Книга Падшие ангелы - Трейси Шевалье

Как печально для матери потерять ребенка или для ребенка — потерять мать. Они пребывают в трауре в течение одного года.

По братьям и сестрам — 6 месяцев.

По бабушкам и дедушкам — 6 месяцев.

По дядюшкам и тетушкам — 2 месяца.

По двоюродным дядюшкам и тетушкам — 6 недель.

По кузенам и кузинам — 4 недели.

По троюродным братьям и сестрам — 3 недели.

Одежда

Очень важно приобрести надлежащую траурную одежду. Она должна быть новой, и после траура ее нужно сжечь, потому что это плохая примета — хранить ее в доме.

Все приличные лондонские семьи покупают траурную одежду у «Джейса» на Риджент-стрит.

В полном трауре по мужьям, родителям или детям дамы носят платья из лучшего плотного шелка с отделкой из крепа. В трауре по бабушкам и дедушкам, а также по братьям и сестрам дамы носят платья из обычного черного шелка, также отделанные крепом. По всем остальным родственникам дамы носят простые черные платья без крепа.

Дамы носят черные перчатки и обшивают черным белые носовые платочки.

По прошествии некоторого времени креп можно снять. Это называется «ослабить» траур.

Потом идет полутраур. Дамам полагается надевать серое либо лавандовое, либо лиловое, либо же черное в белую полоску. А также серые перчатки.

Драгоценности

Во время полного траура дамам можно носить агатовые броши и серьги. Броши могут быть украшены волосами покойного. Во время полутраура дамам позволяется надевать немного золота, серебра, а также жемчуга и бриллиантов.

Бумага

На бумаге для письма должна быть черная рамка. Очень важно, чтобы рамка была достаточно широкой, дабы почтить память покойного, но не до вульгарности.

Джентльмены

Джентльмены носят то, что они обычно надевают на работу, но тоже с черными лентами на шляпах, черными галстуками и черными перчатками. Драгоценностей они не носят.

Дети (до десяти лет)

Дети могут надевать черное по желанию, но чаще всего они носят одежду белого цвета, а иногда лавандового, или розовато-лилового, или серого. Они могут носить перчатки. Дети старше десяти должны носить полный траур.

Мод Коулман

Когда мы пришли сегодня на кладбище, там разбирали могилу Уотерхаусов. Я знала, что похороны тетушки Лавинии назначены на следующий день, но думала, что они начнут копать могилу позже в этот день. Было странно наблюдать, как Саймон и его папа работают не на чьей-то чужой могиле, а на одной из наших. Наши могилы всегда представлялись мне чем-то постоянным и нерушимым, но теперь я знаю: можно взять лом и распотрошить их, даже ангела свалить.

Увидев вокруг могилы людей, Лавиния взяла меня под руку, и я подумала, что сейчас она закатит сцену. Должна признаться, что подустала от нее. С тех пор как умерла ее тетушка, она не говорит ни о чем другом — только о черных одеждах и о том, когда она снова сможет носить драгоценности, хотя ей в любом случае почти не разрешают их надевать! Правила поведения во время траура довольно суровые, судя по тому, что она рассказывает. Не думаю, что у меня бы получалось их соблюдать. Я бы все время что-то нарушала, даже не осознавая этого.

Потом мамочка вдруг закричала: «Джон!» Я никогда не слышала, чтобы она кричала так громко. Мы все подпрыгнули от неожиданности, а потом я увидела, как папа Саймона толкнул мистера Джексона и тот отлетел в сторону. А затем ангел Уотерхаусов рухнул на землю.

Все это было очень странно. Я никак не могла связать увиденное воедино. Не понимала, почему папа Саймона пихнул мистера Джексона и почему его за это благодарил мистер Джексон, белый как смерть. Не понимала, почему упал ангел. И не понимала, откуда мамочка знает имя мистера Джексона.

Когда я увидела, что голова ангела откололась от тела, то еле сдержалась, чтобы не засмеяться. Лавиния, конечно же, упала в обморок. Потом Саймон с головой ангела под мышкой куда-то убежал, и тогда я и в самом деле рассмеялась — мне это напомнило поэму об Изабелле, которая хоронит голову своего возлюбленного в горшке с базиликом.[16]

К счастью, Лавиния не слышала моего смеха — она уже очнулась, но была занята тем, что приходила в себя. Мамочка суетилась вокруг нее, как сумасшедшая, — обнимала, протягивала ей платочек.

Лавиния взглянула на мамочкин платок.

— Нет-нет, — произнесла она, — я должна пользоваться своим траурным платком.

— Это не имеет значения, — сказала мамочка. — Правда.

— Вы уверены?

— Господь не поразит тебя громом и молнией, если ты воспользуешься обычным платком.

— Но тут же дело не в Боге, — самым серьезным тоном сказала Лавиния. — А в уважении к мертвым. Моя тетушка была бы оскорблена, узнай она о том, что я могу делать хоть что-то, не думая о ней.

— Вряд ли твоей тетушке хотелось бы, чтобы ты думала о ней, вытирая рот, после того как тебя стошнило.

Айви Мей хихикнула. Лавиния зыркнула на нее.

— Времена меняются, — сказала мамочка. — Никто уже не ждет от тебя или твоих родителей полного траура. Возможно, ты этого и не помнишь, но король Эдуард сократил траур по своей матери до трех месяцев.

— Я помню. Но моя мама носила траур по королеве дольше, чем кто-либо. И мне было бы стыдно не носить траур по моей тетушке.

— Я могу чем-то помочь, мадам? — спросил мистер Джексон, подойдя к ним.

— Вы бы не могли заказать нам кеб, чтобы добраться до дома? — спросила в ответ мамочка, не глядя на него.

Мистер Джексон ушел ловить кеб. Когда он вернулся, Лавиния уже пришла в себя, но была все еще очень бледна и тряслась.

— Может быть, донести ее до двора? — спросил мистер Джексон. — Вы можете идти, юная леди, или хотите, чтобы я вас отнес?

— Я могу идти, — сказала Лавиния и сделала несколько нетвердых шагов.

Мамочка обняла Лавинию за плечи, а мистер Джексон взял ее под руку, и они медленно пошли по дорожке к выходу. Мы с Айви Мей шли следом за ними, и тут я заметила, что пальцы мамочки и мистера Джексона соприкасаются на руке у Лавинии под локтем. Я не была полностью уверена и даже в какой-то момент хотела спросить у Айви Мей, видит ли она что-то такое, но потом передумала.

Мистеру Джексону пришлось нести Лавинию вниз по ступенькам во двор, но потом она сказала, что уже достаточно оправилась и может идти сама. Когда мы добрались до главных ворот, там нас уже ждала двуколка — для четверых места в ней было маловато, даже несмотря на то что трое из нас были девочки. Я думаю, это был первый попавшийся экипаж. Мистер Джексон подсадил Лавинию — то есть на самом деле ему пришлось поднять ее, потому что она была слишком слаба. Затем он повернулся и помог сесть мне и Айви Мей. Айви Мей села мне на колени, чтобы осталось место для мамочки. Айви Мей сидела очень спокойно, не вертелась. Она довольно тяжелая, но мне нравилось держать ее на руках и обнимать, чтобы она не свалилась. И мне так захотелось, чтобы у меня был братик или сестричка и можно было сажать их на коленки время от времени.