Книга Операция "Фарш" - Бен Макинтайр

Допуск Джин Лесли к секретной работе позволял посвятить ее в некоторые аспекты плана. Монтегю сказал ей, что в целях дезинформации противника снимок будет представлен как фото невесты некоего офицера. «Я знала, что фотография будет на трупе, но не знала, куда этот труп отвезут». Чарльз Чамли позднее отвел Джин в сторонку и серьезным тоном спросил: «Имеется ли эта фотография еще у кого-нибудь? В этом случае вы должны будете попросить ее обратно. Если тот, кому вы ее дали, окажется на фронте и попадет в плен с этой фотографией, последствия могут быть очень серьезными». Джин написала гвардейцу-гренадеру Тони и попросила его уничтожить все экземпляры снимка. Уязвленный Тони повиновался. Монтегю в свою очередь конфиденциально велел Джин хранить все это в строжайшей тайне. Затем он пригласил ее поужинать с ним. Она согласилась.

Монтегю очень любил свою жену Айрис. «Я никогда раньше не отдавал себе отчета, какой одинокой и поистине пустой может стать моя жизнь просто оттого, что тебя нет рядом», — написал он ей однажды. Его письма военных лет страстны, пересыпаны грубоватыми шуточками, стихами и всякими историями, и в них ощущается страх, что они с Айрис могут больше не свидеться: «Какой бесконечно счастливой была наша жизнь, пока не началась эта чертова дрянь… Сволочь этот Гитлер». Если письма Айрис из Нью-Йорка задерживались, он полушутя-полусерьезно писал ей: «Должно быть, ты загуляла с каким-нибудь америкашкой». Но он тосковал по женскому обществу. «Я всегда и везде третий лишний», — жаловался он. Однажды он отклонил приглашение на танцевальный вечер, хотя очень хотел пойти: «Проблема была в том, какую девушку взять с собой: в голову не приходила буквально ни одна, даже чтобы просто закинуть удочку». Джин была не замужем, чрезвычайно миловидна и очень приятна в общении. Юэн не пытался скрыть от жены свое первое свидание с Джин, но не стал останавливаться на нем подробно: «Я пригласил одну девушку с работы в ресторан „Хангерия“, мы поужинали и потанцевали. Милое дитя».

Помимо фотографии Пам, Билла надо было снабдить любовными письмами. За сочинение их взялась не кто иная, как Хестер Леггет, Стардева, самая старшая из сотрудниц отдела. Джин она запомнилась как женщина «худая и желчная». Хестер Леггет, безусловно, была жесткой и требовательной начальницей. Она никогда не была замужем и всецело посвятила себя руководству огромной секретной бумажной работой. Но в любовные письма Пам она вложила весь запас нежных чувств, каким обладала. В этих письмах Хестер Леггет, возможно, ближе, чем когда-либо еще за всю свою жизнь, соприкоснулась с миром любви. В них слышится восторженный щебет по уши влюбленной молодой женщины, которой не до пунктуации:

Поместье Огборн-Сент-Джордж

Мальборо, Уилтшир

Номер телефона:

Огборн-Сент-Джордж, 242

Воскресенье, 18-е

Я убедилась мой дорогой что провожать любимых на вокзалах не самое приятное на свете занятие. Уходящий поезд может оставить в жизни твоей зияющую громадную дыру и ты бешено — но совсем тщетно — стремишься ее заполнить всем тем что тебя радовало каких-нибудь пять недель назад. О тот чудесный золотой день что мы провели вдвоем! Я знаю, это уже сказано до меня, но если бы только время могло задержаться всего на одну минуту… Хотя все это, конечно, бесполезные мысли. Подтянись, Пам, не раскисай, не будь такой маленькой глупенькой дурочкой.

От твоего письма мне стало получше — но смотри! Я начну жутко задаваться если ты и дальше будешь высказывать про меня такие вещи: я этого НЕ заслуживаю, в чем ты боюсь скоро убедишься. Сейчас провожу уик-энд в этом божественном месте с мамой и Джейн, они все это время так добры ко мне и внимательны, а мне тоскливо до слез и я жду не дождусь понедельника чтобы снова накинуть старую рабочую лямку. До чего же глупая трата времени!

