Книга Голубь и мальчик - Меир Шалев

И представил им также свою молчаливую спутницу:

— Ее зовут Мириам, и она специалистка по голубям, — а затем спросил, есть среди присутствующих посторонние или только члены кибуца и Пальмаха — потому что «мы должны кое-что вам сообщить».

— Только члены, — ответили ему из публики.

— Начнем со слов благодарности, — начал доктор Лауфер. — Мы хотим поблагодарить вас за то, что вы согласились приютить под своим кровом нашу голубьятню с почтовыми голубями Хаганы.[22]Голубям, которых мы привезли, исполнилось четыре недели. Вскоре они начнут учиться летать, а в возрасте шести месяцев возложат на себя бремя семейной и трудовой жизни.

Люди начали шептаться. Выражения вроде «бремя» и «трудовая жизнь» не были для кибуцников чем-то новым, но множественное число, которое доктор Лауфер упорно применял в своей речи, сейчас же вызвало среди старожилов спор: считать это за «pluralis majestatis», то бишь за то «Мы, наше королевское величество», которое призвано возвеличивать говорящего, как в словах «сотворим человека по образу Нашему и по подобию Нашему» в Книге Бытия, а также во множественном числе в мусульманском Коране, или за «pluralis modestiae», то есть тот вид множественного числа, к которому из скромности прибегают иные авторы, когда пишут, например, «как мы говорили выше»? Доктор Лауфер, однако, не стал дожидаться, пока слушатели решат этот важный вопрос, и, перейдя к делу, сообщил им, что голубятня с ее почтовыми голубями — это объект «чрезвычайной секретности» и установлена она в детском живом уголке, чтобы не вызывать чужих подозрений.

— Если придут англичане с обыском, нужно сказать им, что это голубьятня для детей. — И объяснил: — Почтовые голуби очень похожи на обыкновенных, и только глаз специалиста может заметить и отличить их. Тем не менее нужно соблюдать осторожность. Англичане тоже знают, что такое почтовые голуби. Во время недавней мировой войны их голубьятники послали тысячи таких голубей с линии фронта. Вот почему мы все, как одна, просим вас строго сохранять тайну нашей голубьятни и никому о ней не рассказывать.

Теперь собравшимся стало ясно, что плюралис, употребляемый доктором Лауфером, независимо от того, «королевский» он или «скромный», в любом случае плюралис не мужской, а женский, и это открытие немедленно породило новые споры. Одни высказали мнение, что он просто допустил ошибку — одну из тех, которые обычно делают все репатрианты-йеке, непрестанно путая мужской и женский род в иврите, — ошибается же он в слове «голубятня», — тогда как другие утверждали, что это некий особый вид юмора, свойственный всем йеке, и были также третьи, которые считали, что доктор Лауфер говорит о себе во множественном числе женского рода просто потому, что слишком много времени провел в обществе птиц, которых язык относит к женскому роду — как самок, так и самцов.

— Важность почтовых голубей неоценима! — продолжал тем временем доктор Лауфер. — Со времен фараонов и первых греческих олимпиад голуби мужественно выполняли порученную им задачу и приносили на своих крыльях жизненно важные известия. Не раз какой-нибудь один голубь спасал жизнь целого батальона солдат или затерявшейся в пути автоколонны, а иногда даже жертвовал ради человека своей собственной жизнью. Финикийцы брали голубей на свои корабли. Султан Hyp ад-Дин связал все, самые отдаленные уголки своей арабской империи сетью голубьятен и голубей. Почтовые голуби принесли Натану Ротшильду известие о поражении Наполеона при Ватерлоо за три дня до того, как ©но прибыло в столицы Европы и к ее монархам, и говорят, — тут рыжий ветеринар перешел на шепот, — что именно голубям он обязан началом своего обогащения… А совсем недавно, в минувшем году, почтовый голубь, которого взяли с собой рыбаки, спас три лодки, попавшие в шторм у берегов Новой Англии в Соединенных Штатах Америки.

Затем доктор Лауфер продекламировал строку из Овидия, прочел аллегорическую песню голубя из испанской поэмы и добавил, что голубь — это также образ, в котором является человеку Святой Дух в Новом Завете. Он даже процитировал, бегло и точно, два из четырех евангелических упоминаний этого явления: «И когда выходил из воды, тотчас увидел Иоанн разверзающиеся небеса и Духа, как голубя, сходящего на Него» и: «Дух Святый нисшел на Него в телесном виде, как голубь».

— И надо ли напоминать вам о наших голубях из Библии?! — не то спросил, не то воскликнул он. — Вот «голубица моя в ущелье скалы», вот «голубица моя, чистая моя» и вот, наконец, голубь, посланный Ноем из ковчега, который улетал и возвращался, пока «не нашел места покоя для ног своих».[23]— И он непроизвольно протянул свои длинные руки в трогательном движении запуска птицы, что вызвало у слушателей доброжелательную улыбку. — И поэтому, — подчеркнул он, — кто, как не еврейский народ, так стремившийся и вернувшийся на свою историческую родину, должен почитать ту неодолимую силу, с которой стремится к своему дому почтовый голубь?!

И к концу слегка понизил голос:

— Вот почему мы снова все, как одна, просим вас, уважаемые товарищи кибуцники: храните секрет существования этой голубьятни и не открывайте его никому — ни по рассеянности, ни тем более преднамеренно.

И он добавил еще одну просьбу — чтобы люди не крутились без нужды вокруг голубятни и, уж конечно, не открывали ее, не совали туда руки и не шумели, потому что всё это может напугать голубей.

— Почтовый голубь должен любить свой дом, иначе он не захочет туда вернуться, — закончил он, еще раз поблагодарил уважаемых товарищей из кибуца, сел и опять занялся погружением очередных бисквитов в очередные чашки, а напившись, и насытившись, и оставив на столе изрядную гору выжатых лимонов, попрощался со столяром, и с районным комендантом, и с командиром кибуцного отделения Пальмаха, и с теленком, который уже выздоровел, и с тетей Малыша, коровницей, ушел в предоставленную ему комнату и наконец погрузился в сон.

Наутро он проснулся, сел в свой зеленый пикап и уехал, и сразу же все успокоилось снова. Тетя вернулась в коровник и к теленку, который радостно запрыгал ей навстречу, командир отделения — к своим новобранцам и их учениям, ворчливый столяр, который только сейчас понял, как приятно было ему общество ветеринара, — к унылой рутине этажерок и кроватей, а молчаливая девушка Мириам — к голубям в новой голубятне, что осталась на ее попечении. Она чистила их клетки, меняла воду, относила на склад деревянные ящики, просматривала личные карточки голубей и списки их браслетов и их соответствие журналу стаи. А после захода солнца усаживалась на пустом ящике и наслаждалась дрожанием своей коленки и своей вечерней сигаретой.