Книга Две судьбы. Книга 2. Расплата - Семен Малков

– Все равно не поверю, Что Сало на это способен. Он справедливый, зря человека не обидит, – усомнился Михаил. – Вполне могли его подставить, ни за что посадить.

– Да вроде нет ошибки… Соседка его, Марья Ивановна, на суде была, рассказывала… – Она растерянно взглянула на Мишу и сообщила подробности: – Тот, второй торгаш, здоровенный такой малый, его оскорбил да еще насмехался, – мол «афганец-з…ц». Он его и огрел, а тот упал, да и зашибся насмерть. – Помолчала и печально добавила: – А вообще Витек в последнее время пил много и, говорят, каким-то… «наркотиком» был.

«Ладно, узнаю подробности у Марка, да и сам потом справки наведу», – решил Михаил. Поблагодарил соседку, вкратце рассказал о себе и своих мытарствах и принялся с ее помощью наводить порядок в комнате.

Они еще не закончили уборку, как позвонил Марк и, поздравив с благополучным возвращением, сообщил, что через полчасика приедет и обо всем расскажет. Чувствовалось, что он очень волнуется; Михаил его успокоил:

– Светлана, видно, не передала, что я к тебе не в претензии? Зря так переживаешь. Давай об этом лучше не будем. Меня интересует все касающееся мамы.

Когда Марк пришел и они уселись друг против друга за круглым столом, Михаил, взглянув на него, даже пожалел друга детства: бледен как мертвец, еле сдерживает дрожь, будто его знобит, и в глаза не смотрит. «Переживает. И не чаял, видно, что вернусь живым», – думал Михаил, не испытывая к нему злобы, а лишь чувство разочарования и сожаления.

– Ну рассказывай, что и как тут произошло. Что случилось с мамой и какими были ее последние дни, – попросил он тихо и добавил: – Я уже знаю, что ты много для нее сделал, – сам понимаешь, сколь велика моя тебе благодарность.

Слова Михаила и его сдержанный, печальный тон немного успокоили Марка. Он опасался худшего, шел как на казнь. Приободрившись, сжато рассказал о тяжелой болезни и завещании Ольги Матвеевны, не преминул подчеркнуть большую заботу и внимание к ней Светланы. Относительно их женитьбы он все же, несмотря на протесты Михаила, не промолчал:

– Понимаю, как тебе тяжело, но ты должен знать. Она тебя ждала и ни на кого не смотрела. Никому верить не хотела, что тебя нет в живых. Ждала, пока была надежда. – Вздохнул и настойчиво продолжал: – Не хмурься, все равно скажу. Она, может, ждала бы еще, но после смерти отца ей пришлось работать на эстраде. Наши павианы ей проходу не давали. Вот мы и решили, что нужно пожениться. Лучше я, чем кто-то другой. Все. Не суди нас слишком строго. Теперь уж не вернуть.

Михаил покрасневшими глазами взглянул на него, и лицо его стало темнее ночи – представил их вместе… Но унял боль в сердце, взял себя в руки и, не повышая голоса, так же ровно, как раньше, произнес:

– Не будем больше об этом. Тем более – есть ребенок. Вас видела соседка, когда ты заезжал к себе со Светланой и сыном. Давай закроем эту тему навсегда! – И решил перевести разговор на деловые рельсы. – Я вот о чем хочу попросить тебя, Марик. Привези мне все наши фамильные бумаги, семейные реликвии и ценности, а также завещание матери. Светлане они больше ни к чему. И еще одно, – добавил он, немного подумав. – Я ей оставлял перед отъездом свой медальон. Пусть вернет и его.

Прежде чем ответить, Марк задумался. «Значит, Миша ничего не знает о сыне. Сало в тюрьме и не скоро оттуда выйдет, если не сгинет там вообще», – рассудил он и решил не проявлять инициативы. «Узнает со временем, если Света захочет или судьба так распорядится», – сказал он себе и, зная, что медальон она подарила сыну, ответил:

– Само собой разумеется, Миша. Все находится в полной сохранности, завтра днем я тебе все доставлю. Кроме одного. – И тихо, но настойчиво попросил: – Не принуждай ее возвращать медальон, она не хочет с ним расставаться. Со временем, может, и сам поймешь, что не так велика ее вина.

Впервые в этот день в переполненной гневом и обидой душе Михаила шевельнулось что-то похожее на жалость, и он не стал настаивать.

– Ладно, пусть так, – согласился он скрепя сердце. – Пусть сохранит, если хочет. Из памяти все равно того, что было, не выбросишь!

Полдня Светлана провела как во сне, а потом слегла. У нее произошел нервный срыв, она почувствовала полный упадок сил. Ничего не могла делать ни по дому, ни тем более идти в театр. Целиком ушла в себя, в мысли о своей жестокой, несправедливой судьбе.

– Что с тобой, доченька? – встревожилась Вера Петровна. – Захворала? Что у тебя болит? Ведь целый день лежишь и обедать не вставала!

Она зашла в комнату дочери, присела рядом с ней на кровать, пощупала ее пылающий лоб. Ответом ей были лишь безудержные рыдания. Мать с жалостью смотрела на нее, понимая своим чутким сердцем, что дело тут не в здоровье… Подождала, пока дочь немного успокоится.

– Что случилось, родная? С Марком поссорилась или еще что?..

– Миша вернулся… – почти беззвучно произнесла Света, захлебываясь слезами. – Утром звонил… все узнал. Что делать, мама?.. Мне теперь и жизнь не мила!

От такой невероятной неожиданности Вера Петровна лишилась дара речи; долго сидела молча, слушая незатихающие рыдания дочери, а потом как-то траурно выдавила:

– Ну и… как он?

– Не хочет больше меня знать. Считает, предала его, нашу с ним любовь! И он тысячу раз прав, мамочка! – И завыла в безысходном отчаянии.

Вера Петровна сидела, сгорбившись, рядом с дочерью, переживая вместе с ней постигшую ее сердечную драму и оплакивая крушение такой сильной и пламенной любви. Она понимала, что сделать уже ничего нельзя и помочь горю дочери невозможно. Вдруг она выпрямилась, спросила:

– А как, доченька, вы порешили с сыном? Он что же, и Петеньку знать не хочет?

Светлана ничего ей не ответила, только завелась еще сильнее, стала всхлипывать и выть, – у нее началась истерика… Вера Петровна, ни о чем больше не спрашивая, встала, налила в стаканчик валериановых капель, подала дочери:

– На, Светочка, выпей. Тебе нужно успокоиться. Не забывай, что у тебя есть сын.

Это подействовало: Света приняла капли, постепенно утихла и уже почти спокойно объяснила:

– Ни о чем я не успела ему сказать. Он и слушать ничего не захотел. Поделом мне! – И замолчала, мрачно глядя перед собой невидящим взором.

– Все же, доченька, мне кажется, ты к себе несправедлива. И Миша – тоже, – осторожно, боясь вызвать новый взрыв эмоций, высказалась Вера Петровна. – Ты очень долго его ждала. Много лет. Пока можно было. И не твоя вина, что не дождалась. Виноваты обстоятельства. Судьба!..

– Нет, не согласна я, мама! Мишенька прав, – без слез, но с горьким сожалением вынесла себе приговор Светлана. – Просто слабой я оказалась, мне не хватило силы любви и памяти! Почему его мама смогла сохранить свою верность памяти мужа? Другие люди были раньше?

– Что ж теперь казниться, ведь былого не воротишь, – попыталась урезонить дочь Вера Петровна. – Не помирать же и впрямь. Что с сыном будешь делать? Познакомишь с отцом?