Билл дорогой мой, дай мне знать как только у тебя что-то определится и ты сможешь строить какие-то планы, и прошу тебя не позволяй им отправлять тебя неизвестно куда как они сейчас делают: теперь когда мы из целого света нашли друг друга я не думаю что смогу это вынести.

Со всей моей любовью,

Пам

Письмо было написано на бланке Огборн-Сент-Джорджа (полученном от родственника Монтегю), поскольку сочли, что «ни один немец не устоит против „английскости“» подобного печатного обратного адреса. Следующее письмо, датированное тремя днями позже, Пам написала уже на простой бумаге и в безумной спешке: Бульдог, ее начальник, в любую минуту мог вернуться с перерыва на ланч. Как было написано в официальном отчете об операции «Фарш», Хестер Леггет «с огромным успехом удалось передать волнение и пафос романа военных лет».

На работе

Среда 21-е.

Бульдог покинул свою конуру на полчаса и вот я опять пишу тебе всякую чепуху. Твое письмо получила утром, как раз выбегала на улицу — дико опаздывала как обычно! Ты такие божественные письма мне пишешь. Но что это за ужасные смутные намеки что тебя куда-то посылают — я конечно никому ни слова — я всегда молчу как рыба если ты мне что-нибудь такое сообщаешь — но скажи, это ведь не за границу? Потому что я этого не перенесу, НЕ ПЕРЕНЕСУ так им от меня и скажи. Милый, ну почему мы взяли и встретились посреди войны, ну что за глупость такая — если бы не война мы бы уже может быть почти поженились, ходили бы вместе — выбирали бы занавески и всякое такое. И не сидела бы я в противной госконторе, не печатала бы день напролет идиотские протоколы, ну разве вся эта пустая работа может приблизить конец войны хотя бы на минуту?

Билл миленький мой, меня так волнует мое кольцо — возмутительное мотовство с твоей стороны — ты знаешь как я обожаю алмазы — просто наглядеться не могу.

Сегодня иду на довольно жуткую танцульку с Джоком и Хейзел, кажется они еще позвали какого-то мужчину. Ну, ты знаешь какими всегда оказываются их друзья, у него будет самое аппетитное на свете малюсенькое адамово яблоко и самая блестящая на свете лысая голова! Сущее свинство и неблагодарность с моей стороны, но ничего такого тут нет и быть не может — ты ведь знаешь — знаешь?

Милый, в следующее воскресенье и понедельник я не работаю: Пасха. Поеду конечно домой, приезжай тоже если сможешь, а если даже у тебя не получится вырваться из Лондона я прилечу и у нас будет бесподобный вечер — (кстати тетя Мариан сказала привести тебя на ужин когда я в следующий раз буду в наших краях, но она может подождать, правда?).

Вот идет наш Бульдог, горы любви и поцелуй от

Пам

Второе письмо, в котором неустоявшийся девический почерк Пам переходит к концу в торопливые каракули, Хестер Леггет окончила росчерком.

Для полноты картины Монтегю и Чамли положили в бумажник Мартина еще и счет за обручальное кольцо от С. Дж. Филлипса на Нью-Бонд-стрит стоимостью в 53 фунта 6 пенсов — очень большие деньги! На кольце было выгравировано: «П. Л. от У. М. 14.4.43».

Напоследок к личным бумагам Мартина были добавлены еще два письма. Первое — от его юриста Ф. А. С. Гуоткина из фирмы «Маккенна и КО», касающееся его завещания и налоговых дел. «Мы вставим пункт о наследстве размером в 50 фунтов Вашему денщику», — писал мистер Гуоткин, который, кроме того, выразил сожаление, что пока не смог до конца составить налоговую декларацию Мартина за 1941–1942 годы: «Мы до сих пор не получили от Вас этих сведений и будем Вам благодарны за их предоставление». Итак, в довершение всего майор Мартин не подал вовремя налоговую декларацию. Наконец, было второе письмо от Джона Мартина — на этот раз копия его письма семейному юристу, касающегося условий брачного контракта сына: «Поскольку семья супруги своей финансовой доли в контракт не вносит, я не считаю целесообразным, чтобы после смерти Уильяма она сохраняла за собой пожизненное право пользования доходами с тех средств, которые я предоставляю. Я соглашусь на это лишь в том случае, если в данном браке родятся дети».