключая брачные союзы, чтобы производить на свет новые божества. Тем не менее, Тейе радовалась, глядя на своего сына и Нефертити в блиставших серебром сине-белых одеждах – цвета царского дома, – торжественно стоящих рука об руку перед величественным святилищем Амона. По окончании церемонии начался пир, на который были приглашены все, но Тейе, вдруг почувствовав усталость, при первой возможности покинула залу. За короткое время я сделала очень много, – думала она, когда Пиха стягивала с нее через голову желтое платье и надевала ночную сорочку. – А сейчас я устала. Мне нужно какое-то время, чтобы абсолютно ничего не делать.

Тейе решила посетить свое поместье в Джарухе, где не бывала уже много лет. В этот сезон она всегда ощущала странное беспокойство и хорошо знала его причину. Река разлилась, превратив страну в огромное спокойное озеро. Праздные крестьяне толпами стекались к местам строительства в Луксоре, Солебе и Дельте, продолжалась работа над гробницей фараона, вход в которую теперь был залит водами разлива. Начался сев, еще немного – и новые всходы пронзят влажную черную землю, а персей и финиковые пальмы протянут нежные зеленые листочки навстречу Ра, ставшему теперь благотворным и великодушным. В реке и каналах плескалась рыба, вдоль берегов гнездились птицы, и тело Тейе волновалось, пробуждаясь вместе с живыми силами весны.

– Едем со мной, Эйе? – подбивала она брата, когда они сидели рядом на крыше залы для приемов. Укрывшись в тени балдахина, они наслаждались ароматным ветром и сверканием солнца на воде за буйно колыхавшимися травами, которые тянулись от серовато-коричневых утесов за спиной до извивающейся ленты Нила. – На несколько дней остановимся в Ахмине и уговорим Тии поехать с нами. Мне нечего делать. Никаких потрясений в других странах, никаких политических вопросов, требующих разрешения, и фараон чувствует себя сейчас хорошо. Мне начинает казаться, что я чую запахи, доносящиеся из Фив. Мечтаю о тишине маленького домика, который Аменхотеп выстроил для меня так много лет назад.

Эйе взглянул на нее и отвернулся, прекрасно понимая, что в действительности вызвало у сестры внезапное желание уехать.

– Если хочешь, – уклончиво ответил он. – Но ты уверена, что твое желание не связано со стремлением убежать вон от тех?

Он кивнул на небольшую группу людей, укрывшихся в тени у стен покоев царевича. С крыши хорошо было видно и самого царевича, сидевшего на траве в своей обычной позе. Он энергично жестикулировал, вещая что-то внимательным слушателям, его белый шлем подпрыгивал, а короткая юбка была смята. Слова не долетали до ушей Тейе и Эйе, но резкие движения рук юноши безошибочно выдавали властность, а поднятое одухотворенное лицо было исполнено уверенности.

Тейе прищелкнула языком.

– Посмотри на него! – воскликнула она. – При свете дня он бродит по своим покоям вместе с Нефертити в окружении этой галдящей стаи жрецов и ведет с ними нескончаемые беседы. А ночи проводит, перебирая струны лютни и сочиняя песни. Что с ним происходит? Он должен плескаться в озере с молодой женой, бегать нагишом под сикоморами, лежать с ней под звездами. О чем это он вещает с такой страстью?

– Почему бы тебе не спросить его самого?

Она повернула голову и посмотрела ему в лицо.

– Не уверена, что хочу это знать, – просто ответила она. – Само его присутствие уже изменило настроение во дворце, не могу объяснить, каким образом. Я жду сообщения о первой беременности Нефертити, но его все нет. Только глупые слухи среди прислуги, я не вникаю в них.