Книга Рок-н-ролл под Кремлем - Данил Корецкий

Про обыски и понятых Толик хорошо знал с малолетства. Чего же этот гад от паренька хочет?

С чувством артельщика, моющего в лотке золотоносную породу, Толик гоняет пленку взад-вперед, целенаправленно выбирая то, что и составляет суть насторожившего его западла.

– А я должен буду помочь вам? Технической информацией о ракетах?

– Совершенно верно.

Да, не зря Толику не нравился записанный разговор. Похоже, этот Курт вербует пацана в шпионы…

Толику вспомнились «Семнадцать мгновений весны».

«А может, кассета лежит здесь еще с войны? – вдруг подумалось ему, но он тут же урезонил сам себя: – С какой там войны? В войну еще „Интуриста” и близко не было…»

Нет, кино и война здесь ни при чем! Кассета из обычной, реальной жизни. И почему она лежала под плинтусом? Ведь явно не закатилась туда. Значит, кто-то спрятал. От кого? Зачем?

Ближе к концу на пленке снова возникла пауза с глухим шумом и треском. Потом щелчок – и все. Толик невольно вздрогнул. Поднялся. Выключил автоответчик и, приоткрыв крышку, достал кассету. Рассмотрел со всех сторон, надеясь найти год выпуска. Не нашел.

Как-то это все нехорошо. Дерьмом попахивает. Кто бы объяснил, что тут к чему?..

Когда он вернулся, отдав телефон электрикам, Босой уже дошел до западной стены, подняв почти весь паркет. Суржик разбил встроенные шкафы с антресолями и, взобравшись на стремянку, сбивал оставшуюся часть подвесного потолка. Демид доблестно сражался с последней секцией труб отопления, Пивняк с Говорящим Попугаем развалили гипсолитовые плиты санузла. Работали, почти не разговаривая, сосредоточенно. Вот оно, подумал Толик, капитализм. Что-то произошло, наконец, с хлопцами-херсонцами.

Кассету Толик машинально вертел в руках, Пивняк заметил это, подставил набитый мусором мешок:

– Бросай.

Толик замешкался.

– Да там уж разговор больно стремный…

– На фиг тебе это говно? Оно тебя касается?

Бригадир задумался. Никакой он, конечно, не настоящий москвич и не важная птица. Отца с тремя судимостями в столице не прописывали, гнили в шлакоблочном бараке на сто первом километре, а он сам, когда подрос, приехал к отцову брату – дяде Паше, в убогий домик в Жаворонках… На автобусе мотался в Москву, терся с блатными, тусовался с приблатненными, самого от тюрьмы только случай спас, многие кореша так и сгинули за решеткой… И сейчас он такой же работяга, как Пивняк, Босой или Говорящий Попугай, только с московской пропиской. Что ему эта кассета? Хотя он от блата давным-давно отошел, властям помогать никогда охоты не было, потому что и власти ему ничем не помогали… Но если на пленке действительно шпионаж, то это статья особая! Между своими счеты сводить – драться в кровь, резаться, кирпичами биться – это одно, а когда чужие в твой дом лезут – совсем другое…

Отец, напиваясь бурачного самогона, рвал латаную гармошку да орал тюремные песни. В одной рассказывалось, как некий подозрительный субчик хотел за стакан жемчуга и французские франки купить у честного уркагана план советского завода. Толик не мог взять в толк – откуда у уркагана мог взяться секретный план, почему французский шпион обратился именно к нему и почему он не обменял предварительно франки на рубли… Но эти частности отходили на второй план – запомнился главный вывод:

Советская малина

собралась на совет,

и все мы порешили

врагу ответить – нет!

Мы сдали того субчика

войскам НКВД,

с тех пор его по тюрьмам

не видел я нигде…

Толик покачал головой.

– Выноси. Надо будет – сам выброшу…

– Ну гляди, – Пивняк потащил мешок к выходу. Разборка номера продолжалась. Отодрав последний кусок плинтуса, Босой вдруг крикнул:

– О! Золотые часы!

Когда все бросились смотреть, он, довольный, заржал. Шутка удалась.

* * *

Когда оперативный дежурный позвонил по внутреннему, капитан Кастинский переглянулся с майором Ремневым и нараспев спросил:

– А кто у нас, Виктор Васильевич, сегодня по отделу дежурит? Там в приемной посетитель сидит с заявлением…

Майор оторвался от бумаг, поскреб затылок, будто задумался, хотя чего думать: вот он, график, – на сейфе скотчем приклеен…

– Да по-моему, человек хотя и молодой, но ученый, – вполне серьезно сказал он. – Он досконально во всем разберется, до самой сути дойдет…

– Ладно вам, какой я ученый, – лейтенант Евсеев поднялся из-за стола, глянул в небольшое зеркало, закрепляя каменное «комитетское» выражение.

– Ученый, ученый, – подтвердил Кастинский. – Мы после обычных институтов годичную спецподготовку проходили, а ты Академию окончил, да еще с отличием. Куда ученей! Мы еще все под тобой походим…

Не отвечая, чтобы не сбить выражения, Евсеев направился к двери. Подтрунивания коллег успели надоесть. Ну сколько можно? Надо крупное дело раскрыть, настоящего шпиона поймать, тогда признают…

– Ладно, не обижайся, – сказал ему в спину Ремнев. – Заканчивай там по-быстрому, да чаю попьем…

Евсеев быстро спустился вниз, в приемную, где напряженно сидел на краешке стула круглолицый мужчина лет сорока пяти, вполне заурядной внешности, в поношенной одежде, с крепкими, в ссадинах, руками.

«Каменщик или подсобник на стройке», – подумал лейтенант.

Год назад он выпустился из Академии, у него было полудетское лицо с нежной кожей, легким румянцем и светло-голубыми глазами. Никто не мог принять его за сотрудника столь серьезной организации, как ФСБ.

Посетитель читал маленькую потрепанную книжку, чем отличался от обычных работяг, которых приходилось видеть Евсееву. Правда, может, он просто делал вид, что читает, и именно с той целью, чтобы создать впечатление такого отличия. Увидев лейтенанта, посетитель вскочил навстречу. Атмосфера Управления способствовала тому, чтобы даже молодых сотрудников здесь воспринимали всерьез.

– Здравствуйте, меня зовут Иван Иванович, – приветливо улыбаясь, лейтенант протянул руку, дружески потряс тяжелую мозолистую ладонь.

Первая заповедь сотрудника контрразведки – расположить к себе человека, с которым общаешься. Такую же заповедь должны исповедовать и все остальные сотрудники правоохранительной системы: милиционеры, прокуроры, судьи, – но они о ней наглухо забыли. А контрразведчики помнят. Может, потому, что за год в Москве, хорошо если разоблачают одного шпиона, а обычные уголовники попадаются десятками тысяч.

– А вас как зовут?

– Толик… То есть Кутьков Анатолий Васильевич…

Евсеев улыбнулся еще шире.

– Очень приятно, Анатолий Васильевич. Вы похожи на моего брата, ну прямо одно лицо. Он на стройке работает…

На самом деле Евсеева не звали Иваном Ивановичем, это был псевдоним для общения со случайными людьми. И брата у него никакого не было. Но Толик расслабился и улыбнулся в ответ, а следовательно, цель оперативной тактики была достигнута.