Книга Армагеддон в ретроспективе - Курт Воннегут

— И тебе с Этельбертом на штаны бы хватило, — подхватила Айви. — Я же не только о себе думаю.

— Айви, пойми, то, что я делаю, — объяснил Элмер, — куда важнее лошадиной попоны.

— В этом и есть моя беда, — призналась Айви. — Лучше этой попоны ничего представить себе не могу.

— Я тоже, — согласился Элмер. — Но такие вещи есть. Должны быть. — Он грустно улыбнулся. — Так или иначе, именно ради них я завтра буду отплясывать на ветру, когда меня повесят.

— Скорее бы Этельберт вернулся, — забеспокоилась Айви. — В такую минуту мы должны быть вместе.

— Он пошел проверить ловушку, — объяснил Элмер. — Жизнь продолжается.

— Я довольна, что нормандцы все-таки уехали домой, — сказала Айви. — А то уж боялась, что от их allo, hien, helas, zut и poof умом тронусь. Небось нашли своего Роберта Ужасного.

— И предрешили мою судьбу. — Элмер вздохнул. — Пойду поищу Этельберта. Вывести сына из леса — для последнего вечера на земле занятия достойнее не придумаешь.

Элмер вышел в бледно-голубой мир — в небе висела половинка луны. Он направился по тропке, проложенной Этельбертом, и добрался до высокой и черной стены леса.

— Этельберт! — позвал он.

Ответа не было.

Элмер шагнул сквозь стену леса. Ветки хлестнули его по лицу, низкие кустики вцепились в ноги.

— Этельберт!

Откликнулась только виселица. Цепи лязгнули, и скелет с грохотом рухнул на землю. На восемнадцати дугах теперь висело только семнадцать трупов. Одно место было вакантно.

Элмер не на шутку заволновался: где же Этельберт? Он пробивал себе дорогу все глубже и глубже в лес. Наконец добрался до просеки и, запыхавшись, вытер испарину. Капли пота жалом кололи глаза.

— Этельберт!

— Отец? — отозвался Этельберт откуда-то из чащи. — Иди сюда и помоги мне.

Элмер пошел на звук, выставив руки вперед.

В кромешной тьме Этельберт схватил отца за руку.

— Осторожно! — предупредил мальчик. — Еще один шаг — и попадешь в ловушку.

— О-о, — произнес Элмер. — Значит, пронесло. — Чтобы доставить сыну удовольствие, он изобразил испуг. — Это же надо!

Этельберт потянул руку отца вниз и прижал ее к чему-то, лежавшему на земле.

Наощупь Элмеру показалось, что это большой молодой зверь — мертвый. Он опустился на колени.

— Олень! — сказал он.

Голос его вернулся к нему, словно из недр земли.

— Олень, олень, олень.

— Целый час вытаскивал его из ловушки, — сказал Этельберт.

— Ловушки, ловушки, ловушки, — повторило эхо.

— В самом деле? — удивился Элмер. — Боже правый! Я и думать не думал, что ловушка такая хорошая.

— Хорошая, хорошая, хорошая, — откликнулось эхо.

— Ты и вполовину правды не знаешь, — сказал Этельберт.

— Не знаешь, не знаешь, не знаешь, — вторило эхо.

— А эхо-то откуда? — спросил Элмер.

— Откуда, откуда, откуда? — отозвалось эхо.

— Оттуда, — ответил Этельберт. — Из ловушки.

Элмер отпрянул — голос Этельберта доносился из огромной дыры перед ним, из земных глубин, словно из врат ада.

— Ловушка, ловушка, ловушка.

— Это выкопал ты? — спросил потрясенный Элмер.

— Это выкопал Бог, — ответил Этельберт. — Яма ведет в пещеру.

Элмер обмяк и распростерся на простыне леса. Голову он пристроил на остывающем и твердеющем крупе оленя. В густоте зеленого сплетения наверху была лишь одна прореха. Через нее струился свет одинокой звезды. Она светила Элмеру радугой, потому что он смотрел на нее сквозь призму из слез благодарности.

— Могу ли я желать от жизни большего? — спросил себя Элмер. — Сегодня жизнь дала мне все, о чем можно мечтать, — и даже намного больше. С Божьей помощью мой сын поймал единорога. — Он коснулся ноги Этельберта, погладил свод стопы. — Если Господь внял молитвам простого дровосека и его сына, — сказал он, — значит, в этой жизни возможно все.

Элмер едва не погрузился в сон, до того он почувствовал себя заодно с Божьим промыслом.

Его разбудил Этельберт.

— Отнесем оленя маме? — спросил Этельберт. — Устроим полуночный пир горой?

— Всего оленя тащить не надо, — решил Элмер. — Слишком опасно. Вырежем лучшие куски мяса, а остальное спрячем здесь.

— Нож у тебя есть? — спросил Этельберт.

— Нет, — ответил Элмер. — По закону не положено.

— Сейчас что-то режущее притащу, — сказал Этельберт.

Элмер, недвижно лежа на земле, услышал, как сын спустился в пещеру, вот он ищет и находит дорогу все глубже в недра земли, вот он пыхтит и откидывает какие-то бревна на самом дне.

Вскоре Этельберт вернулся, волоча за собой что-то длинное, сверкавшее в луче одинокой звезды.

— Это подойдет, — сказал он.

И протянул Элмеру острый палаш Роберта Ужасного.

Была полночь.

Маленькое семейство наелось оленины до отвала.

Элмер поковырял в зубах кинжалом Роберта Ужасного.

Этельберт, не забывая поглядывать на дверь, вытер губы пером.

Айви с выражением блаженства на лице накинула на плечи попону.

— Знай я, что будет такой улов, — сказала она, — не говорила бы, что эта ловушка — несусветная глупость.

— С ловушками так всегда и бывает, — заметил Элмер. Он откинулся назад, желая порадоваться, что завтра не будет болтаться на виселице — ведь Роберта Ужасного больше нет.

На всех улицах будет плач

В первый день нашей базовой подготовки поджарый крепыш в звании лейтенанта обратился к нам с дежурной речью:

— Парни, до этой минуты вы были хорошими и чистенькими американскими мальчиками, как и полагается американцам, уважали дух спорта и честную игру. Так вот, наша задача здесь — все это изменить. Мы должны сделать из вас шайку мерзких и бессовестных драчунов, каких еще не знал мир. О правилах маркиза Куинзберри, равно как и обо всех других правилах, можете забыть. Годится абсолютно все. Незачем бить человека выше пояса, если можно ударить ниже. Пусть эта сволочь завизжит. Его надо убить — любым способом. Убить, убить, убить — ясно?

Его инструктаж был встречен нервным, но в общем-то одобрительным смешком — лейтенант прав.

— Разве Гитлер и японец Тодзио не кричали на всех углах, что американцы — это слабаки? Ха! Они у нас попляшут!

Да уж, Германии и Японии пришлось как следует поплясать: закаленная в боях демократия извергла с небес обжигающую ярость, и не было силы, чтобы этот поток остановить. Это якобы была война здравомыслия с варварством — на кону стояло нечто столь высокое, что наши доблестные воины понятия не имели, за что сражаются. Впрочем, они точно знали, что их противник — это шайка ублюдков. Это была война по новым правилам — можно все без разбору уничтожать, всех без разбору убивать. И когда немцы спрашивали: «Американцы, а почему вы с нами воюете?» — стандартный ответ звучал так: «Точно не знаю, но дух из вас мы вышибем».