Книга "Черные эдельвейсы" СС. Горные стрелки в бою - Иоганн Фосс

— Давай, солдат, не отставай! У тебя все получится! Давай, я немного понесу твою винтовку. Скоро я вернусь и посмотрю, как у тебя дела.

С этими словами он закинул на плечо его винтовку и дальше зашагал чуть быстрее нас, опираясь на трость и по-прежнему ведя за собой коня.

Вскоре мы прошли половину пути. Ординарец нашего ротного должен был вернуться к нам с лошадью и забрать с собой тех, кто, судя по всему, был не в состоянии идти дальше. Гордость мешала нам признаться в усталости, однако командир сам выбрал из нас тех, кто, по его мнению, не смог бы благополучно завершить восхождение.

Затем мы приступили к преодолению преграды. Сначала нам пришлось пройти пространство, щедро усыпанное щебнем, передвижение по которому, как нам казалось, отнимало последние остатки сил. После этого, прежде чем взять приступом вершину, мы немного передохнули, чтобы восстановить силы. Скала была относительно неплохо подготовлена для подъема. В некоторых местах в ее толще была вырублена тропинка. Немного выше начались неравномерные пролеты ступеней, гигантских ступеней, на которые было чрезвычайно трудно подняться с нашей пятнадцатикилограммовой поклажей за плечами и полной походной выкладкой. Приходилось подтягиваться, хватаясь за канаты, протянутые над этой импровизированной лестницей. Последний отрезок восхождения оказался для нас самым трудным испытанием. Мы все покрыты потом, судорожно хватаем ртом воздух, чертыхаемся и все же карабкаемся один за другим вверх по ступеням. Наконец, те, кто идут впереди меня, скрываются из вида. Еще пара ступеней — и цель будет достигнута!

Делаю последнее усилие и оказываюсь на вершине — площадке, плоской как крыша дома. Увидев какое-то строение, расположенное в сотне метров от меня, чувствую, что теряю сознание. Колени начинают подкашиваться, небо надо мной становится ближе и раскачивается. Я падаю. Мое беспамятство длилось считаные секунды. Это приступ горной болезни, который, впрочем, не лишает меня радости от покорения вершины. Хозяйка дома, расположенного неподалеку, благодарит за принесенный картофель и радушно угощает нас обедом.

Через два часа отправляемся обратно. Спуск происходит по другому, значительно облегченному маршруту. Добираемся до леса и сворачиваем на самый прямой и короткий путь вниз. Вешаем на шею ремни винтовок, кладем руки на ствол и приклад. Так идти гораздо легче. Кроме того, мы избавились от картофеля. Срезаем углы вьющейся серпантином тропы и вскоре оказываемся в деревушке. Путь занял у нас не более получаса. Мы устали, но смеемся над тем, что у нас дрожат от напряжения колени.

На этом закончилась наша альпинистская подготовка. У нас еще остается время и силы, позволяющие совершить поездку в Зальцбург. Прогулки по улицам этого удивительного города и посещение концертов прекрасно скрасили период моей военной подготовки в окрестностях Зальцбурга и Берхтесгадена.

Вскоре наша учебная рота получила задание, существенно отличавшееся от нашей обычной программы. Мы должны были целую неделю охранять трудовой лагерь, в котором содержалось примерно пятьдесят заключенных. Двум охранникам следовало обходить его территорию по периметру два часа подряд, после чего их сменяла новая пара. Это была монотонная утомительная обязанность, которую мы выполняли без особого рвения, считая ее ниже своего достоинства. Внутри лагеря находилось несколько бараков, обитатели которых спали на дощатых нарах. Военная дисциплина, отличавшая управление лагерем, насколько мы понимали, соответствовала той аккуратности и чистоте, которая поддерживалась в этом исправительном учреждении. Все заключенные, кроме больных, отправлялись на работу рано утром и возвращались только к ужину.

