Книга Калифорнийская славянка - Александр Грязев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Путь в Сибирь и впрямь оказался многотрудным и долгим, но для Ивана Кускова интересным: почти каждый день на этом пути он делал для себя какие-то открытия, как бывает всегда, когда идёшь в даль, до того тебе неведомую, знакомую лишь по рассказам других людей, в той дали побывавших. Сперва вдоль берега Северной Двины дошёл он с обозом Степана Шергина до Сольвычегодска. Это, считай, что своя сторона. А вот от сего города и началась та самая сухопутная дорога «встречь солнцу» уже в сибирскую сторону.
Дорога именовалась Бабиновскою. Потому, сказывают, что лет двести тому назад, почти что во времена Ермака Тимофеевича и царя Ивана Грозного, проторил её посадский человек Соли Камской Артемий Бабинов.
От Сольвычегодска шла она на восток через дремучие леса и Каменный Пояс, через большие и малые реки, перевалы, переправы, ровные долины, до многоводного Иртыша и до славного города Тобольска, бывшего ещё совсем недавно столицей необъятной страны Сибири, перенесённой ныне по указу императрицы всероссийской Екатерины Великой в город Иркутск на реке Ангаре, которая несёт свои воды по той земле от великого Байкала в столь же великий Енисей, а тот в океан Ледовитый. Но всё это где-то там, в далёкой тысячевёрстной восточной стороне, куда ведут мечты его — тотьмича Ивана Кускова.
Сказывали бывалые люди, что соликамский посадский человек Артемий Бабинов сократил дорогу из России в Сибирь на целую тысячу вёрст вместо старопрежнего Печёрского пути, который пролегал ещё севернее Сольвычегодска через Печору и Пермь Великую за Камень в Югорскую землю и на Обь-реку. И давно ведомо, что ходили по тому пути в Сибирь охочие рати новгородцев, вологжан и устюжан задолго до Ермака Тимофеевича.
…Всё сие познавал Иван Кусков от Шергина и его спутников, на ночёвках в слободах и сёлах, в ямщицких избах от встречных людей или от попутчиков.
Говорили ещё они, что дорога сия скоро станет малолюдною, ибо уже пошли обозы в Сибирь из России по новой дороге через Пермь и Кунгур, а там на Екатеринбург, в Тюмень и Тобольск.
Названиями тех мест, где обитали люди, Кусков не шибко удивлялся, но вот видами природы, которые ежедень менялись, он часто умилялся и восхищался. Правда, в иной день не до того было. Особенно при переправах через реки, когда перегружали весь товар с телег на речные суда. Такими днями Ивану приходилось изрядно попотеть. В обозе Шергина Кусков не был нахлебником, а трудился, когда случалась в том необходимость, вместе со всеми своими спутниками.
Когда же останавливались на ночлег или отдых в ямских слободках, да почтовых станциях, то он читал Евангелие и, если удавалось, то брал у смотрителя перо с чернильницей и записывал в свою тетрадь кратко о тех местах, где проезжал обоз, о том, что увидел и отложил в памяти своей. А записывать и вправду было что…
Так, от Сольвычегодска отъехав, пришлось вскоре переправляться через Вычегду-реку, а потом в селе Большой Двор, куда прибыли под вечер, пришлось заночевать и сменить лошадей, заплатив за прогон до следующего яма местным крестьянам, свободным от государевой ямской гоньбы. И так потом часто бывало.
На этом почтовом тракте стояло много деревень, жители которых, обслуживая ямскую гоньбу, подрабатывали на жизнь подвозом торговых людей от яма до яма, едущих в Сибирь или обратно.
Названия тех мест, где проезжали по тракту, Иван, конечно не все запомнил, но отметил для себя, что деревни вдоль дороги были весьма опрятны и ухожены. Так же хорошо возделаны пашни меж перелесков, а иногда и у речных берегов.
Особенно запомнился Ивану большой лес по берегу Сысолы, когда через селения Куратово, Палауз и Ужгу подъезжали к Койгородку на Сысоле же реке. Здесь заночевали, сменили лошадей и отбыли опять по большому дремучему лесу прямо на восход солнца до Козьего яма на реке Козе, а на другой день прибыли к берегу широкой и многоводной Камы-реки.
Здесь пришлось весь товар с подвод переносить на широкую ладью под парусом: от берега до берега было не меньше версты. Пришлось ждать ещё и тихой погоды, как всегда при переправах по широкой воде, когда даже маленький ветер поднимает на реке большую волну, способную перевернуть судёнышко.
После переправы через Каму сменили повозки и лошадей, а под вечер подъехали к Соликамску, где на постоялом дворе Степан Шергин объявил об однодневном отдыхе. Все с ним благодарно согласились, ибо за эти первые дни пути люди устали от частых перевалок товара, от пешего хода. А того и другого впереди ожидалось ещё много.
Вечером того дня после бани за квасом и ужином Иван Кусков спросил Шергина:
— Далеко ли ещё до Пояса Каменного, Степан Лукич?
— А дня через два-три, однако. Когда переберёмся через реку Яйву, то горы каменные увидишь. А там за ними уже Сибирь-матушка начнётся.
Так всё и произошло, когда после ночёвки в деревне Верхняя Усолка, запомнившейся Кускову огромным озером, на берегу которого она и стояла, переправились через речку Яйву. Тут увидел Иван Кусков долгожданные горы и скалы, какие отродясь пока не видывал. Обоз проехал мимо трёх высоких гор, покрытых тёмным хвойным лесом, и двинулся дальше по дороге вдоль берега ручья Чикман, притока Яйвы, пока версты через две или три не остановились в селе Верхне-Косвинском, где тоже стояли горы ещё выше прежних.
— Ну вот, мы и в Сибири, — подошёл Шергин к Ивану, с интересом с каким-то восторгом взиравшему на необычную местность. — Вот эти самые горы, зовомые Камень, и разделяют Россию и землю сибирскую… Да ты впереди ещё не такое увидишь. Сейчас же нам помолиться надо, однако.
Ничего не сказав Степану Лукичу, Иван Кусков пошёл вместе со всеми в сельский храм — небольшую деревянную церквушку с шатровой колоколенкой, какие и в вологодских краях стоят повсюду.
Местный сельский батюшка и, как оказалось, давнишний знакомец Степана Лукича, после обедни отслужил заказанный Шергиным молебен о благополучном прибытии обоза с товаром и людьми в Сибирь и о благополучном же продолжении их пути к Тобольску.
За трапезой в харчевне при постоялом дворе у почтовой станции Иван спросил Степана Шергина о том, долго ли ещё идти до Тобольска.
— Далековато, однако, будет. Так что ты верняком ещё одни сапоги стопчешь… Домой придём в сентябре-октябре, а там скоро и зима грянет. Чем заниматься будешь? Или далее в Иркутск пойдёшь? — спросил Шергин.
— Да мне, Степан Лукич, спешить особо некуда. До Иркутска я всё равно с Божьей помощью доберусь, но на эту зиму, видно, останусь в Тобольске… Поизноситься да поиздержаться придётся в дороге. Где-то там у вас поработать надобно будет… На одежду, на обутку, да на дальнюю дорогу до Иркутска.
— Ну что же… Правильно мыслишь, Иван Александрович… Думаю, что хозяин наш Алексей Иваныч Ряшкин, как я тебе уже сказывал, в помощи земляку не откажет. Это ему не в убыток, а скорее, наоборот будет. Мужик ты, вижу, работящий, да и по коммерческой части соображение имеешь. А нашему хозяину такие люди завсегда нужны… Похлопотать же за тебя я смогу, ежели ты сам охоту к тому имеешь.