Лагерная кухня, крошечное строение с полевой кухней под навесом, находилась в углу территории и непосредственно примыкала к забору. Повар работал там целый день. Это был огромный мужчина средних лет с мускулистой грудью и руками. В теплую погоду он ходил голый по пояс. Его торс, так же и лысая голова были покрыты загаром. Я наблюдал за тем, как он неторопливо и в то же время ловко выполняет свою работу: колет дрова, разводит огонь в печи, готовит пищу, моет посуду, чистит кухонную утварь. Приготовляя рагу, он часто нарезал большие куски мяса, что было удивительно в годы строгого распределения продуктов. По всей видимости, он не обращал на меня внимания. Я также старался ничем не показать, что он вызвал у меня интерес, но однажды, в день моего последнего караула, повар обратился ко мне, не отрываясь от своей работы:

— Сегодня у тебя здесь последний день, верно?

— Да, верно. Откуда вы знаете? — удивленно ответил я.

Повар оставил мой вопрос без ответа и продолжил:

— Тебе ведь не нравится здешняя служба, я угадал? Я знаю, что никому из вас, парней, она не по нраву. Вы ждете отправки на фронт, только об этом и мечтаете. Поверь мне, здесь намного лучше, чем на передовой. Когда-нибудь ты еще вспомнишь мои слова и это место покажется тебе райским уголком.

Я ничего не сказал на его слова, но не удержался от вопроса, который давно занимал меня:

— А как вы оказались здесь?

— Я коммунист, враг народа! — насмешливо фыркнул повар. — Меня взяли в первый день войны и не отпустят отсюда до ее окончания. Думаю, что когда-нибудь она все-таки закончится.

Я почувствовал уважение к нему, меня подкупила его честность.

— Жаль. Вы могли бы быть хорошим солдатом.

Повар усмехнулся и, взявшись обеими руками за огромную ложку, помешал варившееся в котле рагу.

— Есть хочешь? — неожиданно спросил он меня. — Ты ведь голоден, да?

— Вообще-то не очень, — солгал я.

— Не отказывайся. Вы, парни, всегда голодны, — сказал он и, не дожидаясь моего ответа, наложил полную тарелку рагу и протянул ее мне через забор. — Хотя бы попробуй, это неплохая стряпня.

Я инстинктивно взял тарелку. Это был простой дружеский жест. Может быть, я и не заслуживал его, но за ним не стояло никакого расчета. Как я мог отказаться? Я был не настолько глуп, чтобы не понимать этого. И все же меня что-то смущало. Я изо всех сил постарался не выдать моих истинных чувств. Рагу, кстати сказать, имело прекрасный вкус и оказалось удивительно сытным.

Через довольно короткое время солдат из нашей учебной роты отправили в Финляндию. Меня же оставили на курсах младшего офицерского состава в Торренер Йох. Из нас готовили командиров пулеметного взвода. Помимо этого мы довольно долго занимались альпинистской подготовкой.

Когда мы вернулись в долину, уже наступила осень. На моих эполетах теперь красовался тонкий серебряный галун. Скоро я окажусь на фронте. Мне очень хотелось знать, в какую дивизию я попаду. Я знал, что на Балканах воюет 7-я горно-пехотная дивизия войск СС. Однако я предполагал, что, скорее всего, меня отправят в часть, воюющую в Заполярье. Это место по-прежнему оставалось для меня загадкой, романтичным и далеким краем. Однако то, что я слышал от Вольфа и Филиппа, вызывало у меня самое теплое отношение к Финляндии и ее народу.

Я снова возобновил поездки в Зальцбург, где с большим удовольствием бывал на театральных и оперных постановках. Когда в воскресенье вечером я вернулся в казарму, в моем воображении все еще продолжала звучать восхитительная музыка Пуччини из оперы «Мадам Баттерфляй». Я в очередной раз испытывал радость о того, что побывал в самом центре европейской культурной жизни. Однако она омрачалась тем, что я понимал, что этому счастливому времени скоро настанет конец. Когда я проходил через караульную комнату, дежурный унтер-офицер окликнул меня и сообщил: